Суд над каждым был краток:

- Против отцов пошел? - Спускай штаны и ложись на скамью. Под свист нагайки раздавалось нравоучение:

- Вот тебе, мерзавец, коммуна... Вот тебе большевики, вот тебе и советская власть!

Со скамьи неслось:

- Ой, простите меня, простите, казаки-отцы...

Под общий хохот наказанный вставал со скамьи и, подбирая на ходу штаны, быстро скрывался.

- Ой, дивчины, срам-то, срам-то какой, - неслось им вслед, а из Корниловского оркестра в это время доносились плавные звуки "Дунайских волн".

IV.

Чем ближе продвигались добровольцы к столице Кубани - Екатеринодару - тем ожесточеннее и кровопролитнее становились бои. Кольцо большевиков то сжималось, то разжималось.

15-го марта добровольцы подошли к станице Ново-Димитриевской, верстах в 20-ти от Екатеринодара.

Генерал Деникин так вспоминает этот день:

"Всю ночь накануне лил дождь, не прекратившейся и утром. Армия шла по сплошным пространствам воды и жидкой грязи, по дорогам и без дорог, заплывших и пропадавших в густом тумане, стлавшемся над землею. Холодная вода просачивала насквозь все платье, текла острыми, пронизывающими струйками за воротник. Люди шли медленно, вздрагивая от холода н тяжело волоча ноги в разбухших, налитых водою, сапогах. К полудню пошли густые хлопья липкого снега, и подул ветер. Застилает глаза, нос, уши, захватывает дыхание, и лицо колет, словно острыми иглами"... (См. Генерал А. И. Деникин: "Очерки Русской Смуты", том второй, стран. 275.).

Перед станицей протекала разлившаяся речка. Под обстрелом большевиков стали искать брод. К вечеру ударил мороз. Ночью в поле все бы закоченели.

Офицерский полк поднял над головами винтовки и стал переходить речку. В воде было теплее, чем на воздухе.

Начался штыковой бой, остаться без крова в эту ночь было бы гибелью и для большевиков. Бой велся почти у каждой хаты. В конце концов красные были отброшены на край станицы, протянувшейся на несколько верст.

К концу боя несколько офицеров вскочили погреться в какой-то полуразбитый сарай. Шинели у всех покрылись ледяной корой, стали калеными и раздувались, как колокола. Сесть никто не мог, стояли, точно закованные в латах.

Кто-то отыскал в углу несколько кадушек и радостно объявил:

- Господа, да здесь моченые помидоры, яблоки и огурцы...

Сразу все почувствовали страшный голод.

Когда в сарае только хрустело на зубах, раздался мерный топот. Выглянули посмотреть.

Шли невиданные чудища в обледенелых звенящих одеждах с блестевшими от инея штыками. На лицах серебрились усы и брови. Сбоку шло такое же замерзшее водяное чудище, только вместо бороды у него стучали сосульки. Оно резко командовало:

- Ать, два! Ать, два! Чудища шли, как на учении.

- Рота, стой!

Зазвенело и простучало в разбивку.

- Отставить!

И снова та же команда:

- Рота, стой!

После того как раздался одновременный всплеск, спокойный голос сказал:

- Разойдись!

Это была офицерская рота полковника Кутепова.

Постоянная и при всяких положениях полная дисциплинированность роты А. П. производила на всех добровольцев сильнейшее впечатление. А сам А. П. даже после тяжких боев или переходов, и, несмотря на то, что был без денщика, утром на другой день являлся всегда подбритым, вычищенным, с блеском на сапогах и в той же форме с золотыми погонами, как во время Великой войны. У А. П. вот только фуражка, при атаке, всегда съезжала на затылок... Своей внешностью А. П. выделялся еще потому, что многие приехали в армию в штатском и оделись в широкие черные шаровары и мужицкие полушубки с нарисованными чернильным карандашом погонами, которые и указывали, что это офицеры, а не мелкие торговцы или прасолы.

И, глядя на А. П., был общий голос:

- Ну и молодчина Кутепов...

V.

В Ново-Димитриевской произошло слияние добровольцев с Кубанским отрядом генерала Покровского, и вследствие этого вторичная реорганизация Добровольческой армии.

Полковник Кутепов был назначен помощником командира 1-го Офицерского полка уже под начальством генерала Боровского.

Была решена атака Екатеринодара. Большевики оказывали отчаянное сопротивление. Бои тянулись подряд несколько дней. Добровольцы несли огромные потери, снаряды иссякали.

29-го марта Офицерский полк втянулся в бой около самого Екатеринодара. Полк рассыпался в цепь и залег под сильнейшим пулеметным огнем.

- Здорово сегодня стреляют... Трудно придется нам, - сказал Кутепов адъютанту полка и скомандовал:

- Цепь, вперед!

Цепь поднялась и пошла. За каждой ее перебежкой оставались неподвижные или еще судорожно подергивающиеся тела.

- Не кланяться, не кланяться! - ежеминутно раздавался громкий голос Кутепова, идущего рядом с цепью.

- Вперед, вперед!

Наконец, большевиков стали преследовать пулеметами. Офицерский полк подошел к казармам на окраине Екатеринодара. Большевики опять открыли стрельбу. Рядом с Кутеповым упал адъютант полка.

- Что с вами? Подымитесь, - сказал А. П.

- Да я ранен, господин Полковник.

А. П. поднял офицера и отнес его за стену казарм.

- Ну, становитесь на ноги... Адъютант встал на правую ногу.

- Становитесь на левую.

- Да у меня кость перебита...

- Эх, Федора Ивановна, - не выдержал А. П. - Снова приподнял раненого, посадил его на камень и стал стаскивать сапог. Сапог не слезал. А. П. разрезал его ножом, потом подозвал сестру милосердия и двух солдат. Посадил адъютанта на винтовку в проводил его до хаты.

Когда Добровольческая армия была уже в Харькове, этот адъютант выздоровев от раны явился к генералу Кутепову.

- Вы куда?

- В свой полк, Ваше Превосходительство.

- Ну, вам еще рано воевать, смотрите, какой вы зеленый. Останетесь у меня в штабе.

В этот день А. П. говорил штабному офицеру, в чье распоряжение поступал бывший адъютант полка:

- Я вам в помощники назначил одного капитана, первопоходника. Он бывший студент, наверное с красным флагом ходил, но прекрасный офицер и хорошо воевал.

В числе убитых под Екатеринодаром был командир Корниловского полка полковник Неженцев.

Со своего кургана, почти на линии окопов, Неженцев видел, как цепь Корниловцев залегла в овраге. - "Связанный незримыми нитями с теми, что лежали внизу, он чувствовал, что наступил предел человеческому дерзанию, и что пришла пора пустить в дело "последний резерв". Сошел с холма, перебежал овраг и поднял цепи.

- Корниловцы, вперед!

Голос застрял в горле. Ударила в голову пуля. Неженцев упал. Потом поднялся, сделал несколько шагов и повалился опять убитый наповал второй пулей...

Когда Корнилову доложили о смерти Неженцева, он закрыл лицо руками и долго молчал"... (См. Генерал А. И. Деникин: "Очерки Русской Смуты", том второй, стран. 290.).

Преемником Неженцева - командиром своего Корниловского полка - Корнилов назначил полковника Кутепова, а на другой день 31-го марта 1918 г., накануне решительного штурма Екатеринодара. Был убит сам Корнилов.

Добровольцы пали духом. Последнее многодневное боевое напряжение казалось напрасным. Стройных войсковых частей не было. Снарядов осталось нисколько десятков. Малодушные думали, как бы спастись в одиночку...

Генерал Алексеев отдал приказ - в командование Армией вступить генералу Деникину - и сказал:

- Ну, Антон Иванович, принимайте тяжелое наследство. Помогай вам Бог.

Передавали, что Деникин ответил:

- Если от армии останется хотя бы взвод, мой долг быть с ним.

Искусно маневрируя, Деникин повел добровольцев. Ему надо было вырвать из большевицкого кольца потрясенную и почти безоружную армию.

Однажды ночью, при переход добровольцев железнодорожного полотна, в будке около переезда расположился весь штаб Главного командования. Неожиданно подошел красный бронированный поезд.

"Марков с ногайкой в руке бросился к паровозу.