Дамы при дворе
От страха растерялись,
И в испуге
Падают красотки,
Каплями дождя ночного,
Что в саду стекают
По решетке,
Окружающей цветущий лотос.
Разбежались милые подруги;
Как цветы гортензий
Под дыханьем ветерка весенним,
Задрожали,
Помышляя только о спасенье.
Лютни и пиба
Поразбивали,
Лютни и пиба
Они сломали,
Спотыкаясь, падая
В смятенье.
Прижимаясь в ужасе
Друг к другу,
Не поймут,
Куда им скрыться
От беды жестокой:
К северу бежать им
Или к югу,
К Западу стремиться,
Иль к востоку.
Спотыкаясь, падая,
Бежали,
Красоту теряя
В столкновенье.
Каждая бежала,
Что есть силы,
Помышляя только
О спасенье.
Была глубокая ночь, и девушки не осмеливались даже крикнуть, чтобы не потревожить государя. Мы не будем говорить о том, как они, дрожа от страха, спрятались, притаившись около стены, а вернемся лучше к волшебнику. Оставшись один, он то и дело наливал себе вина. Выпьет чашку, схватит какого-нибудь человека и в два счета проглотит его, упиваясь кровью.
Между тем в городе прошел слух, что Танский монах оказался тигром-оборотнем. Разговоры об этом распространялись, пока, наконец, не дошли до гостиницы «Золотой павильон». А там в этот момент никого не было, кроме коня Сюань-цзана, который в это время жевал заданный ему корм. А как вы знаете, читатель, конь этот был не простым конем, а сыном царя драконов Западного моря. За нарушение небесных законов ему отрезали рога и превратили его в животное. Впоследствии он был превращен в белого коня,который должен был везти Сюань-цзана на Запад за священными книгами.
Услышав о том, что Танский монах совсем не монах, а оборотень-тигр, конь подумал: «Наш учитель, несомненно, хороший человек, не иначе как какой-нибудь волшебник превратил его в тигра и хочет погубить его. Что же теперь делать? Как быть? Нашего старшего брата давно уже нет с нами, а от Чжу Ба-цзе и Ша-сэна тоже никаких вестей».
Дождавшись второй стражи, он вскочил на ноги.
– Если я не спасу Танского монаха, – сказал он себе, – то никогда не смогу искупить своей вины.
И, не в силах сдерживать себя, он разорвал повод, которым был привязан, и сбросил с себя седло и сбрую. Затем он потянулся и поспешил принять свой прежний вид, превратившись в дракона. Взлетев в облака, он поднялся прямо на девятое небо и стал осматриваться. Об этом сложены стихи,которые гласят:
Трипитака пошел на Запад,
Он Будде желал поклониться;
В руки волшебника злобного
На пути попался нечаянно.
Тот превратил его в тигра, —
Как ему освободиться!
Белый конь его вздыбился,
Чтобы сбросить хозяина.
И вот сын царя драконов увидел зал Серебряного спокойствия. Он был ярко освещен и, казалось, сиял. Там были зажжены восемь фонарей с восемью свечами. Дракон спустился пониже и, присмотревшись внимательно, увидел, что волшебник, восседая на почетном месте, попирая священные законы, пьет вино и закусывает человеческим мясом.
– Ну, негодяй, пришла твоя смерть, выдал ты себя с головой, – смеясь сказал дракон. – Смотри, как он ликует! Да, в пожирании людей ты большой знаток. Однако где же может быть учитель? Пока что мне удалось встретить только эту низкую тварь. Сыграю я сейчас с ним штуку. Главное – расправиться с волшебником, а спасти учителя я еще успею.
О, прекрасный молодой дракон. Он встряхнулся и сразу же превратился в одну из придворных девушек, очаровательную и грациозную. Плавно она поспешила в зал и, склонившись перед волшебником, пожелала ему всяческого счастья и благополучия.
– Зять, – сказала она, – надеюсь, вы не причините мне вреда, я пришла наливать вам вино.
– Ну что ж, наливай, – согласился волшебник.
Тогда дракон взял кувшин и налил в чашку волшебника вино. Но налил он так, что вино было на три – пять фыней33 выше краев и тем не менее не разливалось. Это оказалось возможным потому, что дракон владел способом усмирения воды. Увидев это, волшебник очень удивился.
– Так вот что ты можешь делать, – сказал он.
– Я могу налить еще на несколько фыней выше, – сказал дракон.
– Ну-ка, наливай, наливай, – попросил волшебник.
Тогда дракон начал лить, а вино в чашке все поднималось и поднималось, пока не достигло высоты тринадцатиэтажной башни. Несмотря на то что этот столб был узким и высоким, из него не вылилось ни капли. Тут волшебник вытянул морду, выпил вино и, подтянув к себе убитую им жертву, откусил от нее.
– Ты петь умеешь? – спросил он.
– Умею немножко, – сказал дракон и тут же спел песенку.
– А танцевать ты можешь? – спросил волшебник.
– Немного могу, – отвечал дракон. – Однако танцевать с пустыми руками как-то некрасиво.
Тогда волшебник скинул с себя кафтан и, вытащив из висевших у него на поясе ножен меч, передал его дракону. Тот взял меч, осторожно проделал им три выпада вверх, четыре вниз, пять влево, шесть вправо, а затем прибегнул к «способу цветущего меча». Увидев это, волшебник от злости заскрежетал зубами. А дракон, схватив меч, нарисовал им в воздухе иероглиф-цветок и намеревался с силой ударить волшебника. Но тот вовремя уклонился в сторону. Волшебник не растерялся и, схватив стоявший рядом огромный фонарь, отразил удар. А надо сказать, что фонарь был сделан из кованого железа и вместе с подставкой весил около девяноста цзиней.
После этого оба противника покинули зал Серебряного спокойствия. Дракон принял свой настоящий вид и, взметнувшись на облако, вступил в бой с волшебником. Этот бой во тьме был поистине удивительным.
Один из них был чародеем,
В горах Ваньцзышань рожденным,
Другой же низринутым с неба
Был Западных вод драконом.
Один из них свет своих подвигов
Метал, словно молнии, бурно,
Другой источал свою силу,
Подобную туче пурпурной.
Один был, как слон белоклыкий,
Что к людям приходит и внемлет…
Лисой с золотыми когтями
Другой опустился на землю.
И первый поддерживал небо,
Нефритовой высясь колонной,
Другой же поддерживал море, —
Он балкой лежал золоченой.
Драконом серебряным в небе
Летал, в высоте извивался,
А желтый волшебник, взмывая
И падая вниз, – кувыркался.
И меч остановки не ведал,
Разил он, как будто играя,
И в вихре качался фонарик,
Метался от края до края.