“А где твоя шляпа?” Время для Даниэля остановилось. По всему телу пробежала ледяная дрожь, словно сквозь него просочилось привидение. Со сверхъестественной ясностью он увидел шляпу, лежащую в багажной сетке вагона. Не в той, которую они заполнили другими вещами, а в той, что напротив. Шляпа в сетке. Его шляпа. Шляпа Миттерана. Торопясь на выход, он, еще не успевший привыкнуть к ношению головного убора, забыл ее взять. Даниэль допустил ту же промашку, что и глава государства. “Поворачивайте! – бесцветным голосом проговорил он и тут же заорал: – Поворачивай! Быстро!” “Пежо-305” совершил разворот и помчался назад, к вокзалу. Даниэль пулей вылетел из машины. Разумеется, поезд давно ушел. Никто не сдавал в бюро находок вокзала никакой шляпы. На протяжении последовавших дней, недель и месяцев Даниэль без конца звонил в это бюро. Когда он выучил номер наизусть, ему стало ясно: больше он никогда не увидит шляпу Миттерана. В тот же вечер Фанни Маркан вошла в купе поезда “Гавр – Париж” и положила чемодан в багажную сетку над местом номер 88. Напротив, на месте номер 86, сидел молодой длинноволосый парень в очках с тонированными стеклами и в наушниках от плеера. Его черная кожаная куртка пестрела наклейками с изображением лохматых белокурых музыкантов, тоже одетых в черную кожу. Сквозь оранжевый поролон наушников до Фанни доносились приглушенные звуки, и она узнала припев композиции The Final Countdown группы Europe. Лично ей эта группа не нравилась – с гораздо большим удовольствием она послушала бы новую звезду по имени Милен Фармер. Слова песен и атмосфера, создаваемая этой рыжеволосой девушкой с тревожными глазами, трогали Фанни гораздо больше, чем соло на электрогитаре в исполнении нечесаных пергидрольных рокеров. Сразу чувствовалось, что Милен Фармер – человек высокой культуры, читавший Эдгара По и Бодлера, что не могло оставить равнодушной Фанни, которая обожала читать и сама немножко пописывала.
Она достала из сумки общую тетрадь в розовой обложке. Три первые исписанные страницы содержали начало текста, скупо озаглавленного “Эдуар”. Учредители Премии Бальбека за лучший рассказ обещали победителю награду в 3 тысячи франков и публикацию в местном приложении к газете “Уэст-Франс”. Вручение награды должно было состояться в марте в “Гранд-отеле” Кабура. Фанни, сколько себя помнила, писала всегда. Сначала вела в тетрадках на пружинках дневник, потом сочиняла рассказы. Долгое время она никому их не показывала, но однажды решилась и отправила на конкурс рассказ под названием “Букет цветов”. И она вошла в число лауреатов! Денежной награды ей не присудили, но она была благодарна организаторам конкурса и испытала ни с чем не сравнимое чувство гордости. Рассказ “Меняю адрес” завоевал третье место на другом региональном конкурсе, а “День в порту” удостоился публичной читки на театральном фестивале в Гавре. В этом году конкурс на Премию Бальбека проходил под темой “Быль”, и Фанни, работавшая секретарем в налоговой инспекции, пыталась описать для будущих поколений историю своего романа с Эдуаром. Роман длился два года, пять месяцев и две недели. Эдуар Ланье трудился в парижской компании “Шамбурси”, занимающейся производством йогуртов, – их реклама заполонила улицы городов и без конца мелькала на телеэкране. Он руководил одним из отделов и был женат. В начале их связи он имел неосторожность сказать: “Я люблю тебя и брошу жену”. Бред, конечно. Этот молодой еще мужчина надеялся, что сумеет поддерживать в Фанни тихо тлеющий огонек страсти и устроиться наиболее удобным для себя образом. Осознав, что в их отношениях наметилась трещина, он, не отказываясь от своих обещаний, теперь настаивал на том, что она должна набраться терпения. Это был его главный аргумент: “Дай мне время… Мне нужно время… Требуется время…” За два прошедших года Эдуар буквально помешался на идее времени, переплюнув в этом самых озабоченных швейцарских часовщиков. Он не мог вот так сразу взять и поговорить с женой; чтобы она поняла его и согласилась, что он имеет право начать жизнь сначала с другой женщиной, необходимо было время. Это проклятое время постепенно отравляло своим ядом их роман, поначалу такой восхитительный.
В номере гостиницы в квартале Батиньоль, где они встречались один или даже два раза в месяц, Эдуар, едва выбравшись из постели, завязывал в полумраке – ставни они держали закрытыми – галстук и, болезненно морщась, ждал от Фанни тихого вопроса: “Ты поговорил с женой?” Его лицо каменело, и по комнате проносился едва различимый вздох. “Пойми, мне нужно время”, – говорил он и горестно качал головой.
Несмотря ни на что, Фанни продолжала любить Эдуара. Она полюбила его в ту секунду, когда он поставил свой дипломат в купе поезда “Гавр – Париж”. Высокий, худощавый, волосы с легкой проседью, на подбородке – ямочка… Он полностью соответствовал представлениям Фанни о мужской красоте и принадлежал к тому типу мужчин, от которых она теряла голову. Разумеется, она заметила обручальное кольцо у него на пальце, но также заметила, что спустя несколько мгновений кольцо исчезло. На безымянном пальце остался след, но за время, пока поезд мчал их из Нормандии в столицу, он стерся. Она уронила журнал; Эдуар наклонился, поднял его и с улыбкой протянул ей. С этой улыбки началась их пылкая связь. Стоило Фанни закрыть глаза, и в ее памяти вновь оживал этот краткий миг, перевернувший ее жизнь. Вся сцена разительно напоминала рекламный ролик мужского парфюма: мужчина входит в купе вагона, где сидит хорошенькая женщина; она читает журнал; поезд трогается, женщина роняет журнал; мужчина нагибается его поднять; они сталкиваются взглядами; ее окутывает аромат его парфюма. И все – она полностью им околдована. Да, в ее жизни случился эпизод в стиле китч, словно сошедший с телеэкрана и заимствованный из какой-нибудь американской романтической комедии. С тех пор Фанни успела выучить наизусть маршрут поезда “Гавр – Париж”, изредка нарушаемый вариациями в виде остановки в Руане или Трувиле, где они встречались на пару часов. Фанни совершала примерно сорок пять поездок в год; за билеты всегда платил Эдуар; из графика исключались пасхальные и рождественские каникулы, а также летний отпуск, которые он, разумеется, проводил с семьей. Таким образом в свои двадцать семь лет Фанни обрела статус любовницы. Повышение до статуса жены оставалось под вопросом, как, впрочем, и продвижение по службе до должности секретаря директора налоговой инспекции. Что касается последнего, то в отделе кадров “внимательно изучали” ее личное дело. Эдуар, в свою очередь, “изучал” его не менее “внимательно”, демонстрируя волокиту, достойную государственной бюрократии.
– Тебя все устраивает, и я знаю, что ты никогда не бросишь жену, – разозлившись, однажды сказала она ему.
– Ничего подобного, – возразил он. – Я люблю тебя и не собираюсь всю жизнь прожить с женой. Да я и не смог бы. Между нами давно ничего нет. Мы спим в разных комнатах.
– Ну так и брось ее!
Эдуар печально покачал головой и произнес свое коронное:
– Для этого мне требуется время.
Фанни упала на подушку и уставилась в потолок гостиничного номера. “Ничего у нас с тобой не получится, – думала она. – Наше прошлое сводится к знакомству в поезде; наше настоящее – к номеру в отеле, а будущего у нас нет”. Фанни была права. С Эдуаром ее связывала только физическая близость. Она не могла прогуляться с ним по улице или пройтись по магазинам. В тот единственный раз, когда они провели в Трувиле оба выходных, Эдуар каждую секунду оглядывался и вздрагивал, словно ожидал, что из-за ближайшего угла появится кто-нибудь из знакомых: сослуживец, приятель или, хуже того, подруга жены, неизвестно зачем оказавшаяся в маленьком нормандском порту. А вдруг их кто-нибудь увидит? То же самое с ресторанами. Они никогда не выбирались за пределы квартала Батиньоль, в котором Эдуара не знала ни одна живая душа. Но даже здесь он беспрестанно вертел головой и дергался на каждый хлопок входной двери.
Если они встречались в Париже, Эдуар врал жене, что уезжает в командировку в провинцию или за границу. Ради этого ему приходилось изучать расписание движения поездов, принимать в расчет вероятные забастовки работников воздушных компаний, быть в курсе местных событий и празднеств, чтобы в случае чего быть готовым ответить на любой вопрос. Фанни понимала, что все эти ухищрения ему в тягость; зато ей не надо было отчитываться ни перед кем. Никто не ждал ее дома, разве что экран компьютерного сервиса “Минитель”, с помощью которого она обменивалась с ним электронными письмами, а иногда отправляла короткие сообщения среди ночи. Порой ей приходило на ум, что “Минитель” специально изобрели для тайных любовников.
