Аристо умолк, Гретхен перевела дыхание - кажется, она забыла дышать на протяжении всего времени, пока он говорил.

- Я могу передать Ларту, что ты ждешь его? - спросил он, глядя в ее бледное лицо.

- Да, эттейри, - коротко проговорила Гретхен.

- Проводи меня, дите мое.

Они медленно шли по дорожке, вокруг благоухал сад.

- Обещай не забывать обо мне, добрый Аристо, - тихо проговорила Гретхен, когда они остановились у легкой одноместной коляски Аристо. - Мне будет не хватать твоей мудрости и спокойствия. И я уверена, мне ни раз понадобится твой совет.

- Благодарю тебя, милая Гретхен. Разумеется, я не перестану быть твоим другом. - Аристо наклонился и коснулся губами ее чистого лба. - Я люблю тебя, милое дитя, будь счастлива. Да минуют тебя все беды.

Глава двадцать шестая

часы одиночества и воспоминаний

С той минуты, как Аристо покинул ее, Гретхен была сама не своя. Она думала о Ларте, о том, что рассказал Аристо, и ее пронзало острое чувство любви-жалости. Гретхен корила себя за все резкие, обидные слова, которые когда-либо говорила Ларту. За неприкрытую подозрительность и попытки уличить его во лжи. За смертельную опасность, которой он подвергался из-за нее, и за лишние беспокойства, которые она порой доставляла ему едва ли не преднамеренно...

Гретхен поднялась к себе в комнату, но пробыла там недолго показалось, что в доме слишком душно. Гретхен стояла у окна и пыталась вдохнуть всей грудью, но что-то давило, теснило ее, толи стыд, толи вина, толи жаль... Она снова вышла в сад и бесцельно ходила по дорожкам, выбирая самые глухие и сумрачные. Потом Гретхен вышла в чистому ручью, журчавшему в русле, выстланном галечником. На самом берегу она обнаружила скамью и села. Свежесть, исходящая от прохладной воды остудила ее лицо. Непрестанный плеск воды настроил на спокойные размышления заместо напрасных, бессмысленных укоров. Теперь Гретхен перебирала прошлое день за днем, начиная с той ночи, когда уснула в слезах избитая бароном Ланниганом, а проснулась от прикосновения Ларта. То слабая улыбка трогала ее губы, то лицо будто освещалось внутренним радостным светом, то оживали пережитые страдания, обозначались горьким надломом бровей...

Гретхен не знала, сколько прошло времени с тех пор, как она пришла на берег ручья. Резкий шорох нарушил монотонный шелест листвы в безветренном воздухе. Она обернулась, и увидела вблизи большого черного пса. Радостно вскрикнув, Гретхен вскочила ему навстречу, протянула руки. В следующие секунды она уже стояла на коленях и обнимала его за шею.

- Урс! Милый! Как я соскучилась по себе, хороший мой пес!

Урс всем своим видом выказывал ни меньшую радость. Потом Гретхен увидела ладонь, протянутую к ней, оперлась о нее и встала.

- Трава уже сырая, Грет.

Гретхен молча смотрела на него, и все, о чем она думала в последний час или два, или три свилось в тугой комок, который лег в ее грудь, и теперь теснил, поднимаясь куда-то к горлу.

- Ларт, - сказала Гретхен, и голос ее пресекся, она переглотнула и повторила: - Ларт... Круг Семи уже принял окончательное решение?

- Нет, Гретти, совета еще не было. Но вам не о чем беспокоиться, я даю слово...

- Погодите, - прервала его Гретхен. - Я не о том... Ларт, если вы хотите, я исполню их волю... Впрочем, нет... Меня мало интересует чья бы то ни было воля. Но если этого хотите вы, Ларт... я согласна, я сделаю так, как вы хотите.

Несколько мгновений он молча смотрел на Гретхен, потом проговорил:

- Я этого не хочу.

- Правда?! - радостная улыбка исчезала в робкой недоверчивости.

- Правда, Грет. Мои товарищи не ошиблись, - вы действительно, та, которая способна стать сосредоточием священного праздника, вы способны стать великолепной, ослепительной женщиной-богиней. Но я этого не хочу. - Ларт говорил, не глядя на Гретхен. Ей показалось, что лицо его превратилось в каменную маску непроницаемости. И еще ей показалось, что он говорит эти слова против своей воли, с усилием: - Пожалуйста, не спрашивайте меня почему. Сегодня утром я пришел к вам, чтобы понять до конца самого себя, и понять, какую позицию я займу на Совете.

- Ларт... - Гретхен невесомо положила свою ладонь на его руку, прерывая его. - Благодарю вас...

Он смотрел на Гретхен несколько секунд, потом улыбнулся:

- Вы преднамеренно укрылись в этой глуши? Ваши слуги сбились с ног, у них ведь нет Урса. Он привел меня прямо к вам, сам бы я ни за что вас не нашел.

Гретхен осмотрелась и в замешательства проговорила:

- А не мог бы Урс теперь вывести нас назад?

Глава двадцать седьмая

перемены внутренние и внешние

Гретхен казалось, что еще никогда она не была так счастлива.

Нет, она, разумеется, помнила о тех днях, когда благодаря Тимотею Кренстону Ларт вернул к ней из небытия. Но сейчас, по прошествии времени глядя назад, Гретхен отдавала себе отчет в том, что в те дни ее ощущение счастья граничило с едва ли ни болезненным изменением сознания. Весь ее мир, вся Вселенная уменьшилась до размеров одного человека, Гретхен потеряла ощущение реальности, все сместилось: радость мешалась с горем, и слезы звенели в смехе. И само счастье в те дни содержало и жгучую горечь вины, и боль необратимой утраты.

Гретхен и теперь не забыла о сэре Тимотее - он оставался с нею в каждом дне ее жизни. Особенно, когда Гретхен бывало горько, тяжко. Нет, она не раскаивалась в своем выборе, Гретхен была уверена, что и теперь сделала бы все так же. Но когда ей бывало плохо, рядом будто вставала незримая тень Кренстона, спокойного, мужественного человека, и на Гретхен как будто проливалась аура этого утешительного покоя. "Простите меня, Тимотей", снова и снова Гретхен просила у него прощения в душе своей.

Но теперь она была счастлива иначе - спокойно и бестрепетно. Рассказ Аристо перевернул ей душу, и если раньше где-то глубоко-глубоко, так, что Гретхен даже сама этого не осознавала, копошились тени упреков, досады, обиды на Ларта, то теперь это растаяло без следа. И если бы Ларт сейчас опять ушел в свою жизнь, отдельную от Гретхен, она приняла бы это со всем возможным искренним смирением, беспредельно благодарная ему за то, что он есть на этом свете, что жив и благополучен.

Как раньше с Аристо, теперь с Лартом посещала она различные приемы, художественные, литературные и музыкальные салоны и школы искусств, театральные премьеры и оперу, балы, обеды... Гретхен очень много времени проводила на людях. Но даже самые наблюдательные не смогли бы заметить, как много для нее значит этот мужчина рядом, Ларт. Придирчивый наблюдатель не усмотрел бы ни пылких взоров, ни румянца радостного волнения, ни даже сколь-нибудь явного желания быть рядом с Лартом... Но вот что наблюдатель заметил бы безусловно, так это перемены в самой Гретхен. Взгляды и мужчин, и женщин все чаще задерживались на ней, и ни один задавался вопросом: "Почему я не слышал прежде, как дивно звучит ее голос? Неужели в нем и раньше была эта глубина и мягкость? Что за неземной свет исходит от ее глаз? Так бы и смотрел в них, так и ловил бы этот ласковый взгляд, ласковый свет! Создатель! Как она улыбается! Какую тайну, какое знание скрывает она за чарами своей улыбки?! Какое несказанное счастье сулят эти уста!.."

С нею происходило то же самое, что происходит с цветком розы. Сначала это плотный, тщательно сжимающий свои покровы бутон. Но вот, обласканный теплом и светом, он вверит себя им, доверчиво приоткроет невзрачные свои пелёна, и, пробуждаясь, расправляя ото сна каждый лепесток, распустится во всем великолепии пурпурно-бархатная роза. Она так девственна, так нежна и чиста, но этот цветок огненной страсти будет царствовать над всеми другими, затмевая их, и едва ли кто сможет ее не заметить. Ее существование соблазн. Кто устоит, чтоб не приблизиться к ней, не насладиться ее совершенством, не вдохнуть чарующего аромата... И Гретхен перестала бы быть собою, если бы могла все это осознать.