— Но ведь та история… с девицей Парамоновой…

— Лизавета Петровна, я не люблю говорить о вещах, коих не был свидетелем, — отрезал Борис. — Я искренне верю, что подозрения Василя беспочвенны, даже несмотря на прошлое и настоящее Alexandre.

Настоящее? И снова тот самый холодок по спине. Борис некоторое время с участием смотрел на нее, а после уткнулся в книгу, что лежала у него на коленях. Лизе бы расспросить его, но она боялась услышать даже мимолетный намек на что-то, что может пошатнуть ее чувства к Александру. Ведь единственное, что ныне удерживало ее от пучины отчаяния, — надежда на то, что после венчания он примет ее раскаяние и простит.

— Отчего вы так не любите Василия Андреевича? — вдруг резко спросила Лиза, и сама удивилась своему тону. — За то, что он не поспешил на помощь Александру Николаевичу после ареста? Но граф ведь простил его проступки. Все до единого…

— Раз уж мы заговорили откровенно, Лизавета Петровна, я не стану отпираться. Вы когда-нибудь читали сочинения господина Крылова? В одной из его басен есть замечательные персонажи — стрекоза и муравей. Так вот, муравью никогда не бывать другом стрекозы. Уж слишком они разные. Так и я никогда не смогу понять Василия Андреевича. Всеми своими поступками и житейским укладом он вызывает во мне одно лишь неприятие. А что до прощения Alexandre… Можно принять проступки, но не прощать их. Принять, потому что прошлого не изменить. Полагаю, это тот самый случай.

Высказавшись, Борис вновь погрузился в книгу, оставив Лизу наедине с ее тягостными размышлениями о странных отношениях между кузенами.

Дождь вскоре прекратился. Но Головнин покинул карету только под вечер. Вышел до заставы, чтобы не бросать тень на имя юной попутчицы. С Лизой он больше не заговаривал, только учтиво беседовал с пробудившейся через пару часов Пульхерией Александровной. Когда прибыли в Тверь, Борис проводил дам до губернаторского дома, видимо, выполняя просьбу Дмитриевского передать их из рук в руки Петру Адриановичу.

В передней маленькая компания неожиданно столкнулась с ротмистром Скловским, тем самым, что был так явно увлечен Лизой на новогоднем бале. При виде девушки, следующей за Борисом и Пульхерией Александровной, глаза улана так и вспыхнули страстным огнем.

— Mademoiselle Vdovina! J'ai de la chance de de vous voir!^[231] — обратился ротмистр к Лизе после общих приветствий, заставив ее премило покраснеть от смущения. — Не могу в полной мере выразить свою нечаянную радость! Я полагал, что вы и ваша маменька уже продолжили свой путь, и мне более не представится шанса насладиться вашим обществом. Я пару раз приезжал в Заозерное, но, увы, мне было отказано в визите. А в последний раз и вовсе сообщили, что вы уехали…

— Неужели? — Лиза удивленно перевела взгляд на Бориса, а молодой улан стал сыпать вопросами о здоровье ее матери, длительности визита в Тверь и ее планах на время поездки.

— Да, нынче пост, но, быть может, вы изыщете возможность взглянуть на обновленный сад Путевого дворца Его Величества? Говорят, он великолепен!

Тут Борис, который с самого начала с явным недовольством взирал на ротмистра, поспешил вмешаться:

— К сожалению, вынужден напомнить вам, сударь, что мы проделали долгий путь, и дамы устали. Нынче не время для светской беседы… И еще — не уверен, что у Лизаветы Петровны выдастся свободная минута для прогулок. Время ее визита весьма ограничено, а ведь ей предстоит немало хлопот. Подготовка к свадьбе, знаете ли, иной быть не может.

— К свадьбе? — ошеломленно переспросил улан, и Пульхерия Александровна, которая уже успела позабыть об усталости и с живым интересом прислушивалась к разговору, с удовольствием ответила на его вопрос:

— Да, истинно так. С моим племянником, графом Александром Николаевичем Дмитриевским.

Лиза готова была поклясться, что при этом старушка заговорщицки переглянулась с Борисом.

— Зачем вы сказали господину Скловскому об этом вот так? В передней? — сокрушалась позднее Лиза, когда они с Пульхерией Александровной остались наедине в отведенных им покоях.

— Я спасла его голову, моя милая. Alexandre явно не пришел бы в восторг оттого, что его невесту столь настойчиво зазывали на прогулку в парк… Мальчик безумно ревнив, держите это в памяти. И потом, все едино мы открылись в том семейству Петра Адриановича. А завтра в лавки едем и к портнихе. Вы полагаете, никто не узнает, что со счета моего племянника будет оплачено венчальное платье? Да после визита к мадам Робэ об этом заговорит весь город! Или вы желаете сохранить все в тайне? Уж не надумали ли от венцов повернуть?

Но весь город говорил о свадьбе уже на следующее утро. Вероятно, ротмистру, так и не оправившемуся от шока, не терпелось с кем-нибудь поделиться. По крайней мере, когда Пульхерия Александровна и Лиза выехали в коляске за покупками, многие из встреченных знакомцев по новогоднему балу после приветствий спешили принести свои поздравления. Некоторые обещались непременно нанести им визит, чтобы еще раз засвидетельствовать свое почтение и расположение.

Последующие дни превратились в сплошную круговерть из покупок многочисленных тканей, кружев, готовых предметов дамского туалета, постельного белья и милых безделушек для интерьера (так пожелала Пульхерия Александровна). А еще надо было принимать в губернаторском доме чуть ли не всех представителей тверского светского общества и наносить им ответные визиты.

Поэтому Лиза даже не удивилась, когда во время очередной примерки венчального платья в мастерской портнихи, увидела через щель в занавесях, отделяющих мастерскую от лавки, мадам Зубову. Выражение лица пожилой дамы явно указывало на то, что ей уже поведали о предстоящем венчании на Красную горку, и она пришла сюда лично удостовериться в правдивости слухов. А кто может быть лучше осведомлен, чем портниха невесты?

— Беретные рукава — это просто находка! Уж доверьтесь мне, барышня, это я в «Московском телеграфе» подсмотрела. Первой мне журнал доставили среди прочих, — щебетала в тот момент мадам Робэ, ловко закалывая ткань в складки на широких рукавах будущего свадебного платья, в которое облачили Лизу. Из-за ее болтовни девушка не смогла расслышать, о чем заговорили мадам Зубова и Пульхерия Александровна, безропотно ожидающая во время примерок на диванчике в лавке.

— Voilà, мы готовы показаться! — портниха, заколов последнюю складку на рукаве, отступила, чтобы полюбоваться своим творением.

Она сделала знак своей помощнице, и та отодвинула занавесь. Пульхерия Александровна так и ахнула, восторженно всплеснув руками, а мадам Зубова смерила девушку холодным взглядом от подола до самого лифа, украшенного кружевом и шелковыми цветами. Ее взгляд медленно пополз выше, и, встретившись глазами с Лизой, Варвара Алексеевна неодобрительно поджала губы.

— Voile de mariée!^[232] — вдруг спохватилась Пульхерия Александровна и поманила к себе мадам Робэ. — Милочка моя, вам доставили блонды, что мы из Москвы выписывали? Успели ли вы раскроить?

Портниха утвердительно кивнула и отправила помощницу куда-то в задние комнаты. А сама поспешила подать руку Лизе, чтобы девушка сошла с табурета, и подвела ее к зеркалу. Подоспевшая помощница протянула хозяйке фату, и та аккуратно опустила ее на голову Лизы. Мадам Робэ стала что-то обсуждать с Пульхерией Александровной, но Лиза уже не слышала их. Она зачарованно рассматривала свое отражение, поражаясь тому, насколько платье изменило весь ее облик.

Невеста. Сейчас она и в самом деле ощутила себя невестой, в этом роскошном платье из нежного шелка слоновой кости, щедро украшенном блондами и шелковыми цветами по широкому подолу. На гладко зачесанных кверху волосах белели цветочки флёрдоранжа^[233], который по последней моде, как уверяла мадам Робэ, сотворили для Лизы из шелка и украсили жемчугом. Длинное прозрачное кружево фаты окутывало ее, будто облаком…

Лиза представила лицо Александра в тот момент, когда он увидит ее в подвенечном наряде, и счастливо улыбнулась. А потом поймала в зеркале недобрый взгляд мадам Зубовой, и улыбка дрогнула на ее губах.