Самый яркий свет – ночь. ©

В зал ворвалась необычная компания. Впереди ковыляло какое-то странное существо, то ли зверь, то ли человек. С его головы свисал длинный красный колпак, на конце которого болтался колокольчик. С красного же плаща спадали какие-то лоскуты, скользящие за ним по полу. На спине у него был виден огромный горб, и шёл он, волоча за собой левую ногу. Следом за своим уродливым предводителем скакали ряженые, ударяя в бубны и подзадоривая придворных. Когда вся эта шумная процессия достигла помоста, на котором сидел король, горбун вышел вперёд. Он что-то сказал королю и леди Иванне, от чего те громко рассмеялись, а потом зашёл за спину короля и с кряхтением плюхнулся на пол. Его свита с криками и свистом разбежалась по залу, показывая фокусы и выкрикивая шутки.

Это пёстрое сборище безраздельно завладело вниманием всех придворных. Что они только ни вытворяли: и перепрыгивали друг через друга, и отплясывали какие-то дикие танцы, и вытаскивали из-за ушей дам цветы. Но пытались они заслужить одобрение вовсе не короля. Оставаясь для всех не более чем мышью, Эльжебета привыкла наблюдать за людьми. За этой шумной толпой она наблюдала с огромным интересом. И они, одержимые идеей веселья, из кожи вон лезли, чтобы получить кивок шута. А он сидел на полу, привалившись боком к стене, словно ради него все здесь сегодня собрались. Его лицо было скрыто тенью и свисающим колпаком, но Эльжебета всё равно, до боли в глазах, всматривалась в него. Иногда он поворачивал голову, и тогда на него падали огненные блики. Но и этого было слишком мало.

Совершенно неожиданно он встал с пола и побежал за одним из ряженых. Между ними завязалась какая-то потасовка. Они мутузили друг друга кулаками, выкрикивали шуточные оскорбления, но наконец обрядившемуся в костюм волка удалось содрать колпак с головы шута. И тут началось что-то невообразимое. Сначала скоморохи перекидывали колпак друг другу. Звон бубенчика на его конце пересекался со смехом ряженых. Под одобрительное улюлюканье дворян колпак перелетал из рук в руки. Шут судорожно бросался от одних рук к другим. Хромая, он пытался доковылять до нового владельца своего колпака. Но как только ему это удавалось, кто-нибудь швырял колпак в другой конец зала.

Стоял такой шум, что ничего нельзя было расслышать. Громкие хлопки, подбадривающие крики, возгласы и визги – всё слилось в ужасающую какофонию, от которой хотелось закрыть уши.

Эльжебета оглядывалась по сторонам, пытаясь найти хоть одного человека, который не наслаждался бы происходящим. Она чувствовала себя ужасно. Будто это она сейчас издевается над уродливым горбуном. Ей было так жалко его. Жалко его неуклюжую фигуру. Он метался между столами совершенно молча, только протягивал руки, пытаясь вернуть свой колпак. Вдруг ярко-алым пятном завладела панна Анна. Эльжебета потрясённо смотрела, как она взобралась на стул и высоко подняла руку, зажав в кулаке треугольный кусок ткани. Колокольчик пронзительно звякнул, а Анна громко рассмеялась, когда шут медленно двинулся к ней. Он уже едва шёл. Сгибаясь под тяжестью горба, хромая ещё больше, он проковылял к панне Жбицкой. Теперь их разделял широкий стол. Шут всё так же молча протянул руки к своему колпаку, но Анна начала приплясывать на стуле, приподнимаясь на цыпочки. Бубенчик звенел так жалобно, что Эльжебета едва подавила в себе желание броситься к Анне, стащить её со стула и отобрать этот злосчастный колпак. Она представляла, как Анна позорно падает, как на неё опрокидывается снедь со стола, как… Серебряный колокольчик упал на стол прямо перед Эльжебетой. Почему-то рука дрожала, когда она тянулась к красному лоскуту. Внезапно все голоса смолкли. В абсолютной тишине Эльжебета подняла колпак. На ощупь ткань была грубой, поизносившейся, бубенчик висел на одной нитке. Удивительно, как вообще ещё держится. Надо бы пришить. Палец ласково погладил кривую поверхность. Рядом раздался чей-то смешок, и Эльжебета резко подняла голову, осознав, что на неё все смотрят. Но из десятков лиц она увидела только лицо горбуна. Он приближался, и Эльжебета наконец смогла разглядеть его. Смуглое лицо его было покрыто тонкими царапинами, едва начинающими заживать. И все царапины были перечёркнуты нарисованными стежками, будто кто-то пытался сшить воедино части лица. Волосы – спутанные космы, покрытые то ли пылью, то ли паутиной. Горб напоминал гору, давящую на неуклюжее тело. Длинный красный плащ волочился по полу, пока это странное убогое существо пыталось приблизиться к Эльжебете. Прошло не более пары секунд, но ей казалось, что время остановилось. Неожиданно шут поднял голову и посмотрел прямо в глаза Эльжебете.

Это был взгляд зверя. Злобного опасного монстра, который набросится на свою жертву при первом удобном случае. Он моргнул, и всё исчезло. На неё умоляюще смотрел горбатый уродец, вокруг слышались шёпот и чей-то тихий смех, в котором всё же звучала издёвка. Шут протянул руку, безмолвно умоляя вернуть колпак. Откуда-то справа раздался крик: "Бросайте мне!", от которого Эльжебета вздрогнула. Бубенчик вторил её движению, и от этого пронзительного звука стало больно ушам. Она молча протянула колпак его владельцу. "Дура". "Испортила всё развлечение". "Уродливая старуха".

Убежать отсюда. Немедленно. Пока она продвигалась к дубовым дверям, слышался смех, кто-то даже показал на неё пальцем. Уже у дверей на её пути возник шут. Он отвесил ей издевательский поклон и рассмеялся. Эльжебета отдёрнула руку и опустила голову. Этот шёпот слышали все. Все до единого. Наверное, так и есть. Она именно такая. Старая и уродливая. Колокольчик ещё раз звякнул, когда шут вновь подбросил свой колпак в воздух. Им тут же завладел какой-то усатый дворянин, и развлечение продолжилось. Эльжебета не верила своим глазам. Он добровольно отдал свой проклятый колпак, соглашаясь на это унижение. Она быстро покинула зал.

***

Гроза всё-таки разразилась. Затянутое тучами небо к вечеру пролилось дождём. Он стучал в окна, перекрывая своим шумом тихие всхлипы Эльжебеты. В комнате было темно и холодно. Никто не растопил камин, а одеяло было тонким и старым. Одинокая свеча давно оплавилась. Подушка слушала её плач. Эльжебета тяжело дышала, слёзы катились из глаз. А потом она и вовсе разрыдалась. Она прятала лицо в подушку, чтобы не слышать собственные всхлипы. А дождь всё шёл. Он, не переставая, бился в стёкла, и её слёзы признали поражение в битве со стихией. В какой-то момент всё закончилось. Она просто лежала в холодной постели и смотрела в окно.

Эльжебета пришла в себя, только когда услышала мерный стук, который отдавался звоном стекла. Она пару раз моргнула и отёрла опухшие глаза. Стук повторился. Медленно она села в кровати, пытаясь понять, что это. Жуткий царапающий скрип прорвался сквозь шум дождя. За окном был дрозд. Своим длинным крепким клювом он стучал в её окно. Стекло жалобно звенело. Плохо, очень плохо увидеть дрозда. Проклятая птица выбрала именно её. Эльжебета отвернулась. Она сделает вид, что не заметила наместника Тьмы. Птица снова ударила по стеклу. Боже! Ноги сами собой опустились на холодный каменный пол. Рубашка сползла, обнажая плечо, волосы спутались и падали на лицо, а она как зачарованная шла к окну. Ржавая рама поддалась не сразу. Металлическая сетка протестующе скрипела, когда Эльжебета дёргала резную ручку. Неожиданно одна створка распахнулась, и в комнату ворвался порыв холодного ветра. Он принёс с собой дождь, который каплями осел на её лице, волосах, тонкой ткани сорочки. Взмахнув крыльями, дрозд влетел в комнату, бесшумно, словно тень. Эльжебета проследила за полётом птицы и вновь повернулась к окну. Ветер швырял в неё холодные капли, заставляя кожу покрываться мурашками. Влажная ткань уже прилипла к телу, соски заострились от холода. Она дрожала, а чёрная птица внимательно наблюдала за ней с высокого зеркала.