Пришел час его величайшего торжества, и в этот долгожданный час было особенно больно сознавать, насколько преходящи, смешны и малозначительны все его титулы и привилегии по сравнению с тем фактом, что он открыл неизвестный материк. Мучительней всего, то что теперь Кристобалю до конца жизни придется делать вид, будто он страшно польщен свалившимся на него счастьем быть кастильским дворянином и именоваться Главным адмиралом океанического моря, а также вице-королем новооткрытых земель. Он внезапно вспомнил о золотых шпорах, вычеркнутых из составленного для их высочеств списка. И опять горько усмехнулся: ведь все прочее, что в списке осталось - в сущности, те же золотые шпоры, такие же красивые, но бесполезные побрякушки, совсем не нужные ему. А того единственного, что для него важно, ни в каком списке нет и быть не может.
Но ведь еще ничего не потеряно! Кто запретит ему двинуться вдоль берегов неведомой страны и доказать, что земля эта - вовсе не Индия, а открытый им Новый Свет?
И в третий раз горько усмехнулся Кристобаль: история не любит, когда кто-то питается подтолкнуть ее ход. Жизнь обычно жестоко мстит решившимся на это. Если кому-то открываются истины, которые для него очевидны, но скрыты от современников пеленой предрассудков и предвзятости - горе тому человеку. И если все кончится только тем, что его надежды и стремления будут разбиты и потоплены житейскими бурями океана повседневных дел, можно считать, такому человеку сильно повезло.
Всевозможные невзгоды и тяжелые удары, щедро припасенные судьбой на долю Кристобаля, были хорошими учителями. Среди других непреложных истин жизнь заставила его твердо усвоить и эту: говорить надо только на таком языке, на котором изъясняется большинство. Когда-то Кристобаль выбрал язык золота и пряностей - язык доходов и прибыли. И его поняли. Так можно ли теперь перейти к другому языку, - к языку трудного и рискованного поиска, результаты которого никогда заранее не известны, поиска, предпринимаемого только ради познания неведомого, от которого никак нельзя ждать немедленной выгоды и пользы? Нет, дон Кристобаль не имеет права забывать, что он послан сюда только для того, чтобы проложить кратчайший путь к сокровищам Индии. И вернувшись, он должен с гордостью доложить их высочествам, что экспедиция возложенную на нее задачу полностью выполнила. Доложить хотя бы для того, чтобы можно было добиваться снаряжения еще одной экспедиции...
...В удобной, хорошо защищенной от ветров бухте, корабли бросили якоря. Дон Кристобаль, Главный адмирал океанического моря, вице-король всех новооткрытых земель, в парадном, шитом золотом камзоле, с приличествующей случаю торжественностью стоял у борта, ожидая, пока на воду спустят баркас. Берег был совсем близко - Кристобаль видел, как ветерок шевелит листья невиданных деревьев, как блестят на гальке капельки воды... И вдруг, так и не дождавшись баркаса, он совсем не по-адмиральски прыгнул с высокой кормы и поплыл не в силах больше ни на минуту оттягивать встречу со своей землей. Прибойная волна мягко вынесла адмирала на пологий берег. Он встал, сделал шаг, другой, третий... Жадно вдохнул ароматный воздух неведомой земли. Чувство первооткрывателя, человека, осуществившего главную цель своей жизни, чувство победителя переполняло его. Он был счастлив, и счастью его было тесно, оно, как птица из клетки, рвалось наружу. В душе Кристобаля все пело и ликовало. Хотелось стремительно пробежать по открытой им земле, уйти далеко-далеко, а потом, упав на нее, обнимать эту землю и кричать: "Здравствуй, Новый Свет! Я открыл тебя, я пришел к тебе, здравствуй!"
Но дон Кристобаль, вице-король всех новооткрываемых земель. Главный адмирал океанического моря, не должен был так делать. Он остановился, повернулся лицом к кораблям.
- Матросы! Друзья! Спутники!
На глазах вдруг выступили слезы, а голос задрожал и сорвался: даже эти простые слова дались дону Кристобалю с трудом. Он подумал, что волнение сейчас выдаст его, но на кораблях, кажется, восприняли это как вполне естественное состояние: не каждый же день, в конце концов, открывают западный путь в Индию. Дон Кристобаль с минуту помолчал, справился с волнением и заговорил спокойно, уверенно и громко, чтобы на всех трех кораблях слышали каждое его слово:
- Матросы! Друзья! Спутники! Сегодняшний день - важнейший в нашем долгом и трудном путешествии. Это - день нашей славы, день нашего триумфа. Золотыми буквами будет вписан он в историю Кастилии, в историю великих путешествий. Выполняя волю любимых монархов - их высочеств Изабеллы Кастильской и Фердинанда Арагонского, мы с помощью господа нашего наконец достигли долгожданной цели.
На кораблях прекратились работы, смолкли восторженные крики, все слушали, что говорил их адмирал.
- Перед нами - земля. Это обширная земля, богатая земля. Мы пришли за ее сокровищами. И мы возьмем эти сокровища во славу Кастильской короны и святой церкви. Друзья! Обращаясь к вам с этой земли, я поздравляю всех вас.
Дон Кристобаль снова замолчал. Нужно было сказать еще одну фразу, только одну. Но язык отказывался слушаться. Черт возьми, он не думал, что это будет так трудно! Кристобаль проглотил слюну, глубоко вздохнул...
- Я поздравляю всех вас с прибытием в Индию! Да здравствует открытый нами западный путь в Индию!..
С радостным ревом на землю прыгали с кораблей люди. Они окружили своего адмирала, подняли его на руки и торжественно понесли вдоль берега. На кораблях палили пушки, звенели колокола...
* * *
Автор предчувствует, как, прочитав этот рассказ, кто-нибудь, хорошо знающий историю великих географических открытий, очень удивится - ведь на самом деле было совсем по-другому!
Все правильно. Автор полностью отдает себе отчет, что на самом деле было совсем по-другому. Гораздо более сложные отношения существовали у Христофора Колумба с португальским королем, гораздо более сложные пружины двигали политику Изабеллы и Фердинанда.
А главное - исследователи, кажется, убедительно доказали: Христофор Колумб ни о каком Новом Свете и не помышлял. До конца своих дней он вроде бы был уверен, что открыл западный путь в Индию.
Можно, конечно, надеяться, что в стройных шеренгах аргументов, которые обычно приводят в доказательство этой точки зрения, осталось какая-нибудь узенькая щелочка, сквозь которую просочилось несколько маленьких "а вдруг?"
А вдруг он все-таки знал, что открыл новый материк? А вдруг он именно к этому и стремился? И разве исключено, что изображаемые автором события на самом деле могли быть примерно такими, какими они здесь показаны?
Впрочем, почему, собственно, речь зашла именно о Христофоре Колумбе? Автор нисколько не настаивает, что Кристобаль - это только исторический Христофор Колумб и никто другой.
Ибо разве один только Колумб имел несчастье родиться раньше своего времени? Разве только в Кастилии появлялись люди, которые переросли одежки своей эпохи? И разве только в те давние века людям нужно было, превозмогая себя, учиться приспосабливаться и ловчить лишь для того, чтобы попытаться осуществить свое предназначение?
Мало о ком из них мы сейчас знаем - это правда.
Но то, что анналы, летописи и хроники обычно не хранят память о таких людях, объясняется очень просто: они, как правило, не доживают до тех дней, когда могли бы триумфально войти в историю.
Но, заканчивая свое повествование этими печальными размышлениями, автор отнюдь не спешит причислить себя к числу безысходных пессимистов. Напротив, днем и ночью он беспрерывно слышит размеренные ритмические удары. Это тикают часы истории. Вращаются их колеса, движутся вперед стрелки. И каждый шаг секундной стрелки - это осуществившееся предназначение еще одного из тех, кто приходит к нам, опережая свое время.
