Во время еды в роскошной столовой или традиционного чаепития на английский манер главной темой для разговоров всегда была политика. Анна Эмори питала почти мужской интерес к государственным делам, а Соломон всегда был хорошо осведомлен, так как крутился в самых влиятельных кругах американского общества. Уоллис нравилось сидеть в уголке комнаты и слушать, как бабушка обсуждает с гостями последние политические новости, скандалы и сплетни. Эту бабушкину заинтересованность в политике и манеру вести дискуссию на любую светскую тему Уоллис хорошо усвоит и будет использовать уже сама много лет спустя.
Ко всему прочему Анна Эмори была очень религиозной, она придерживалась самых строгих протестантских доктрин. Поэтому маленькая Уоллис была обязана соблюдать еще и все религиозные семейные правила. Каждое воскресенье Бесси приходилось подолгу просиживать в церкви на службе, выполнять ритуалы и следовать традициям. Иногда по состоянию здоровья бабушка пропускала службы, но это не избавляло Уоллис от посещения церкви – более того, оно становилось для девочки просто обязательным, потому что по возвращении Анна Эмори требовала, чтобы Уоллис чуть ли не дословно пересказала содержание службы. Если она считала, что Бесси как-то неправильно передает смысл проповеди священника, то заставляла ее читать вслух Библию, всегда лежавшую на столе в библиотеке, с того места, где находилась бабушкина атласная фиолетовая закладка.
Помимо здравого смысла и некоторого цинизма у Анны Эмори были и свои причуды. Например, она была глубоко убеждена, что если девушка хочет, чтобы мужчина женился на ней, то ни за что на свете не должна позволять ему целовать ей руки; или то, что ни при каких условиях нельзя выходить замуж за американца и т. п. Дальше пояснять свои утверждения бабушка не собиралась, а Уоллис безоговорочно принимала каждое ее слово за истину, и каждое новое наставление становилось для нее законом.
Такое же безосновательное и бескомпромиссное мнение у бабушки было относительно кофе:
– Никогда не пей эту дрянь! В противном случае у тебя пожелтеет кожа.
Уоллис ей верила и, как она сама утверждает, никогда не пила кофе – у нее не было повода ставить под сомнение слова бабушки.
В целом, несмотря на какие-то мелочи и непростой характер Анны Эмори, Уоллис была счастлива в доме на Престон-стрит – ее любили, всегда брали с собой, куда бы ее родственники ни отправлялись. Уоллис была любимицей в доме, чего нельзя сказать о ее матери, Элис, – молодой вдове без собственных средств к существованию, зависящей от снисхождения свекрови и брата покойного мужа, которые с самого начала были против ее брака с Тэклом Уорфильдом.
Анна Эмори, оставаясь всю жизнь вдовой в темных одеждах, не принимала того, что Элис по прошествии четырех лет со смерти мужа начала общаться с другими мужчинами и вновь ходить на свидания. Бабушка Уорфильд уж никак не могла этого одобрить – она считала, что и для Элис вопрос замужества должен быть закрыт раз и навсегда, а такое фривольное поведение приписывалось дурной наследственности Монтекки. Со временем их противостояние усугубилось, и Элис ничего не оставалось, как съехать вместе с ребенком.
Анна Эмори была этому только рада, а Соломон, напротив, очень расстроился, так как за время, пока Элис жила в его доме, он успел в нее влюбиться.
Были ли отношения между ними, история умалчивает, но бабушка Уорфильд быстро поняла, в чем дело, и все решила за двоих – жениться на вдове покойного брата было бы для Соломона проявлением самого дурного вкуса. Кроме того, Анна Эмори была эгоистична и не хотела, чтобы и последний сын покинул ее. Она начала критиковать Элис буквально во всем, в каждой незначительной мелочи, и та, наконец, сдалась.
Когда Уоллис исполнилось четыре года, Элис приняла решение покинуть Уорфильдов, переехав в отель. Впрочем, там она тоже долго не задержалась. Бесси Лав Мэрримен (1864–1964; девичья фамилия – Монтекки), старшая сестра Элис, которая в дальнейшем будет упоминаться в книге как тетушка Бесси, сочла недопустимым, чтобы ребенок рос в замкнутом пространстве какого-то чудовищного отеля, лишенный общения с другими детьми. Будучи недавно овдовевшей, миссис Мэрримен, нисколько не колеблясь, пригласила Элис переехать к ней в дом в 1901 году. Ей было скучно и одиноко без мужа, а своих детей у нее не было. Элис и Бессиуоллис переехали на Чейсон-стрит, где прожили чуть больше года.
Дом тетушки Бесси также был типичным балтиморским строением – трехэтажное здание из серого кирпича, на первом этаже которого располагалась кухня и столовая, на втором – две спальные комнаты, а на третьем, как и у многих тогдашних обеспеченных американских семей, – прислуга.
Но и здесь Уоллис было одиноко. Супруг Бесси Мэрримен, Дэвид Баканан Мэрримен (или дядя Бак, как его называла Уоллис; 1856–1900), умер за год до их переезда к ним. Раньше он часто играл с ребенком и брал с собой, когда отправлялся по делам или просто на прогулку. В отличие от других, он общался с Уоллис на равных, рассказывая ей обо всем на свете. Даже когда ему хотелось, как он выражался, немного промочить горло, он брал малышку с собой в бар, куда Уоллис шла с удовольствием, ведь там был большой говорящий попугай, рядом с которым время летело незаметно. Но на момент появления Элис и Уоллис в доме Мэррименов дяди Бака уже не было в живых, и развлекать ребенка больше было некому. Конечно, тетушка Бесси и Элис уделяли девочке много времени и внимания, но это были взрослые люди, а Уоллис так хотелось иметь друга.
Несмотря на более спокойную обстановку в доме сестры, свободолюбивая Элис все еще мучилась от бесконечных ограничений и финансовой зависимости от родственников покойного мужа, так как сестра ей материально помочь не могла, а подачки Уорфильдов, как и прежде, были нерегулярными.
Через некоторое время Элис все же решила стать независимой и начать зарабатывать деньги сама, сняв небольшую отдельную квартирку только для себя и дочери. Маленькая Уоллис страдала от частой смены места жительства – ей хотелось остаться в каком-то одном месте, завести друзей, жить в привычной обстановке, зная, что завтра им никуда не придется переезжать. Ребенку каждый раз было тяжело привыкать к новым условиям.
Элис и Уоллис переехали в отель “Брэкстон”. Это был маленький, тихий семейный отель, или скорее пансионат, в котором Элис сняла номер-квартиру с двумя комнатами. Их жизнь стала обыденной, потеряла роскошь, стала довольно прозаичной. Дни, похожие один на другой, медленно тянулись, не предвещая ничего хорошего. Мать проводила почти все время с Бесси, внося разнообразие в жизнь ребенка лишь походами на Престон-стрит к бабушке. Уоллис скучала по дому, ей было одиноко, конечно, насколько это было возможно в столь раннем возрасте – ведь ей тогда было не больше пяти лет.
В конце xix века найти работу женщине было невероятно сложно – во-первых, из-за дискриминации по половому признаку, а во-вторых, потому что женщины редко получали какое-либо специальное образование. Единственное, что мать Уоллис умела хорошо делать, это шить и готовить. Пока Уоллис не пошла в школу, вся ее одежда была сшита Элис, да и потом, когда девочке нужно было что-то подогнать по фигуре, мать с удовольствием этим занималась. Ей очень хотелось, чтобы ее ребенок был похож на красивую, чистенькую, опрятную куколку, и делала все возможное, чтобы это было именно так.
Элис решила использовать свой навык для заработка и начала шить детские вещи на заказ. Большого дохода это не принесло – заказов было не так много, да и оплачивался труд невысоко. Все это время маленькая семья жила на деньги дяди Сола, которые он каждый месяц переводил на банковский счет Элис. Однако это не решало всех ее проблем, так как выделяемая сумма каждый раз была разной, и Элис то могла позволить себе шиковать, то с трудом сводила концы с концами.
В 1902 году Бессиуоллис исполнилось шесть лет и она пошла в школу мисс Ады О’Доннел, хотя это заведение больше походило на дошкольное учебное заведение или даже на детский сад. Школа располагалась в доме мисс О’Доннел на Элиот-стрит, 2812. Учеников у нее было довольно много – около тридцати мальчиков и девочек с соседних улиц Кальверт, Святого Павла и Чарльз-стрит. Мисс О’Доннел учила детей читать, писать, а также рассказывала им историю Великобритании, а на следующий день задавала вопросы по изученному материалу, чтобы проверить, как дети усвоили урок. Во время одного из занятий по истории учительница спросила у класса, кто был одним из самых известных участников Порохового заговора в Англии[7], Уоллис знала ответ и гордо подняла руку, но один мальчик выкрикнул ответ прямо с места. Уоллис была одновременно так расстроена, рассержена и раздражена, что, несмотря на присутствующих, подошла к мальчику и сильно стукнула его по голове коробкой из-под карандашей. Уоллис не терпела конкуренции не только в зрелом возрасте, но и в детстве.
