Я точно знала, что, даже если пройду посвящение, все равно мне никогда в жизни не стать такой, как тетя Бек. Конечно, я заучила все обряды и заклятия, назубок знала травы и приметы про погоду, но для настоящей волшебницы этого мало. Это было сразу понятно, стоило только поглядеть на высокую худую фигуру тети Бек, грациозно шагавшей впереди, на ее темноволосую головку с красиво уложенными косами под изящно наброшенным краем пледа. У парадных башмачков тети Бек были красные пробковые каблуки, – кстати, башмачки стоили целое состояние, потому что их привезли из Логры еще до появления колдовской преграды, – и к этим ослепительно-алым кубикам не прилипло ни комочка грязи, ни веточки вереска.

А я была уже по щиколотку в грязи. Волосы у меня неопрятного тускло-каштанового цвета, а из косичек вечно выбиваются пряди, и ничем их не уймешь. Теперь эти пряди падали на лицо и уже растрепались. К тому же я маленькая для своих лет. Даже младшие дети из замка уже переросли меня, и я представить себе не могла, что когда-нибудь стану высокой или мудрой. Так и останусь навсегда крошкой Айлин в веснушках, с торчащими зубами и без волшебного дара, печально думала я. Да чтоб мне провалиться – даже Огго и тот выглядит внушительнее!

У Огго были новые башмаки на шнуровке до колен и роскошные новые тартановые штаны. На башмаки, должно быть, ушла уйма кожи, потому что ножищи у Огго преогромные – особенно по сравнению с тощими зашнурованными лодыжками. Я видела, как осторожно он ступает, чтобы не измазать башмаки торфом. Наверное, пообещал сапожнику, что будет надевать их только на выход.

Бедняга Огго. Все в замке издеваются и смеются над ним. Он чужестранец и не такой, как все. Насколько я знаю, его оставили у нас десять лет назад, когда логрийские колдуны наложили чары, из-за которых никто со Скарра – да и с Берники и Галлиса, если уж на то пошло – не может переплыть через море в Логру. Логра теперь все равно что на Луне: туда не попадешь, как ни старайся.

Тогда у нас с Логрой была война. Как всегда. Но все равно логрийских семей на Скарре было довольно много: и торговцы, и посланники, и жрецы, и вообще, и той ночью, когда наслали чары, все они побежали на корабли. Кое-кого при этом бросили, как Огго, например, чокнутую старую ткачиху, которая теперь жила в Килканноне, и того человека, который говорил, что он ученый, а Кормаки решили, будто он лазутчик, и посадили его в темницу. Но детей, кроме Огго, не осталось. Ему тогда, наверное, было лет пять. Думаю, его родня были торговцы или еще кто-то, и они сбежали вместе со всеми, а его попросту забыли. Поэтому я считаю, что они настоящие мерзавцы. Огго говорит, среди них были и волшебники – не исключено. Но если и так, все равно они и вполовину не такие искусные, как тетя Бек. Она никогда ничего не забывает. Огго повезло, что король Кениг взял его к себе.

Между тем тетя Бек все шла и шла, как всегда грациозно покачиваясь, следом за Огго, который топал впереди на своих ногах-ходулях, и вот мы спустились к реке и перешли каменный брод – тетя Бек и Огго шагают впереди, я ковыляю сзади.

На другом берегу из тумана выступили темные фигуры.

– Вот они! – сказал мой братец Ивар. До этого мы и не видели его в тумане. – Огго в кои-то веки ничего не напутал. Ну, ребята, играйте!

– Это еще что такое?! – строго спросила тетя Бек, выпрямившись на последнем камне, будто аршин проглотила, а вода так и бурлила вокруг ее алых каблуков.

Но ее голос тут же заглушили с берега внезапный визг и мелодичный рев: это волынки, четыре разом, а то и больше, грянули «Марш Халдии».

Я удивилась не меньше тети Бек. Чтобы гостей торжественно встречали с волынщиками – это что-то неслыханное со времен Двенадцати сестер. Но теперь я различила на берегу целых шесть волынщиков, в замке столько и не набралось бы.

– Это еще что такое, я вас спрашиваю?! – закричала тетя Бек.

– Ничего особенного, дорогая сестрица, не тревожьтесь, – отвечал Ивар. Он подошел к самому берегу и протянул тете Бек руку. – Король так распорядился, а почему – неизвестно. Он велел встретить дам со всеми почестями.

– Гмпф! – сказала тетя Бек. Однако же оперлась на протянутую руку и ступила на берег. Ивар у нее в любимчиках.

Мне тоже полегчало, когда я увидела Ивара. Он стройный, темноволосый, с длинной шеей и крупным кадыком. Я считаю, что он очень хорош собой: у него такой резкий орлиный профиль, темные глаза и красивые скулы. И шутит он смешно. Хотя Ивар еще этого не знает, но я решила, что он в должный срок будет моим мужем, а до той поры я имею полное право тайно им восхищаться. Но как бы оно там ни было, карабкаясь на высокий берег, я никак не могла взять в толк, с чего вдруг королю Кенигу взбрело в голову встречать нас с волынщиками. Я знаю, что теперь, когда Логра больше не дышит нам в спину, король очень старается возрождать обычаи старины, но встречать мудрицу маршем – это же глупость какая-то!

На самом деле я была рада волынщикам. После бессонной ночи почему-то слабеют ноги. А подъем в замок очень крутой, и, если бы не настырный оглушительный ритм впереди, мне пришлось бы тяжко. Туман так сгустился, что сбиться с дороги было проще простого, хотя я и знала ее как свои пять пальцев.

На самом деле я толком и не видела волынщиков, только шла на звук, пока мы не очутились под сырыми черными стенами замка, а там они бесшумно свернули в сторону и исчезли, все, кроме одного, старого Йена, который торжественно провел нас по ступеням в главный зал.

Там стояли накрытые столы, все уже расселись, а слуги выстроились вдоль стен. Все было залито желтым светом – свечей было столько, что и не сосчитать. Такого я совсем не ожидала. Король Кениг славился рачительностью в хозяйстве не меньше тети Бек, а о ее бережливости у нас в округе легенды ходили.

Старый Йен торжественно подвел нас к главному столу, продолжая дудеть, а когда мы очутились на месте, прекратил играть прямо на середине мелодии.

Ивар ткнул локтем Огго под ребра, и Огго поклонился сидящему там королю.

– В-вот, я привел дам, сир, – сказал он.

– Небось, шел в обход Килканнонской вершины? Времени не пожалел, – отозвался король. – Ступай на свое место.

Огго отвернулся, он весь побелел, глаза и рот превратились в прямые черточки. Я часто видела его таким, обычно когда его дразнили дети. Несколько раз я замечала, как он с таким же каменным лицом в прямых черточках стоит где-нибудь в укромном уголке замка и по щекам у него текут слезы. Огго ушел куда-то к дальнему столу, а я подумала, что король мог бы быть и добрее.

Тетя Бек тоже так подумала.

– Там туман, – сказала она.

– Ладно, не важно. Главное, вы здесь. Идите, идите сюда, – раздраженно ответил король. – Садитесь рядом со мной. И ты тоже.

Я оцепенела. Мне много раз приходилось обедать и ужинать в замке, но за королевский стол меня еще ни разу не звали. Ивару пришлось подтолкнуть меня на помост и усадить в кресло. Я сидела и озиралась. Отсюда зал был какой-то маленький, будто пещерка, а вышитые покрывала по стенам просто страшные. Король Кениг приказал завесить настенные росписи вышитыми покрывалами, потому что, по его словам, так повелось в старину. Беда в том, что его придворные дамы не умели вышивать и учились на ходу. При ярком свете все их огрехи были как на ладони.

Впрочем, очень может быть, что королева Мевенна подстроила это из вредности. Она сидела не рядом с королем, а через одно кресло, оставшееся пустым, и была мрачнее тучи. Она довольно красивая, и волосы у нее рыжевато-каштановые, гораздо рыжее, чем у тети Бек, но вид до того мрачный, что складывается отчетливое впечатление, будто на самом деле волосы у нее иссиня-черные, а кожа с трупной просинью. Когда я сказала об этом тете Бек, она бросила «Чепуха!», но я заметила, что она старается не разговаривать с королевой. Когда я подумываю о том, чтобы выйти замуж за Ивара, меня отчасти останавливает, что у меня будет такая свекровь, как Мевенна.

Дальше, через еще одно пустое кресло, сидел старший брат Ивара Донал, наследник престола, и от свечей его борода и множество золотых браслетов блестели ржавым, а зубы – белым, когда он улыбнулся каким-то словам матери. Донала я тоже недолюбливаю. На вид сущий разбойник, а сам обходительный и умный.