Сергей потянулся за пачкой сигарет, не спеша снимая с нее прозрачную пленку.

– Я не хочу, чтобы моя семья видела меня в таком виде.

«Семья? Пожалуй, сложно назвать семьей подсевшую на «колеса» жену со стеклянными глазами… И бледного сыночка со взглядом волчонка, из которого клещами слово не вытянешь», – подумала Мария. Вслух же она произнесла:

– А как же «Логово»? Ведь там куда комфортнее.

Малышев закурил, в спертом воздухе поплыли едкие струйки дыма. Он закашлялся.

– Дерет с непривычки? – полюбопытствовала Мария без тени сочувствия.

– Дерет. Что касается «Логова»… Сюда было ближе, – откашлявшись, проговорил Сергей. – И потом, ключи от наших подземных апартаментов все равно остались у меня дома.

Она вздохнула, двигая в сторону любовника свернутый пакет:

– Здесь спортивный костюм. Обувь, надеюсь, не нужна?

Малышев покачал головой, выпуская жемчужное облачко дыма.

– Я могу переодеться прямо сейчас, если тебя так смущает запах от моих джинсов, – предложил он.

– Почему ты не звонил мне раньше? Я… – Мария запнулась, будто с разбега ударившись о невидимое препятствие. – Я скучала, – добавила она тише, будто смущаясь этим признанием.

Сергей тяжело поднялся и встал у наглухо заколоченного окна.

– Тяжело привыкнуть, что здесь доски вместо стекла, – сообщил он, глубоко затягиваясь. – Я очень редко бываю тут. Иной раз думаешь – приеду, а кругом одни развалины. Или еще хуже – обугленные головешки… Говорят, скоро в этих местах будет проходить скоростная трасса. Благодаря новой дороге не придется тащиться транзи…

– Ты слышал? – повысила голос Мария, перебив его. – Я скучала по тебе, сукин сын! Засранец хренов!

Малышев повернулся к застывшей на табуретке женщине.

– Мог бы и поцеловать меня, – прошептала она.

Сделав очередную затяжку, Сергей затушил окурок прямо об мозолистую кожу ладони и подошел к Марии. Демонстративно положил испачканную пеплом руку на ее грудь, топорщившуюся сквозь тонкий свитер.

– Пошли, погремим костями, сучка, – промолвил он, ущипнув ее за сосок. – Я же вижу, ты меня хочешь.

– С чего ты решил? – с вызовом спросила Мария, убирая руку мужчины.

– Твой чудный ротик слегка приоткрыт, – улыбнулся Малышев. – Губки влажные… Понимаешь? Твое тело говорит само за себя. Это неосознанная имитация твоей киски.

Мария отвела горящий взгляд, поймав себя на мысли, что этот человек читает ее, словно раскрытую книгу.

– По этой причине женщины и красят губки в красные тона. Ведь влагалище при возбуждении наливается кровью и краснеет, – пояснил Сергей.

– Ну да, – угрюмо отозвалась Мария. – И если у меня насморк и я дышу ртом, все равно я тебя хочу, верно?

– В моем случае – да, – хихикнул Малышев.

– У меня сегодня течка, – предупредила она.

Сергей коснулся пальцами распухшего носа, скривился.

– Это меня только возбуждает, – сообщил он, заговорщически подмигивая. – Люблю, когда вокруг море крови. Идем, ты не отвертишься. Я же вижу, ты от нетерпения готова из кожи выпрыгнуть, чтобы я тебе вдул.

Он положил на ее плечо руку, но Мария не собиралась так легко сдавать позиции. Женщину коробило, что ее тащат в постель, как дешевую шлюху.

– Но тут нет душа!

Малышев бросил взгляд на стол, где стояла двухлитровая бутылка минералки.

– Тебе этого хватит, – решил он. – Идем. Я загоню своего лохматого единорога в твою сказочную долину.

Спотыкаясь и тяжело дыша, они буквально ввалились в темную, как склеп, комнату. Сергей толкнул женщину на старый топчан, застеленный плоским, лоснящимся от грязи матрацем.

– Об этом я мечтала всю жизнь, – пробормотала Мария, когда Сергей, пыхтя, с остервенением срывал с нее одежду. – Трахнуться в вонючей конуре с пьяным мужиком. Который забрызган ссаньем и кровью.

– Ты что-то пискнула, мышка? – задыхаясь, спросил Малышев. Он повалил женщину на спину, усевшись сверху. – Я не расслышал.

Мария подняла руки и, скрючив пальцы, вонзила ногти в его мускулистую грудь, густо заросшую седыми волосами.

– Я говорю, что ты гребаный псих. Хочу, чтобы ты насадил меня на свой кол и драл до самого утра! – хрипло выкрикнула она. Она повела руки вниз, и тот заскрипел зубами, когда ногти женщины, прорвав кожу, оставили на его груди и животе кровоточащие борозды.

Левой рукой Малышев схватил ее за волосы, наматывая шелковистые пряди на крепкий кулак.

– Любой ваш каприз, леди, – шепнул он, и, словно клещами, сжал нос Марии большим и указательным пальцем. – Только шепни.

Глаза женщины вылезли из орбит.

– Еще? – проворковал он. Отпустив волосы, Сергей сунул руку в промежность женщины, выковыривая влажный тампон. Внутри было тепло и липко, будто бы он перебирал пальцами густой кисель.

– Еще, – прогнусавила Мария, и Малышев удовлетворенно кивнул, стискивая ее нос еще сильнее. Из ноздрей потекли струйки крови.

– Ударь меня! – взвизгнула она, елозя под телом мужчины, и Сергей отвесил ей хлесткую пощечину.

Его член проскользнул внутрь, и Мария застонала. Ее ногти с удвоенной силой впились в потное тело Сергея, и тот издал звериный вой.

– Сла… слабак… – прерывисто дыша, выдавила из себя Мария. Она нащупала его сосок, изо всех сил сдавив его пальцами.

– Ска… жи… сучка, – прохрипел Сергей. С его разгоряченного лица капал пот, прямо на шею Марии, скапливаясь на ложбинке между колыхающихся грудей. – Ска… жи… «Сереженька… люблю тебя… люблю больше жизни!!» Ну?! Скажи!!!

– Люблю, – прошептала Мария. – Сукин кот… Сереженька… Больше… жизни… – Ее глаза затуманились, она с силой обхватила мокрую от пота спину мужчины, который яростно вгонял свой член все глубже и глубже, словно намереваясь проткнуть ее насквозь, как шампур кусок сырого мяса. – Люблю, люблю…

Заскорузлый от грязи и времени матрац съехал вниз, потемнев и намокнув от менструальной крови. Грубо сколоченный топчан вздрагивал, скрипел, стонал и скрежетал под совокупляющимися, будто бы с отчаянием предупреждая, что еще одно резкое движение – и он развалится в труху. Но эти двое обезумевших существ вряд ли это заметят и, скорее всего, продолжат трахаться до тех пор, пока не затрещат доски пола и они не провалятся в погреб…

Когда все было закончено, Малышев быстро слез с обмякшего тела любовницы. Подняв с пола заляпанный кровью матрац, он перевернул его относительно чистой стороной и швырнул на топчан:

– Подвинься и поправь.

Мария ничего не ответила. Прикрыв лоб тыльной стороной ладони, она глубоко дышала, пыатясь унять сердце, колотящееся раненым зверьком.

Сергей вышел на кухню, набрал в рот водки. Прополоскав огненную жидкость во рту, он прыснул на грудь, испещренную порезами, оставленными острыми ногтями.

– Багира, копать-хоронить, – выдохнул он.

Вторую порцию водки Малышев отправил в желудок. Он быстро пьянел – отвыкший за столько лет от алкоголя организм, казалось, сначала впал в ошеломленный ступор и не сразу понял, что нужно делать с порциями сорокаградусной жидкости, которые раз за разом поступали в желудок.

Покачиваясь, Сергей вернулся к Марии.

– Я же сказал, поправь этот гребаный матрац, – раздраженно потребовал он.

– Тебе надо, ты и поправляй, – сонно отозвалась Мария.

– Ты ленивая сука. Знаешь об этом? – сказал Малышев, и на губах его заиграла хищная улыбка. Он шлепнул рукой по окровавленным ягодицам женщины:

– Подвинься.

Кое-как расправив матрац на топчане, он улегся рядом, с наслаждением вытянув ноги.

– Как дела на работе? – поинтересовался Сергей. – Не надоело мерить температуру всяким придуркам и выносить горшки с дерьмом?

– Можешь предложить что-то иное вместо должности медсестры?

– Над этим стоит подумать. Работа должна приносить радость и удовольствие, а не желание засунуть два пальца в рот.

– Мне надоела нищенская зарплата, – скривила губы Мария.

– Ну да, понимаю. Подработки у тебя нет. Не каждый же день старые пердуны глотают с соплями золотые зубы, а потом высирают их в горшки.