Просто думать обо всем этом и ничего не делать было решительно невыносимо. И Лестер позволил себе положить ладонь ей на нежно розовеющую щечку. А потом вспомнил, что у него вот прямо здесь, в подставке для зонтов, лежит стек для верховой езды. И его от одной мысли об этой как молнией прошибло от макушки до пяток. Достаточно просто протянуть руку — и взять. И он протянул, привычным жестом обхватив кожаную оплетку рукояти, которую куда чаще держал вовсе не во время верховых выездов.
— Я верю, что не будешь, Эрика, — ласково сказал он. Потому что не сердился. Он волновался и притом хотел ее до одури. — Ты у меня очень рассудительная, и не станешь нарочно делать себе хуже. Но раз ненароком сделала… ох, если бы только тут не было миссис Фултон, я бы охотно сделал тебе лучше. Сделал то, от чего стало бы лучше. Наказал бы за нечаянный проступок, потому что обещал не спускать тебе невнимательного отношения к своему здоровью… Мое сокровище, не заставляй меня больше так пугаться за тебя, прошу!
Он выхватил стек из подставки и медленно, осторожно приподнял им край шали Эрики, чтобы скользнуть под нее и провести по спине сверху вниз, вдоль позвоночника. Уверенным, сильным, хоть и неторопливым движением — чтобы она ощутила стек через все слои одежды. Ей нужны были эти физические ощущения, Лестер знал. Хоть это, конечно, и близко не порка, но она сейчас получит достаточно впечатлений и ощущений, чтобы ей снова стало лучше. И эта беготня по улице на ней не сказалась. Он надеялся, что так и будет, и что Эрика сейчас все поймет верно, он ведь объяснил ей вчера. И Лестер успокоится: тем, что у нее стало больше сил, и тем, что он делает сейчас. Ему тоже было это нужно, как и ей, жизненно необходимо.
Эрика замерла, глядя ему в глаза и шумно задышала, чуть приоткрыв соблазнительный ротик. Она буквально впитывала его ласку, ее щеки на глазах заливало румянцем и она выглядела еще более аппетитной ягодкой.
— Я бы покорилась, раз уж виновата. Хотя и не всегда готова быть покорной, — ответила она.
— Непокорная ты прекрасна, мое сокровище, — от всей души сказал Лестер, вспоминая, как она вчера швырялась в него подушками, решительная и возмущенная. Вечно бы мог любоваться! И на такую, как сейчас, нежную и открытую ему, тоже. На всякую, всю Эрику целиком, его Эрику. Стек скользил по ее спине, по боку, по груди, будто сам собой, Лестер на него не смотрел, он ощущал. Как отзываются в ней его движения, куда повести дальше, чтобы ее тело отозвалось. Никогда он так не чувствовал ни одну женщину. Потому что ни одна из них не была Эрикой, вот почему. — И тем слаще тебя все же покорить. И тем ценнее то, что ты готова покориться сейчас. Мой гринмаркский цветок…
Лестер провел ладонью по ее щеке, неторопливо, напоследок слегка ухватив за подбородок, чуть приподняв голову вверх, чтобы смотреть ей прямо в глаза. А потом убрал руку, отступил слегка, чтобы дать своей руке чуть больше свободы движений. И тогда стек скользнул ниже талии, приминая небольшой кринолин ее скромного платья, демонстрируя совершенно явно и неприкрыто, куда Лестер бы хотел сейчас добраться, если бы мог. И даже эта томительная невозможность ему казалась сейчас сладкой.
— Пока не твой цветок, — весьма непокорно хихикнула Эрика и тут в холл вылетела миссис Фултон с возгласом:
— Ах, граф, я не могу решить за вас, которая елка для гостиной, а которая для столовой! — и, приостановившись, удивленно спросила Лестера, успевшего отдернуть руку со стеком, — А что это вы делаете?
Прода 16 января
— Собираюсь на конюшню, — невозмутимо и беззаботно ответил он. — Вы ведь заметили, миссис Фултон? Мои слуги, хоть и старались, не смогли найти омелу! Какой же новый год без омелы? По счастью, я изъездил всю округу, и знаю, где ее найти неподалеку. Мигом обернусь верхом!
Его очередное самозабвенное вранье вновь оказалось удачным. Миссис Фултон радостно заворковала:
— Ах, как приятно видеть, что вы готовы принять такое живое участие в подготовке к празднику!
— Я люблю новый год, — наконец изрек Лестер нечто правдивое. — Но мне нужно спешить. А с елками пусть определиться мисс Гринмарк. Я доверяю ее вкусу, — и искоса бросил на Эрику короткий, но очень выразительный и полный обожания взгляд. Он не мог отказать себе хотя бы во взгляде, раз уж остальное в присутствии мисс Фултон было недоступно.
Эрика смущено опустила глаза, но было в ее бродящей на лице полуулыбке нечто лукавое. Это прелестное зрелище согревало сердце Лестера, который и впрямь отправился за омелой. Вернулся он с добычей и застал в доме переполох, как во время переезда с генеральной уборкой вместе. Запах хвои буквально дубиной обрушился на Лестера, едва он вошел, под руководством миссис Фултон Рита делала зеленые букеты, а ее отец прикреплял их к перилам. Эрика же наводила окончательный лоск, декорируя шишками, лентами и игрушками. Сын поварихи Итон волок куда-то мелкие березовые чурбачки, то и дело роняя по паре штук на пол и подбирая их, из гостиной доносились возгласы других слуг, которые что-то бурно передвигали.
У Лестера ото всего этого голова пошла кругом, но одновременно с тем он прямо всей кожей ощутил, как разливается вокруг настроение праздника. И его личный тихий новый год в одиночестве превращается в веселое торжество, которое он разделит с самым важным для него человеком. Он улыбнулся Эрике, вручив ей охапку омелы — а потом с удовольствием влился в общее буйство, командуя слугам, куда и что передвигать, как ставить елки и чем драпировать подставки. Особенно тщательно подойдя к той, вокруг которой должна была разместиться деревенька. Они, кроме прочего, заказали по привезенному Лестером каталогу маленькую железную дорогу с самодвижущимся поездом. И нужно было распланировать все так, чтобы и для нее хватило места, когда ее доставят на завтра. Пока же им предстояло расставить домики, и к этому делу Эрика подошла с особым тщанием и энтузиазмом. Тут уж Лестер не раздавал указания, а только слушался, куда и что поставить, чтобы создать нужную композицию.
Надо сказать, домиками Эрика восторгалась особо. И яркости и перламутрово поблескивающему снежку на коньке крыши и тому, что в окошки вставлены крошеные стекла, и что за ними видны бумажные силуэты жильцов, и тонкости раскраски и фантазии мастера их создавшего, она то и дело показывала: «Смотрите, тут снеговичок в углу притаился». «А у этих в венке на двери крошечные свечи!». И Лестер и мисс Фултон с удовольствием разделяли с ней эту радость.
Эрика снова была упоительна, со своим детским счастьем от приближения праздника, а Лестер любовался и наслаждался ей. Хотя не будь здесь миссис Фултон, наслаждаться было бы намного проще. А при ней Лестер даже говорить откровенно не мог. Ни комплиментов Эрике сказать, как ему хотелось бы, ни подойти ближе. И уж тем более — не прикоснуться. После сцены со стеком, когда миссис Фултон их чуть не застукала, Лестер ощущал себя тайным и коварным соблазнителем, который только и ждет улучить минуту, чтобы надкусить свое сладкое яблочко.
Особенно на следующий день: спать одному, без Эрики, было весьма тоскливо, и он просто изнывал, дожидаясь момента, когда наконец сможет очутиться с ней наедине по воле случая. Момент настал после завтрака, где Эрика поделилась планами украшения подоконников. И вот, идя по коридору из своего кабинета час спустя, Лестер заметил ее за портьерой — край платья и тихий шорох юбок. Видно, тем самым украшением подоконников она и занималась. Сердце у Лестера немедля забилось чаще, как у пылкого влюбленного — которым он, что уж там, на деле и являлся. И он, внимательно оглядевшись, чтобы увериться, что миссис Фултон поблизости нет, тихо подошел ближе, чтобы вкрадчиво спросить:
— Мое прекрасное сокровище, не нужна ли вам помощь? — на «вы» он решил обращаться к ней всегда, памятуя о стеке. Чтобы не запутаться в обращениях, если миссис Фултон вновь появится так же неожиданно.
— Что вы себе позволяете? Как вы можете? — из-за занавески выскочила миссис Фултон с испуганно распахнутыми глазами, — Вы… вы… Это недостойно мужчины, приютившего беззащитных женщин у себя в доме! Ах, хорошо, что этого не слышала Эрика, бедняжка!
