– Вы знакомы или как?
– Он приходил, когда тебя не было. Я принимала заказ. Ты долго собираешься тут стоять и мешать мне работать?
Никто не говорил, что они должны быть лучшими подругами. У Пайпер не было лучших подруг, да и вообще, подруг. К тому же, Клара ей не очень-то и нравилась. Пусть они и выручали друг друга, когда на кафе обрушивалось цунами посетителей, но каждая была сама за себя. Таково главное правило молодой одинокой женщины, как сказала однажды окольцованная Уилла.
Весь остаток смены Клара то и дело бросала на Пайпер косые взгляды, но о мистере-завтраке больше не заговаривала. Вернувшись домой, в свою крохотную комнатушку с покосившимся шкафом и скрипящим столом, Пайпер бросила грязную форму на кровать и заметила, что из фартука торчала белая бумажка. Свёрнутая салфетка с номером телефона. Она подумала, что это даже забавно, но тут же остановила себя: не было ничего забавного в том, что мистер-завтрак не собирался оставлять её в покое. Он знал, где она работает, а это значительно всё усложняло. Мечта о тихой спокойной жизни, по крайней мере, в ближайшее время, рушилась у Пайпер на глазах.
На следующий день Алек не появлялся. И на следующий тоже. Однако, в четверг вечером, когда Пайпер выходила с работы, он дожидался её, подпирая спиной кирпичную стену соседней прачечной:
– Вы мне не позвонили, – заявил он скорее задорно, нежели обиженно.
– Послушайте, – у неё была заготовлена речь на такие моменты, честное слово. Коротая и бескомпромиссная, но мистер-завтрак не дал ей шанса и начать.
– Нет, это вы послушайте, – он тут же опустил глаза, смутившись, и добавил с меньшим напором, – пожалуйста. Для меня это очень важно, понимаете? Вы, вроде как, спасли мне жизнь.
Спасла, а не вроде как – подумала Пайпер. Ну, и что с того? Могла бы и не спасать, так что вместо того, чтобы докучать, валил бы ты лучше…
– Я очень хочу с вами поговорить, – не унимался Алек, едва не истекая слюной, – может, мы выпьем где-нибудь кофе, или я хотя бы провожу вас домой?
Второго Пайпер допустить уж точно не могла. Не хватало ещё, чтобы он узнал её адрес, а потому пришлось тащиться в ближайшую кафешку через два квартала, куда надутый индюк-менеджер не принял её на работу.
Они расположились за столиком возле входа. Спустя пару секунд появилась молоденькая официантка с ярко голубыми тенями и красной помадой. Она назвала Алека по имени, смерив Пайпер презрительным взглядом:
– Старая знакомая, – неловко объяснил он.
Пайпер хотелось уйти. Ей не нужен был ни кофе, ни разговоры, ни очередной самовлюблённый бабник. Очаровательный подлец. Именно такие – самый опасный вид. Они не просто затащат в постель и исчезнут на утро без следа. Нет, они приготовят завтрак, заставят тебя поверить, что ты – особенная, влюбят в себя, прежде чем сбежать. По крайней мере, так закончилась история её бывшей соседки-актрисы – разбитым сердцем и залитым кровью полом в ванной.
Алек говорил красиво и правильно, улыбался заразительно, но при этом вёл себя на удивление скромно:
– Я помню, что не в вашем вкусе, – пояснил он, – поэтому воспринимайте эту встречу, как знак моей благодарности. Если же я могу ещё что-то сделать…
– Нет, – резко перебила Пайпер, – ничего больше не надо.
– Я – журналист. Пишу для Хаймсвилль Кроникл о спорте и религии. Едва ли вы такое читаете, если только не интересуетесь боксом и не следите за карьерой баптистских пасторов, – Алек улыбнулся, однако улыбка тут же исчезла, стоило ему посмотреть на серьёзную Пайпер, – в общем, я хотел сказать, что вот это, – показал пальцем на себя и на неё, – ваш сон и авария… это самое интересное, что со мной случалось за все тридцать пять лет жизни.
Пайпер сделала глоток кофе, не собираясь задумываться над его словами. Она время от времени поглядывала на большие круглые часы на стене. Короткая стрелка приближалась к девяти. Ещё пять минут и можно было смело распрощаться с приставучим мистером-завтраком. Теперь приставучести нашлось логичное объяснение. Соседка-актриса говорила, что журналист даже на свидании остаётся журналистом. Однако, Пайпер не было никакого дело до того, чем занимался Алек, когда не завтракал в «кафе у Майка»:
– Это, действительно, уникальный случай, – он облизнулся, заёрзав на стуле, – я бы сказал, сенсация.
Пайпер едва различала, о чём он говорит. Её внимание было сосредоточено на часах. Тик-так. Тик-так.
– Народ обожает сенсации. У нас в газете вам даже заплатят…
– Заплатят? – очнулась она, резко скользнув взглядом на Алека, – за что?
Заметив её настороженность, он снова облизнулся и прочистил горло. Действовать нужно было максимально деликатно.
– За интервью. Вы могли бы дать мне интервью. Такой материал – настоящая редкость, – Алек осторожно улыбнулся, – конечно, реакция будет спорная. Люди потребуют доказательств, но это уже не ваша забота. В нашем деле тем лучше, чем больше люди говорят.
По телу Пайпер пробежала острая холодная дрожь: несмотря ни на что, внутри неё всё ещё жила наивная двадцатидвухлетняя простушка.
– Если журналист приглашает тебя на ужин, – говорила соседка-актриса, – значит, он либо хочет залезть тебе под юбку, либо ему что-то от тебя нужно.
Он не первый и не последний. «Малышка получит вкусное мороженое, если назовёт Робби самую быструю лошадку». «Я свожу тебя в зоопарк, если расскажешь, изменяет ли мне этот гавнюк ». «Эй, прочитай-ка по моей ладони, и мы поделимся косячком».
– Не будет никакого интервью, – заявила Пайпер, резко встав, – спасибо за кофе.
Алек бросил пару смятых купюр на стол и бросился на выход вслед за ней. На улице их встретила приятная лёгкая прохлада августовского вечера:
– Постойте, почему вы убегаете?
Она ничего не ответила, ускорив шаг:
– Я чем-то вас обидел? Если не хотите интервью, его не будет, я просто подумал…
– Подумал что? – Пайпер резко остановилась и посмотрела на него, уперев руки в свои тощие бока.
Он сделал пару глубоких вдохов, пытаясь восстановить дыхание:
– Что было бы здорово поделиться нашей историей.
– Нет у нас с вами никакой истории! – воскликнула она, – мне что-то приснилось, вы живёте и здравствуете, как и прежде. Не о чем здесь больше говорить, поэтому прошу – оставьте меня в покое.
– Но вы не поняли…
– Это вы не поняли.
– Послушайте же меня, – Алек вовремя удержался, чтобы не схватить её за локоть, – плевать на интервью!
Пайпер язвительно усмехнулась:
– Я серьёзно, – продолжил он, – буду и дальше писать о баптистах. Мне нравятся баптисты. Пожалуйста, только не уходите. Дослушайте меня.
– Наше общение бессмысленно. Вы продолжите задавать вопросы, но я не стану на них отвечать.
На его лице промелькнула улыбка надежды:
– Если проблема в этом, обещаю, что больше никогда не задам вам ни одного вопроса. И обещаю, что никакого интервью не будет. Вы ведь правы. Даже если бы я захотел вас обмануть и что-то опубликовать, мне бы не хватило фактов.
Не хватило фактов – повторила про себя Пайпер. Это так. Ему не о чем будет писать. Ему никто не поверит. История высосана из пальца. И всё же, их больше ничего не связывало, зачем тогда он давал ей ненужные обещания?
– Мы с вами не станем друзьями, и я не в вашем вкусе. Тогда почему вы не даёте мне уйти?
– Я же сказал, вы – самое интересное, что когда-либо со мною случалось.
Быть самым интересным в чьей-то жизни – огромная ответственность. И Пайпер вовсе не собиралась её нести. Не она жаждала общения с Алеком, а он добивался её внимания. Приходил в кафе каждый день и улыбался именно ей, спрашивал, как дела, пару раз дожидался со смены и звал на ужин. Она не предвкушала романтического интереса. Его слова об интервью всё ещё крутились в голове, как отрезвляющее напоминание о его подлинной сути. Однако, время от времени, Пайпер позволяла себе видеть в нём мужчину, интересного, опытного, обходительного. Пусть даже на пару секунд, не больше. Например, когда он провожал её домой, рассказывая истории о владельцах кафе, ювелирных магазинов, ателье, встречавшимся им на пути.