— Вот так-то лучше, — откидываю пустой барабан и окидываю взглядом роскошную женщину, что величественно выступая, идет ко мне босая по битому стеклу, оставляя за собой кроваво-красную дорожку и ослепляя улыбкой и россыпью драгоценных камней.
За окнами брезжит рассвет, вплетая солнечные лучи в рыжие пряди ее рассыпанных по плечам волос. Алый шелк коктейльного платья стекает в пол по мягким изгибам тела, превращая женщину в экзотический цветок. Теплые чайные с зеленым ободком по краю глаза смотрят с Любовью и лисьей хитринкой. Чувственные губы шепчут в самое ухо:
— Денис, послушай свое сердце, — и нежная ладонь Любы прижимается к груди. — Верь в вашу одну на двоих Любовь. — Тонкие пальцы пламенной женщины очерчивают мои старые шрамы и новую татуировку, скользят по голове, приводя мечущиеся всполохи мыслей в ровное горение.
— Ничего не потеряно! Лис жив, — прыгает у ног шалунья Надя, заглядывает в глаза, заставляя меня вымученно копировать ее улыбку.
— Ты нужен Любимому. Он никогда не предаст тебя! — уверяет серьезно настроенная Вера и, вселяя веру в собственные силы, командует: — Собирайся…
Я собран. В рюкзак методично летят права и паспорт, телефоны и зарядки, ключи от квартиры Лиса и заветный клочок бумаги, упаковки моих привычных обезболивающих и непривычных психотропов, пару которых тут же закидываю в рот, почти не нарушая рекомендаций к применению — одну с утра. Но две ночи без сна, и сутки в нервотрепке с перспективой дальней дороги вносят свои коррективы.
— Маркиз, не скучай. Скоро я привезу нашего любимого Лиса, а пока ты присмотришь за нашим домом, а за тобой присмотрит мама, — успокаиваю свою девочку, что обеспокоенно трется у ног, когда в срочном порядке одеваюсь и натягиваю удобные для езды кроссовки.
— Ты! — приказываю огненной шатенке. — Ты! — пристально смотрю на жгучую брюнетку. — Ну и ты, конечно, — подмигиваю белокурой малышке. — Едете со мной! — И три таких разных женщины, как одна, встают за моею спиной.
Почти бегу, дворами петляя по короткой дороге. Пустота улиц, пустота в голове, и только одна мысль держит тело в сознании: «Я должен спасти свою Любовь». Не отрывая палец от кнопки, порождаю какофонию электрических звуков, пока дверь родительской квартиры не открывается.
— Дай ключи! — не переступая порога, требую у заспанного отца, и то ли он еще не проснулся, то ли в моих глазах скрыто нечто непоколебимое, но меня не пытаются отговорить, без слов вручая требуемое и страховку. В глубине квартиры появляется мама, и ее тихое: «Береги себя…» — сжимает сердце осознанием того, что сейчас я не могу ничего обещать ей, но все же утвердительно киваю головой. И уже разворачиваясь, краем глаза ловлю крестное знамение, осеняющее мою спину. Пусть так, пусть хоть что-то освещает мой путь к нему. К моему свету, к моей жизни, к моей Любви.
Скорей! Что-то внутреннее, а не только трескучий мороз, подгоняет меня к гаражу. Ни секунды не колеблясь, забираю с собой еще одного продрогшего пассажира по имени Макар. Опасно… Но, как говорил Лис, добро должно быть с кулаками, ну или со стволом. Пусть со мною рядом присутствует этот веский аргумент. С ним я чувствую себя уверенней.
— Девчонки, пристегните ремни, — командую своим очаровательным спутницам, подгоняя отцовскую колымагу под себя: рулевая колонка, водительское кресло, рюкзак на пассажирское, пистолет под сиденье, один молчаливый телефон на зарядку, второй рядом — только попробуйте отключиться! Ничто не должно мешать мне в пути.
Забиваю давно заученный адрес в навигатор, который тут же рисует мне короткий маршрут и приблизительное время прибытия, убивая осознанием, насколько поздно случится это событие. Но… телепорта еще не изобрели, а олени еще хуже. Так что музло на максимум, газ в пол — и я несусь к Елисею. Мимо заснеженных сел и заиндевевших городов, на запад, убегая от восходящего солнца. Мимо буксующих на взгорках фур и снегоуборочных машин, пытаясь обогнать само время и понимая, что мне необходим не только телепорт, но и машина времени, чтобы быть у Елисея еще вчера.
— Позвони… Позвони… — твержу, точно мантру, ища поддержки у моих спутниц. — Вот сейчас, как только появится сеть. Я верю, ты позвонишь, — и я готов молиться всем бездушным богам, чтобы они исполнили единственное в этот миг желание: — Пожалуйста, все что угодно, но пусть он будет живой. — И мне не страшно заключить сделку с Дьяволом, лишь бы вновь оказаться в объятиях Любимого.
Но меня никто не слышит. Ни Боги, ни Демоны, ни Лис. Да и проклятые коробки с электронными мозгами молчат, будто нечаянно в унитазе искупались. Обе. Молчат черными магнетическими прямоугольниками, что постоянно притягивают к себе взгляд и вдруг оживают, блямкая пришедшим смс и перемаргиваясь зелеными текстовыми сообщениями, и через несколько ахуевших секунд еще раз. И в этом светопреставлении у меня сбивает сердечный ритм и вместе с ним дыхание.
— Ну я же тебе говорила! — пищит от восторга Надюшка и звонко хлопает в ладоши, останавливая непрерывный поток моих призывов то к Богу, то к Бесу, которые по сути являют мне одного человека — Лиса.
— Никто и не сомневался, — фыркает строгая Вера, видя как я теряю контроль над собственным разумом, не понимающим, что ему делать: рыдать или смеяться.
И только Любовь многозначительно молчит, пряча добрую улыбку, но в ее глазах так и поблескивают хорошо мне знакомые искорки, порождая в голове гул мощной волны адреналина, несущейся по артериям вместе с кровью и кидающей меня то в жар, то в лихорадочный мандраж. Подальше от греха и пролетающих мимо машин сворачиваю на обочину и хватаю свой секретный гаджет, оживляя экран…
«Приятного путешествия с… Вы обслуживаетесь…»* — Мечта прочитать смс «этот абонент снова в сети» вмиг разбивается в крошево, раня душу острыми краями разочарования. Понимая, что на втором та же самая хуйня, оповещающая, что я в роуминге, стискиваю челюсти, не давая падшим Демонам ни одного шанса воскреснуть, и вновь лечу к Нему, лишь кидаясь в очередную крайность:
— Сволочь!!! Гад! — награждаю Любимого отборными эпитетами, едва успевая нырнуть на свою сторону со встречки от орущего на меня клаксонами автобуса. — Если ты жив, я ж тебя найду и сам пришибу! Но сначала со всей страстью выебу! — посылаю страшные и не очень угрозы, всем сердцем надеясь что скулы моего Лиса не просто горят, а полыхают.
Но даже на таком адреналине устаю. С непривычки начинает болеть спина, ноги. Отвык от дальних перегонов, но я не забыл кайф единения с дорогой, да и радует, что пейзаж за окном постепенно перетекает из унылых заснеженных полей в призрачно-белоствольные леса, наглядно показывая, что я все ближе к заветной цели. И вот уже догоняю столичную погоду, а дворники моей машины, точно так же как у Лиса, сметают с лобового стекла снежные хлопья.
Но как ни давлю на газ, не успеваю за Светилом, что обгоняет мою тачку, точно стоящую, и уже слепит глаза, норовя вот-вот нырнуть в сугроб на горизонте и оставить меня в темноте зимней трассы и во тьме моих мыслей:
«Зачем послушался? Ждал? Надо было сразу ехать в ночь, когда нет столько машин на вечно перегруженной трассе. Эх-х-х… Сейчас бы мою ласточку… — с сожалением вспоминаю свою погибшую синюю птичку. — Срать на штрафы, я бы за семь часов долетел. И уже смотрел бы в ведьмовские глаза и вытрахивал бы из любимого его непокорную душу. — Дурацкие «если бы, да кабы» вредными червями выедают мозг: — Нужно было ехать еще раньше: два дня тому назад, когда почувствовал что-то не то. Нужно было не бить тату, а все бросить и нарисоваться на его пороге рождественским подарком — хуй сотрешь. Зажал бы прямо в коридоре, заткнул бы рот поцелуем и, если понадобилось, защелкнул бы на руках стальные браслеты…»
Мотая головой, отмахиваюсь от странного до дикости видения скованных наручниками запястий Елисея, заодно отгоняя обволакивающую тело усталость. Но, кажется, не только я резко качаю черепушкой, но и отцовская колымага — жопой.
«Девчонки держитесь!» — Проклиная нечищеные дороги, вдавливаю газ в пол, пытаясь выровнять уходящую в занос корму. — Давай, кляча, вытягивай! — рычу на надсадно воющий движок, чувствуя, как машину несет боком на черно-белую змею отбойника. Ступня на автомате бьет по тормозу, ремень безопасности сдерживает мое побуждение ткнуться лицом в рулевое, и следует глухой удар — БУМ!
