Это было счастье. Точнее, это было началом их счастья.

Все, что происходило до сих пор, не принадлежало им; как будто даже их не касалось. Они смотрели друг на друга и не узнавали себя. Светлана непокорная, своевольная хохотушка, Аркадий - какой-то бесшабашный удалец, которому все нипочем. Глубокое и бурное море. Шумный, с небезопасными страстями ресторан, где и кутнуть, оказывается, можно. Но главное, страсть, молодая, живящая страсть, которой оба предались без оглядки.

Страшно подумать: найди они друг в друге иных людей после ряда сдержанных и суховатых лет, счастья этого не случилось бы. Но этого не произошло. Они любили друг друга.

Я хотел написать: они по-прежнему любили друг друга, но вовремя спохватился. Это было бы неправдой. Они любили друг друга не по-прежнему. Они просто полюбили друг друга. И Аркадий, которого так давно знала Светлана, оказался совсем иным. Другой оказалась и Светлана. Их озарило странное пробуждение, настигло странное прозрение: слова, которые говорили друг другу прежде, намерения, рассчитанные до последнего пункта, не умерли, слава богу, они лишь только как бы законсервировались. Аркадий осаживал Светлану, говорил ей бесконечно: подожди, еще рано, рано. И ведь этой верой, не всегда обоснованной, можно было высушить себя. Ожидания не всегда заканчиваются ожидаемым. Разве редко на смену им приходит разочарование? А сколько намерений так и умирает благими.

Светлане и Аркадию выпало редкое счастье. Сквозь сухотку ожидания им удалось пронести себя в этаком замороженном, что ли, виде. Редкое, признаемся, стечение обстоятельств. Чаще люди не выдерживают таких испытаний.

Что сохранило их друг другу? Взаимный прагматизм? Вполне возможно, бывает и такое. Один принял решение быть всегда лидером. Второй принял решение быть всегда подчиненным. И какой бы бред ни предлагал ведущий, ведомый подчинен ему безоговорочно, порой даже безгласно. Выдуманные, но признанные обоими весы соблюли равновесие, пронесли равновесие это сквозь нетерпеливое время.

Благо это или зло?

А кто его знает, где нынче благо, а где зло? Но у них было так. Спящую красавицу наконец-то разбудил ее принц, которому все было не до того, все некогда.

Через девять месяцев после черноморского отпуска Светлана родила мальчика. Его назвали Олегом.

Олег был дитя долгожданное, а оттого особо и нежно любимое. Материнские инстинкты сложены веками любви, и нет особых причин удивляться Светланиной привязанности. Другое дело - Аркадий. Бесконечно счастливая, Светлана поражалась его заботливости. Пока Олег был малышом, не проходило вечера, чтобы отец пропустил купание. Любовно протирал младенца, отталкивал плечом мать, таскал коляску, бесконечно ласкал и нежил сына, гордясь, что растет наследник.

Светлана мужем нарадоваться не могла. И внимательный, и хозяйственный, таскает авоськи из магазина, стоит в очередях, бегает на детскую кухню за бутылочками с питанием. Не отец, а идеал.

Порой, суеверно боясь сглазить образцовую идиллию, Светлана все же говорила мужу похвальные слова - не могла удержаться.

- А как же! - отвечал ей Аркадий. - Помнишь, я уверял тебя в том, что к рождению ребенка нужно подготовиться. И морально, и материально. Ты думаешь, одно не связано с другим? Ошибаешься, милая женушка. Посмотри на этих сопляков, на этих юных мужей. Еще не успела пробиться щетина, а они уже отцы, кормильцы, главы семейства. Весь доход - жалкая "стипешка", а туда же! Живут в общежитии, сушат пеленки прямо в комнате, отделены от другого семейства прозрачной простыней, и вся эта, прости, несостоятельность прикрывается фразеологией, демагогической болтовней о любви, о зове природы. Милая женушка, зов природы можно и обуздать, направить в нужное русло, как упрямую горную речку, что мы с тобой успешно и доказали.

Светлана радостно внимала мужу, согласно кивала головой. Могла ли она не соглашаться с этими мудрыми, разумными доводами? Аркадий не то, чтобы распалялся, - ему просто нравилось рассуждать на эту тему. И он не отказывал себе в таком удовольствии.

- А разве мало вокруг примеров, когда юный муж, на усах которого не обсохло молоко, стыдится катать в коляске собственного ребенка? Не способен расстаться с собственным эгоизмом, чтобы встать в очередь, помыть посуду, помочь молодой жене? Послушай-ка, милая женушка, разве тебе нужно объяснять, что такое разделение быта? И разве не ты знаешь лучше меня, сколько семей распалось только потому, что муж и жена были слишком молоды и совершенно не готовы к семейной жизни?

Он прохаживался по комнате, закидывал за спину руки, казалось, он читает лекцию с университетской кафедры, а не говорит дома с собственной женой.

- Я убежден, что к семейной жизни человек должен готовиться. А слово "готовиться" означает: готовить себя.

Светлане порой казалось, что математика коснулась даже житейских рассуждений Аркадия. Но это только порой. Она тут же отмахивалась от критических придирок. Аркадий нравился ей во всем. А когда человек по-настоящему нравится, когда он истинно любим, его рассуждения, правые и неправые, хочется воспринимать как истину в последней инстанции. Да и сказал ли Аркадий хоть одно слово всуе, не по справедливости, был ли он хоть в чем-то не прав, хоть в чем-то покривил душой?

Нет!

Светлана видела, как буйная студенческая вольница отряхивает веселье, выходит из розовых снов, сталкиваясь с реальностью, не всегда гладкой и ровной, как шибает ее об острые углы быта, как мокнут и тонут бумажные кораблики легковесного счастья, оставляя после себя безотцовщину, которую смело можно назвать студенческой.

Студенческая безотцовщина! Мальчики и девочки, родители которых были студентами, а потом расстались. Первый угар прошел, истаяла начальная любовь, такая непрочная на поверку, а дети-то, дети остались. И велико ли им дело до того, что, оказывается, мать и отец их были просто в весеннем полусне, полюбили впервой, а потом разобрались, что это понарошку, что это не настоящее.

Нет, у Светланы все было настоящее. Все было выстраданное. Все было проверено жизнью и строгим ее Аркадием.