— Дариен, — прорычала она, Быстро говори, куда мы едем, или я немедленно выйду из кареты.

— Плохая идея, Адрианна. Мы движемся.

— Не так быстро. Я рискну.

— Дверь заперта, — отметил он.

Лицо девушки стало ледяным.

— Прости, я не расслышала. Дверь заперта?

Дариен кивнул.

— Лемарш, выпусти меня из кареты немедленно!

— Не могу, Адрианна. Тебе нельзя знать, где наши храмы, пока тебя не приняли.

— Дариен…

— Адрианна, тебе не навредят. Клянусь. Доверься мне.

— О, потому что у тебя все звучит так просто?

Но Дариен снова притих, и Адрианна не смогла нарушить тишину даже угрозами. Наконец, встревоженная и злая, она притихла, лишь порой ворчала, что Дариен становится похожим на старшего брата.

Прошло еще двадцать минут, Адрианне казалось, они могли проехать уже полгорода или всего три двери от поместья. Когда карета остановилась, Дариен попытался дать девушке повязку на глаза, открыл рот, чтобы сказать, что так нужно, что это не ему решать.

Он сжался под ее испепеляющим взглядом и убрал повязку без слов.

Несмотря на гнев и тревогу, Адрианна ухмыльнулась, когда ее товарищ вытащил из под сидения серый сверток, который он надел на голову. Неизвестные боги, тайные собрания культа, а теперь еще и плащ. Это уже напоминало не тайную секту, а начало плохой мелодрамы.

— Ну? — спросила она, когда Дариен потянулся через нее постучать в дверь кареты. — Мне плащ не надо?

Юноша покачал головой, капюшон искажал движение.

— Нет. Секта должна видеть новеньких, чтобы понять, могут ли они вступить.

— Но я просто смотрю. Лишь одна служба, помнишь? И пока что, — едко добавила она, — я не впечатлена.

Дверь открылась, ее отодвинуло несколько человек, которые, как и ожидала Адрианна, были в плащах и капюшонах. Они зашептались, увидев лицо Адрианны, один из них уставился на Дариена.

— У нее должны быть завязаны глаза! — прошипел он сценическим шепотом.

Она позволила Дариену объяснить отсутствие повязки, а сама смотрела на здание. Строение не впечатляло, было даже некрасивым. Это был не склад, не таверна, не многоквартирный дом. Здание было незаметным на людной улице, казалось таким неважным, что его вряд ли вообще замечали прохожие.

Неплохое место для секты. Уважение к людям Дариена немного возросло — впечатление все еще было низким, но выше тонкого слоя на полу в общественном туалете.

Фигура в плаще, рявкнувшая на Дариена, бросилась к ней, не радуясь результату разговора. Несмотря на капюшон, Адрианна уже увидела его челюсть достаточно, а еще услышала голос, так что могла узнать мужчину, которого видела на паре балов.

— Ты клянешься, Адрианна Сатти, — он изображал хрип, — молчать насчет того, что увидишь тут сегодня, не рассказывать о событиях этого вечера и не раскрывать силу нашего бога и нашу веру чужакам? Клянешься своей душой?

— Конечно, Тим. Как скажешь.

Тимоти Пардье, патриарх и хозяин дома, богатеющий на торговле лошадьми и скотом, сдавленно охнул и отпрянул на пару шагов, хмуро глядя из-под капюшона. Он резко повернулся и схватил Дариена за воротник.

— Это ты виноват, — кипел он. — Если все пойдет плохо, я лично прослежу, чтобы досталось тебе! Я…

— Если вы угрожаете товарищу по вере, — сказала Адрианна, постукивая ногой, — я уже разочарована.

Тимоти крикнул ей что-то невнятное, прошел мимо и почти влетел в здание. Пожав плечами дважды — один раз на вопрос Дариена, пыталась ли она все испортить — Адрианна пошла за сектантами в плащах внутрь.

Хоть она фыркнула бы, если бы кто-то сказал так заранее, жизнь Адрианны Сатти сильно изменилась за следующий час.

Она скользила взглядом по спиральной лестнице, что вела под землю, храм был вместо подвала. Она покачала головой при виде послушников в серых плащах, глядящих на нее, добрую овечку на пороге подвала, (там еще виднелись леса от недавнего ремонта). Она зевала во время службы, бредовой речи о здоровье и удаче, которую заливисто рассказывал очарованный Тимоти. Она посмеивалась, когда они потянули за скрытый рычаг, активировав скрытый механизм, который поднял статую Ольгуна в центре комнаты, и она рассмеялась громко при виде его рогов и бороды. Она уже хотела сказать Дариену и его друзьям, чтобы они засунули свое божество в какое-нибудь тесное место, когда Тимоти закончил речь с:

— Поговори с нами, верный и могучий Ольгун! Покажись нам!

И самым большим потрясением в жизни Адрианны было то, что бог ответил!

Не низким голосом и гулкими словами, не знаками или дождем жаб, а тем, что Адрианна могла описать только как нежную волну эмоций. Она текла по комнате очищающим потоком — нежность и доброта смывали их тревоги и заботы. Адрианна старалась сохранять недоверие, хоть и ощущала спокойствие, пытаясь убедить себя, что она ощущает иллюзию, какое-то заклинание или влияние чего-то в дыму от факелов в комнате.

А потом Ольгун коснулся ее души. Адрианна не знала, связался ли он так со всеми в ту ночь, или ей оказали честь. И он послал ей не пустое ощущение своего величия, не наглую попытку убедить ее принять или не принять это. Нет, эмоция, которую ощутила Адрианна, лучше всего описывалась словами:

— Довольно глупо, да?

С того дня Адрианна не пропускала еженедельные собрания. Она приняла Ольгуна и его послушников, а они приняли ее в ответ новичком, и некоторые приняли ее охотнее других, даже тут были те, кто ощущал, что Адрианна пытается прыгнуть выше своего положения, что ее нынешнее состояние не может перекрыть грех обычного рода. Шли недели, медленно собирались в месяцы, и даже упрямые смирились, что Ольгун сам выбрал Адрианну как одну из своих. Они верили в свое превосходство, но не собирались перечить богу.

Ольгун редко говорил с ней в ту ночь, хоть она ощущала его прикосновение каждую неделю, когда он касался всех послушников сразу. Его внимание было очевидным для тех, кто знал, что искать. Александр хорошо обучил Адрианну, и она оказалась способной ученицей; но с открытием Ольгуна — или с момента, когда он заметил ее — богатства, что она накопила за два года, почти удвоились за два месяца. Каждое собрание словно добавляло ей каплю удачи, не меняя все резко, но подталкивая события в ее пользу. Производство шелка закончилось рано в этом году, как раз после того, как она пополнила свои магазины; внезапный дождь помешал сопернику выставить товар на рынке, пока ее товар покупался и продавался.

Удача проявлялась и в другом, и они с Дариеном часто посещали религиозные и общественные собрания. Это открывало дальше двери в высшее общество, сглаживало грубости аристократов.

И одной ночью он появился рядом с ней, когда служба закончилась, и толпа стала расходиться.

— Нужно делать следующий шаг, милый, — сказала она с улыбкой. — Не пойми превратно, котов слушать приятнее, чем оперу, но если ты не хочешь опоздать…

— Вообще-то, — его лицо было удивительно серьезным, — Театра сегодня не будет. Тебе нужно кое с кем поговорить.

Адрианна нахмурилась, но Дариен повел ее по комнате, стуча сапогами по камню. Они остановились перед фигурой в сером плаще, капюшон закрывал лицо. Она видела его раньше, в конце толпы, и у нее возник вопрос, кто это, но она забыла во время службы.

Он медленно — его руки дрожали? — снял капюшон. Глаза Адрианны расширились, радость смешалась в ней с предательством.

— Здравствуй, Адрианна, — сказал Александр Делакруа.

Они долго шли бок о бок по улицам одного из богатых районов Давиллона — прочь от храма и поместья, но и подальше от опасности.

— Почему? — спросила она. Вопросов был десяток.

Александр вздохнул.

— Я боролся с этим с нашей встречи, Адрианна.

— Хватит бороться, объясняйте.

Он невольно рассмеялся.

— Ольгун сделал меня богатым, Адрианна. Дому Делакруа суждена бедность, немилость, изгнание. Я отчаянно хотел спасти дом, спасти себя, и Ольгун предложил это.