Покуда они ужинали, гвардейцы затеяли танцы с горничными на кухне. Так что Лестеру стало завидно — и он немедленно устроил танцы в гостиной. Эрика играла на фортепьяно, а лорд Уилброк танцевал с тетушкой Гортензией. И даже миссис Фултон согласилась на танец с сержантом. А потом села за рояль сама, и Лестер впервые станцевал с Эрикой, как мечтал с первого дня их знакомства. За этими развлечениями они едва не пропустили полночь. Но, по счастью, подарок Лестера, городок, часы на котором выставили правильно, предупредил их, заиграв и задвигавшись в нужную минуту. Король и королева вновь выехали из замка, и Лестер, глядя то на них, то на Эрику, чувствовал себя совершенно счастливым. Он был готов стать королем, остаться графом Тенландским, или вовсе превратиться в простого ремесленника — любая судьба сейчас представлялась ему прекрасной. Если он сможет разделить ее с Эрикой, если она будет рядом с ним.
— Отпусти меня немедля, ужасный злодей! — возмущенно воскликнула Эрика, когда Лестер расстегнул три верхние пуговички ее платья и, стянув его с плеч, принялся покрывать ее кожу жадными поцелуями.
— Даже и не подумаю! — уверенно сообщил Лестер, притянув ее к себе поближе. — Ты теперь принадлежишь мне и полностью в моей власти! И никуда тебе не деться.
С этими словами он выпутался из второго рукава мундира и ловким движением бросил его на стул. Разумеется, можно было развеять и ее, и его одежду сразу же. И он так и собирался делать, а то от этих кринолинов свихнуться можно. Но прежде — не мог отказать себе в паре красивых жестов. Все же это была их первая брачная ночь! И к тому же Лестер хотел еще немножко полюбоваться на Эрику в свадебном платье, которое восхитительно ей шло. Нежное, воздушное и кружевное, со шлейфом, расшитым цветами из лент. Она сама выбирала — и, разумеется, с ее вкусом оказалась совершенно великолепной невестой. Но добраться до нее без платья тоже ужасно хотелось, и Лестер махнул головой, развеивая платье в сторону кушетки, на которую оно изящно опустилось, заняв целиком. А Лестер обнял Эрику, оставшуюся в одной сорочке и панталонах, обеими руками, немедленно скользнув одной ниже талии.
— Коварный и подлый разбойник! — весело сказала Эрика, — Который притворился благородным принцем, чтобы заманить меня в свои сети! Но учти! Я буду сопротивляться!
— Притворился благородный принцем, сам оказался неблагородным королем! Отменный подлец! — охотно подвердил Лестер очень довольным тоном и потянул Эрику в сторону кровати, не забывая по пути тискать за бока и попку. Он так долго этого ждал, и теперь наслаждался буквально каждым прикосновением. И желал ее все сильнее с каждой секундой. — И ты попала в мои цепкие лапы, и з которых не вырваться. А будешь сопротивляться — накажу! Весьма злодейски и извращенно.
— Ах! Извращенно накажешь! — восторженно воскликнула Эрика и хлопнула его ладонью по груди, — Ах, уйди злодей, разве можно так с утонченными девицами?
— Вот сейчас я тебе покажу, как можно с нежными трепетными девицами! Напросилась, красавица! — пригрозил Лестер, подхватывая ее поперек талии.
И руки ей вскоре связало одной из лент, украшавших платье, широкой и мягкой, с кокетливым бантиком в довершение. Лестер ничего не мог с собой поделать: такой уж у него сегодня было настроение, в один из самых лучших дней его жизни. Или даже самый лучший!
Он повалил Эрику на кровать на живот, одной рукой ухватив за ленту, чтобы вытянуть ей руки над головой, а другая заскользила по телу Эрики, задирая сорочку, добираясь до обнаженной кожи, приподнимая за бедра попкой кверху. Теперь Лестер мог добраться еще и до ее груди, чтобы потискать как следует и ее тоже. Он мог себе теперь позволить и это, и все что угодно — Эрика теперь была его, целиком и полностью, перед небом и людьми. Они сказали друг другу клятвы сегодня, и то, что случится сейчас — станет прекрасным довершением их соединения. Лестер изнывал от нетерпения и одновременно не мог перестать ею наслаждаться, стремясь продлить это удовольствие.
— Бесчестный тип, разве можно вот так коварно пользоваться магией? — проговорила Эрика напрашиваясь на продолжения наказание и сама вздернула попку повыше.
Что-то, а наказания они все это время практиковали охотно и Эрика от них расцвела и выздоровела от сухотки даже без ссека. Которого явно уже боялась громадно меньше, но суеверно откладывала до свадьбы. И сейчас напрашивалась на привычные и непривычные удовольствия.
— Для чего же еще нужна особая тайная магия, как не для издевательств и развращения хорошеньких соблазнительных девиц? — риторически поинтересовался Лестер, с преогромным удовольствием спустив с нее панталончики, и вытянул руку, в которую несколько мгновений спустя влетел ремень его мундира, черный и жесткий, отменный. Его Лестер оставил еще у порога спальни, примерно там же, где и фату Эрики. — И раз ты этого не понимаешь, придется тебя проучить! Тогда-то уж поймешь.
Он провел ремнем по ее попке, не торопливо, приноравливаясь и давая ей ощутить, что ее сейчас ждет, а потом ударил в первый раз, коротко и хлестко, оставляя на попке широкую розовую полосу.
Эрика болезненно вскрикнула вполне непритворно, а потом не менее искренне сладостно застонала и чуть сильнее развела ножки, между которых наверняка разгорался пожар не меньший, чем у Лестера.
— Как же несчетна я, которой приходиться все это выносить, зная, что злой рок сегодня не минует меня! — принялась она как обычно очень изобретательно причитать.
— Ничего, я тебя потом утешу, — пообещал Лестер и ударил снова, как всегда во время наказания ощущая Эрику особенно остро. Это были ни с чем не сравнимые, незабываемые, неповторимые чувства. И его собственное удовольствие мешалось с ее удовольствием, так что он порой не понимал, где кончается одно и начинается другое. — Выпорю как следует, а потом утешу, как никто прежде не утешал. Вот здесь, в самом сладком месте.
Еще один удар, а потом Лестер провел ремнем прямо между ее ножек, показывая, где именно собирается утешать — и тут же ударил снова. Эти наказания были безмерным удовольствием и для него тоже. Чувствовать, как она трепещет в его руках, знать, какие сильные, острые ощущения Лестер у нее вызывает, понимать, насколько Эрика в его власти, видеть, с каким удовольствием она в эту власть отдается — было прекрасно. Но сейчас Лестер ждал еще и продолжения. Нового, раньше с ней не испытанного, такого желанного, что у него внутри все огнем горело.
— Как ты не понимаешь, что это утешение хуже всего для несчастной порядочной девицы! Лучше б ты избил меня кнутом до смерти! Чем покушаться на самое драгоценное! — драматично заявила Эрика и хихикнула.
И эти ее выразительные стенания Лестера заводили тоже: ее ум и фаназия, и чувственность — он не мог не думать о том, как она прекрасна. И от этого хотел ее еще сильнее.
— Ах, значит, хуже всего моя ласка тебе? Ну уж за это ты сейчас поплатишься, — продолжил он изображать ужасного злодея. И ударил сильнее, со всей страстью, которую чувствовал к ней сейчас, показывая каждым ударом, как сильно ее хочет, как желает быть с ней. Еще и еще, А потом, после самого последнего, самого сильного удара, отбросил ремень в сторону и погладил рукой там, где только что выпорол, наклонился, касаясь губами, покрывая поцелуями. Продолжил гладить рукой, добираясь до пресловутого самого драгоценного И самого желанного. — И здесь — тоже моя. Везде моя, вся моя, — страстно прошептал Лестер, а потом в одно мгновение избавился от остатков одежды на них обоих. И теперь она больше не мешала ему приникнуть к Эрике всем телом, ощутить прикосновение кожи к коже, ощутить ее рядом всем собой.
— Ах, как бесчестно делать меня своей! — бесстыдно простонала Эрика, у которой влажно блестело между ее дивных ножек.
— Да, это был очень наглый и вероломный поступок — жениться на тебе, — довольно согласился Лестер, лаская ее везде: грудь, бока и бедра. Нежно поглаживая, тиская, пощипывая. Продолжая смешивать боль с удовольствием, потому что так было лучше всего. — Теперь тебе не спастись!
