Стоя на шканцах, я оглядываю «Саад». Солнце скрылось, и палубу озаряет лишь луна да мерцание фонарей вдоль борта. Костяк экипажа — отличное название для моих добровольцев — спит в трюме. Или не спит, а травит шутки и непристойные байки вместо колыбельных. Немногие, оставшиеся наверху, по-прежнему на редкость тихи и подавлены.
Мы направляемся к Эйдиллиону — одной из нескольких остановок на пути к Пагосу и основанию моего плана. Лишь в Эйдиллионе есть подходящая замена на роль супруга, которую Сакура не отвергнет сразу же.
Торик на палубе играет в карты с Мадрид — она утверждает, что уделает его в любой игре, какую мой старпом только сумеет вспомнить. Их схватка бесшумна, лишь изредка раздаются резкие вдохи, когда Торик в очередной раз затягивается сигарой. У его ног сидит помощник инженера. Время от времени он исчезает в трюме, затем вновь появляется, усаживается на пол и продолжает штопать носки.
Ночь пробуждает в каждом из них что-то особенное. «Саад» — дом, здесь они в безопасности и на пару драгоценных минут могут наконец опустить свои щиты. Для них море никогда не несло настоящей угрозы. Даже наполненное сиренами, акулами и прочими тварями, что за считаные секунды могут проглотить человека целиком. По-настоящему опасны только люди. Они непредсказуемы. Они лгут и предают. И от «Саад» они сейчас далеко-далеко.
— Так эта карта приведет нас к кристаллу? — спрашивает Кай.
Я пожимаю плечами:
— Или к смерти.
Он кладет руку мне на плечо:
— Побольше уверенности. Ты еще никогда не выбирал для нас неверный путь.
— Это лишь значит, что никто не будет готов, когда я ошибусь.
Кай глядит на меня пренебрежительно. Мы ровесники, но каким-то смехотворным образом из-за него я вечно чувствую себя младшим. Скорее несмышленым юнцом, чем капитаном, коим пытаюсь быть.
— Так всегда, — говорит Кай. — Невозможно оценить, стоит ли дело риска, пока не станет слишком поздно.
— К старости ты стал поистине поэтичным, — отзываюсь я. — Что ж, будем надеяться, что ты прав и карта действительно поможет нам не замерзнуть насмерть. Очень уж я привязан ко всем своим пальцам на руках и ногах.
— До сих пор не верится, что ты променял свое будущее на кусок пергамента, — сетует Кай и тянется к ножу на поясе, будто разговор о Сакуре напоминает ему о сражениях.
— Разве не ты только что разглагольствовал о том, что порой риск оправдан?
— Да, но не мерзкий же брак с принцессой! — Последнее слово он произносит с отвращением, будто ему невыносима одна только мысль о моей женитьбе на себе подобной.
— Я тебя понял. И даже собираюсь предложить Сакуре кое-кого получше, чем я, каким бы маловероятным это ни казалось. Затем мы и плывем в Эйдиллион. Так что пока не ставь на мне крест. У меня есть план, и сейчас тебе нужно просто верить.
— Вот только твои планы всегда заканчиваются шрамами.
— Дамы обожают шрамы.
— Не те, что от укусов.
Я ухмыляюсь:
— Сомневаюсь, что королева Эйдиллиона захочет нас съесть.
— До нее еще плыть и плыть, — напоминает Кай. — Полно времени, чтобы стать чьим-нибудь обедом по пути.
Несмотря на сомнения, Кая моя уклончивость, похоже, вполне устраивает. Он вообще любит туманные реплики и расплывчатые, почти легкомысленные ответы. Порой незнание чего-то будоражит не хуже охоты. Я зачастую разделяю это чувство — чем меньше знаешь, тем больше можешь познать. Но сейчас я хочу знать больше, чем написано в детской книжке, спрятанной у меня в каюте.
Там говорится о вершине Заоблачной горы, самой удаленной от моря точке, и о дворце, созданном из последнего замерзшего дыхания морской богини Кето. Святилище, куда допускаются лишь потомки пагосских королей в их сакральном паломничестве. Они остаются там на шестнадцать дней — молятся и почитают богов, вырезавших их изо льда. И именно там, в самом сердце этого священного дворца, лежит кристалл Кето. Вероятно.
Все наше путешествие основано на слухах и домыслах, и радует лишь то, что из-за пропажи ожерелья Сакура и ее родня не сумели пробраться в запертый купол. Вряд ли я бы смог использовать кристалл, завладей они им раньше. Только представив беседу с властителем Пагоса, я морщусь. «А не одолжите мне и моим верным пиратам на пару деньков один из мощнейших источников магии в мире? Я только убью своего бессмертного врага и сразу же верну, честное слово».
Добраться до кристалла первым — огромное преимущество. Но как бы ни утешала эта мысль, рассказ Сакуры о скрытых куполах и потерянных ключах в виде ожерелий все сильно усложняет. Если я не найду это ожерелье, то продался впустую. Впрочем, неудачные поиски ее семьи еще ничего не значат. В конце концов, у них не было меня.
— Сыграть не хочешь? — поднимает на меня взгляд Мадрид. — А то Торик — жалкий неудачник.
— А ты жухало, — парирует Торик. — У нее карты в рукаве.
— Если в моем рукаве что и припрятано, то только сноровка и талант.
— Вот! А я о чем? Сноровка.
Снизу вверх на них смотрит помощник инженера:
— Я обмана не заметил. — И протаскивает иглу сквозь лоскутный носок.
— Ха. — Торик легонько треплет его за ухо. — Ты был слишком занят вязанием.
— Я шью. А если ты против, то твою долю я выброшу за борт.
— Высокомерие, — ворчит Торик и поворачивается ко мне: — Куда ни глянь, всюду высокомерие.
— Что отдаешь, то и получаешь, — говорю я.
— Я отдаю им сердце и душу, — возражает он.
— Прости, не знал, что они у тебя есть.
Рядом посмеивается Кай:
— Вот потому-то он всегда и проигрывает. Нет сердца и воображения нет.
— Ты бы поосторожнее… чтобы швырнуть тебя за борт, воображение не нужно, — бормочет Торик. — Что скажешь, кэп? В этом плавании нам правда так необходим еще один охотник на сирен?
— Кай еще и готовит, — напоминает Мадрид, собирая карты в колоду.
Торик качает головой:
— Уверен, мы и без твоего красавчика прекрасно можем закинуть сети, поймать рыбу и зажарить ее на ужин.
Мадрид ответом не утруждается, и только я собираюсь за нее вступиться, как краем глаза замечаю что-то в отдалении. Странную тень посреди океана. Силуэт в воде. Прищурившись, я вытаскиваю золотую подзорную трубу из петли на поясе.
— Северо-запад, — говорю Каю, и тот подносит к лицу маленький бинокль. — Видишь?
— Мужчина.
Я качаю головой:
— С точностью до наоборот. — Я щурюсь все сильнее, яростно прижимаясь глазом к окуляру. — Это девушка.
— Что она делает посреди проклятого океана? — Торик взбегает к нам по ступенькам.
Мадрид на главной палубе убирает карты в коробку и сухо произносит:
— Ловит себе рыбу на ужин?
— Тут водятся акулы, — оборачивается к ней Торик.
— С рисом самое то.
Я закатываю глаза.
К счастью, девчонка не тонет, а плывет. Плывет и… все. Просто плещется в открытых водах, а вокруг ни души, ни единого суденышка. Я втягиваю воздух, и в тот же миг девушка поворачивается к кораблю. Невозможно, но, клянусь, она смотрит прямо на меня. В самое мое нутро.
— Что она там делает?
Я гляжу на Кая:
— Ничего. Она просто… там.
Но когда я вновь смотрю в трубу, девчонки там уже нет — только смертельно неподвижная гладь.
— Кай! — Я бросаюсь к краю корабля. — Полный вперед! Сделай круг и подготовь спасательный буй. И поднимайте остальных, пусть будут наготове. Возможно, это ловушка.
— Не дури, капитан! — кричит Торик.
— Это наверняка уловка, — соглашается Мадрид.
Я не обращаю на них внимания, пока Кай не кладет мне на плечо руку в перчатке, удерживая меня.
— Элиан, остановись. В воде могут быть сирены.
Я стискиваю зубы:
— Я не дам проклятым тварям убить еще кого-то.
Кай расправляет спину:
— Тогда позволь мне пойти вместо тебя.
Мадрид замирает на мгновение, а потом медленнее, чем когда-либо, закидывает ружье на плечо.
Я кладу ладонь поверх руки Кая. Его жест никак не связан с героическим желанием спасти тонущую девушку, лишь с преданностью. Потому что на самом деле он хочет спасти меня. Но если я в чем-то и нуждаюсь, то точно не в спасении. Я так часто рисковал жизнью, что уверился в собственной неуязвимости.