— Да отъебись от меня! — в отчаянии кричу я.

Пожиратель на секунду замирает, продолжая целиться в меня из палочки.

— Оля? — спрашивает удивленный голос.

Пользуясь паузой, левой рукой пытаюсь поджечь его, как дементора, потратив на это практически все остатки резерва.

Но противник отработанным движением свободной руки отводит пламя в сторону, а из палочки в меня летит ступефай.

========== Глава 37. И спрятал он меня в каменный мешок, что острогом зовут. (с) ==========

Комментарий к Глава 37. И спрятал он меня в каменный мешок, что острогом зовут. (с)

Это самая спорная глава.

Очень тяжело далась и мне, и моей героине.

Долго думала, что с ней делать, но решила оставить так.

Резко прихожу в себя от энервейта.

Рядом сидит мужик и пристально меня разглядывает. Шатен, вьющиеся волосы, карие глаза, шрам через левую щеку стягивает кожу и слегка приподнимает уголок губы, от чего чудится легкая усмешка. Изможденный вид — как у всех бывших сидельцев Азкабана. В панике дергаюсь, но я связана. Увидев, что я очнулась, он зажимает мне нос и быстро вливает какое-то зелье в открывшийся рот.

Я чувствую, что на меня наваливается все безразличие мира… Веритасерум.

— Младший Малфой сказал, что ты Гермиона Грейнджер, — насмешливо сообщает он, — но как-то не верится, что мисс Грейнджер может настолько хорошо знать русский матерный. Итак, твое имя?

— Гермиона… Катя…

— Ты родилась у Грейнджеров?

— Нет…

— Ты русская?

— Да…

— Твои настоящие родители умерли?

— Да…

— Ты помнишь, как звали твою настоящую мать?

— Да…

— Тьфу, идиотское зелье! Как звали твою настоящую мать?

— Елена Станиславовна…

Мужчина надолго задумался, тем временем действие зелья потихоньку спадало. Я осмотрела свою камеру, а это именно камера. Кажется, под землей, стены из камня, очень темно, где-то в коридоре за решеткой горит факел — виден колеблющийся свет, сама решетка имеет чуть голубоватое свечение — дверь запирается магически. Подо мной какой-то комковатый матрас.

Мужчина смотрит на меня изучающе — сразу съесть или на консервы пойдет?

— Ты так похожа на Ольгу…

— Я не Ольга, — и зачем я это говорю? Остаточное действие веритасерума, наверное.

— Знаю… Я было понадеялся, что ты Катенька, ее дочь. Твоя тезка. И ровесница. Оля даже успела переслать мне фото до того, как я попал в Азкабан. Какая жалость, всего лишь совпадение, — он горько усмехнулся.

Кажется, я до сих пор жива, потому что он случайно принял меня за дочь подруги. А теперь мне пора думать, какие цветы я хочу себе на похороны. Впрочем, о чем я? Нормальные похороны мне явно не светят.

— Они убили ее… гниды! — по-моему, он уже не со мной разговаривает, — я надеялся, хоть племяшка выжила. Искал ее…

Вероятно, это Долохов. Единственный русский в свите Волдеморта. Член ближнего круга и палач Темного Лорда. Утопленнику определенно везет больше, чем мне.

Пожиратель сдвигается так, что теперь из моего положения его не видно, устраивается поудобнее и зачем-то начинает рассказывать про свою сестру Ольгу, я лежу связанная и слушаю. И не знаю, как реагировать, чтобы он меня подольше не трогал. Может, ему просто по-русски поболтать хочется. Столько лет в тюрьме, а кругом одни англичане. Наговорится и убьет, хорошо, если быстро.

— Эх, была б ты племяшкой, ввел бы тебя в род, нашли бы тебе мужа хорошего, сильного. Было бы кому продолжить род Долоховых…

Мужик, вероятно, чокнутый. Как мне с ним разговаривать? Щас обозлится, что я не племяшка, и род Долоховых теперь из-за меня вымрет, и руки отрежет…

В этот момент к моей камере подходит еще один мужик, тоже явно отдыхавший на лучших курорта Азкабана, и сообщает, что Антонина вызывает Темный Лорд. Долохов выходит, напоследок запустив в меня фините и освободив от веревок, запирает камеру, и я остаюсь одна.

— Ненавижу Дамблдора! Старый пидор!

Это ведь именно из-за него я здесь оказалась, и вряд ли мне удастся выбраться. Я ведь не Гарри, которому неебически везет. И не Луна, которую есть резон оставлять в живых. Я грязнокровка, а значит, быть мной хуже не придумаешь.

— Кричер! — пробую я.

— Кричер! Кричер! Ну пожалуйста, Кричер!

В течение нескольких минут зову старого эльфа, но он явно меня не слышит. Или доступа не имеет. Никаких портключей и прочих артефактов на мне, конечно, не осталось.

С новой силой начинаю переживать о смерти Добби.

Осматриваю свою камеру внимательнее. Собственно, смотреть особо не на что. Каменный пол, каменный потолок, три каменных стены, вместо четвертой стены решетка. В углу дырка, понятно зачем. Темно и холодно. Хорошо, хоть стены сухие. Рука, в которую попало проклятье Долохова, сейчас работает, и это единственная приятная новость. От нечего делать прощупываю стены и матрас на предмет тайников, но ничего не нахожу. Дверь запирается двумя замками, механическим и магическим. С механическим я бы справилась, он выглядит совсем простым, и его явно давно не меняли. В детстве один дачный друг меня взламывать похожие учил, на своих же сараях и тренировались. Вот с современными замками даже телекинезом справиться сложно, хотя алохомора их замечательно открывает. Но магический замок мне не знаком. Так как у меня ко всему прочему магическое истощение, начинает жутко хотеться есть. Даже не есть, а жрать.

Слышатся чьи-то голоса. Судя по разговорам, сюда пожаловала миссис Лестрейндж. Мне тут же захотелось еще немного посидеть в своей камере в одиночестве, путь даже в холоде и голоде. Но женщина равнодушно проходит мимо моей двери и заворачивает в какую-то камеру дальше по коридору. Где-то на минуту решетка перестает светиться, видимо, магический замок сразу на все занятые клетки действует. Следующие несколько часов я сижу зажмурившись изо всех сил и закрывая уши руками. Беллатрикс отрывается, пытая одного из моих соседей. Она что-то спрашивает, но кажется, больше для проформы, главное для нее — вовсе не ответы. Из камеры слышатся жуткие крики и ее безумный смех. Если я когда-нибудь отсюда выйду, что вряд ли, буду потом всю жизнь седину закрашивать. Наконец эта сумасшедшая сука устала и пошла на выход. Останавливается около моей камеры, смотрит плотоядно.

— Ты та грязнокровочка, которая оказалась племянницей Антонина?

В напряжении смотрю на нее, прикидывая, смогу ли я ее поджечь перед тем, как она меня убьет или запустит круцио?

— А ты мне нравишься, — смеется она, — какой злобный взгляд! Такой же русский волчонок, что и твой дядя.

Мысленно воздаю благодарность Богу, Мерлину, Аллаху, Кришне за то, что каким-то чудом Белла с Долоховым друг друга не поняли.

Посылает мне шуточный воздушный поцелуй и уходит. Я в изнеможении сползаю по стенке.

Это был не последний визитер на сегодня. Где-то через час в подземелья приходит Малфой младший. Медленно, как на опознание трупа, приближается к камере, бледный и несчастный.

— Грейнджер…

— Малфой?

— Я слышал, сюда заходила тетя Белла?

— Заходила, еще как заходила, — с нервным смешком говорю я.

Малфой бледнеет еще больше, видимо, он прекрасно знает, зачем сюда могла заходить его тетя. Торопливо сует мне через решетку два каких-то флакона.

— Это кроветворное и восстанавливающее, — быстро говорит он и сбегает…

Спасибо, Драко, не ожидала… Но лучше бы ты меня отсюда выпустил. Хотя вряд ли ты можешь.

Восстанавливающее надо выпить, резерв в таких условиях никак не хочет восполняться. Кроветворное припасу на будущее, вряд ли меня еще раз будут обыскивать.

После зелья минут через пять удалось наколдовать беспалочковое агуаменти и напиться. Жаль, с едой так нельзя.

А еще через какое-то время опять приперся Долохов, в сопли пьяный. Притащил с собой бутылку огневиски, а мне — сливочного пива.