Потребовалось пара дней, чтобы парень смог спокойно выходить на улицу и работать в огороде, не хватаясь за самострел при каждом шорохе. Очень досаждала рука. Пальцы отрастали, но боль усиливалась. Особенно по ночам. Приходилась соскакивать с кровати и долго ходить по дому, баюкая ноющую культю. Днём боль отступала, и удавалось поработать по хозяйству. Одиночество уже стало вполне привычным и не доставляло никакого неудобства, поэтому Женька буквально подпрыгнул на месте, услышав покашливание за спиной, когда перекапывал огород.

– Не помешаю, милок? – у заваленного забора стоял старичок в поношенной телогрейке и облезлом треухе на голове.

– Да, конечно, дедушка, – засуетился парень. – Пойдёмте в дом.

Они зашли в избу, и Женя предложил старику перекусить. Гость не отказался и, спустя пять минут, уже кушал наваристую похлёбку. Парень дождался, когда дедушка поест, налил ему смородиновый отвар и сам присел с кружкой рядом.

– Откуда вы, отец, идёте? Каким ветром в нашу глушь занесло?

– Странник я, сынок. Хожу по свету, смотрю, что, да как. Натура у меня такая. Не могу на одном месте сидеть. Да и любопытно, как люди живут, что творится в мире.

– А что же вас в эту глушь занесло? Здесь живой души на много километров не встретить.

– Ну, тебя же встретил.

– Так я здесь случайно.

– Вот и я случайно.

– А зверья всякого не боитесь? Тут много кто ходит.

– А чего мне его бояться? Я к нему с чистой душой, и они ко мне с тем же. Не зверя, человека бояться нужно. Зверь, он что, кушать хочет, охотится, размножаться хочет – спаривается. От него лукавства ждать не приходится. Он честный всегда. А человек одно в уме держит, а другое говорит. С человеком всегда ухо востро нужно держать.

– Странные вещи вы говорите, дедушка. А как звать то вас?

– Лесовиком зови. Так все меня кличут.

– А я Женька.

– Так вот, Женя, ничего странного нет здесь. Тебя вон, тоже зверьё стороной обходит. Или я не прав?

– Правы. Так вы что, тоже?

– Мутант, ты имеешь в виду? Мы все уже здесь мутанты. Каждый по-своему. Ни один человек на земле не остался таким, каким был до Ужаса. Просто у кого-то это проявляется, а у кого-то нет до поры. У тебя мутация проявилась после контакта с волколаком. Так?

– Так. Вот, – Женька размотал тряпицу и показал культю.

– Болит? – участливо поинтересовался старик.

– Болит.

– Кости у тебя растут быстрее, чем мышцы и кожа. На, вот, тебе мазь. На барсучьем жиру замешана. Поможет.

– Спасибо. А вы тоже это, после волколака?

– Я-то? – засмеялся старик. – Нет. Меня зверушки изначально за своего принимают. А не захочу, так и не почуют совсем. У тебя как получилось-то?

Женька прихлебнул отвара из кружки и рассказал, как потерял кисть, а так же обо всём непонятном, что приключилось с ним в последнее время.

– Ну, что я тебе скажу, – потеребил рукой бороду Лесовик. – Волколак в тебе и свою кровь и человеческую чувствовал. И понять не мог никак, вроде и добыча неподалёку, и волколачий дух рядом. Вот в растерянности и крутился возле тебя. А остальные… Ну и названия придумали! У всех зверушек от создания веков свои названия были, и не надо новые городить. Не хозяин, а медведь, не сыть, а росомаха, не горбатый дед, а лось, не водяной, а сом. Они изначально волколаков сторонятся. Вот в тебе его дух чуяли, поэтому и подальше от тебя старались уйти. Скорее всего, потому что волколаки не отсюда. Чужие они для зверья местного. Не из нашего мира.

– Как это?

– Ну, всё зверьё существовало всегда. А вот эти твари появились только после Ужаса. А до того, о них только в сказках, да легендах рассказывали. Видать, и раньше каким-то чудом прорывались в наш мир ненадолго. Было такое поверье, что в полнолуние некоторые превращались в таких вот чудищ и охотились на людей. Вот так всю ночь лунную охотятся, а к утру опять человек. А те, кто был укушен и выжил, тоже становились такими.

– Так я что, тоже таким стану?

– Не пугайся. Говорю же, сказки всё это сказки и легенды. Человек, когда что-то не понимает, сам домысливает. И фантазия при этом на всю катушку работает. Чем страшнее, тем лучше. Человеческая природа такая. Тебе от них с укусом передалась способность к регенерации.

– Реге… что?

– Регенерация, это восстановление потерянных органов. Вон, у тебя кисть откушенная восстанавливается. И я больше, чем уверен, что и раны на тебе на глазах будут затягиваться. Ну и, вдобавок, скорее всего, у тебя и сила прибавляется, и скорость реакции. А человеческий облик ты не потеряешь. Не бойся.

– Ну, хоть на этом спасибо.

– Что нос повесил? Вокруг одни плюсы. Кисть восстанавливается, зверьё шарахается, организм в лучшую сторону меняется.

– Ага. И из деревни выгнали. Спасибо ещё живьём не сожгли.

– Ну, да. В ваших краях лютуют в этом плане.

– А где не лютуют?

– На севере. Там люди вполне лояльно к мутациям относятся. Точнее, вообще не относятся. Просто не обращают внимания.

– А что там, на севере?

– Города полные людей. Живут люди в полную силу. Ну, конечно, по-разному живут. И воюют друг с другом, и дружат. Но всё равно повеселее, чем в вашей глуши. Так что, мой тебе совет, не хорони себя здесь, а двигай туда.

Лесовик посидел ещё, блаженно допил отвар, жмурясь от удовольствия, а потом, неожиданно, засобирался.

– Ладно, милок, отдохнул я, поел. Спасибо тебе. Пойду я дальше.

– Может, задержитесь на денёк? А завтра с утра и пойдёте.

– Спасибо тебе на добром слове, конечно, но не след мне задерживаться. Пойду я.

Старик ушёл, а Женька присел на ступеньки крыльца и задумался. Весть о том, что где-то на севере люди по-другому относятся к мутантам, порадовала. Всё-таки приятно осознавать, что есть кто-то, способный воспринимать таким тебя, какой ты есть. Но, стоит ли сейчас туда идти? Женька размотал тряпицу и осмотрел культю. Кисть уже практически сформировалась. Остались только последние фаланги на пальцах. Намазал культю подаренной стариком мазью. Боль притупилась и стала почти неслышимой. Действительно работает.

Месяц, прожитый в деревне, пролетел быстро. Да и времени скучать не было. Все дни были заполнены хозяйственными делами. То огород, то охота, то по дому что-то сделать нужно. Вон, баньку поправил и теперь каждый вечер с удовольствием парился перед сном. Кисть восстановилась полностью, и теперь ничто не напоминало о полученном увечье. Правда, кожа на обновлённой руке была ещё розовой и гладкой, как у младенца и уж очень чувствительной, но это, как говорится, вопрос времени. Погрубеет ещё. Зверьё в последнее время в деревню заходить перестало. Разве только волколак время от времени заглядывал. Но от него хлопот особых не было. Покрутится, понюхает воздух и уходит восвояси. Женька после старика его и бояться перестал, так, опасается на всякий случай и всё.

Эта группа всадников, заехавших в деревню, заставила Женьку напрячься. Четыре мужика и одна женщина проехали на лошадях по центральной дороге и остановились возле его дома.

– Ну, привет, что ли! – звонким голосом поздоровалась женщина.

Парень оглядел её. Невысокая, достаточно стройная, возрастом где-то около тридцати лет, она достаточно уверенно сидела на лошади и явно была главной в этой компании.

– Привет, – ответил Женя.

– Короче, давай на стол, а потом лошадьми займёшься. И баньку. Мы отдыхать будем.

– Ты что, не понял, урод? – заорал на остолбеневшего и онемевшего от такой наглости парня один из мужиков, небритый тип с достаточно крутым самострелом в руках.

– Я, вроде, вас не звал к себе, – наконец обрёл дар речи Женька. – Домов полно пустых. Любой выбирайте и становитесь на постой.

– Я не понял, – возмутился ещё один, с аккуратной бородкой, таким же крутым самострелом и саблей, торчащей за спиной. – Ты, мутант, как с нормальными людьми разговариваешь? Марта, может я его сабелькой-то раскрою.

– Возьмите его, – не оборачиваясь, распорядилась женщина, соскакивая с коня. – Привяжите к столбу. Поедим, потом развлечёмся. Для мутанта слишком большая роскошь просто так умереть. Пусть помучается.