«Сколько же ей, интересно, лет, если она разбогатела и о ней книги пишут?» – спросил себя Дима. Принялся листать (на экране монитора) книжку, и на первой же странице наткнулся на типично американский пассаж:

«Пола Шеви родилась в трейлерном городке близ Коламбуса, штат Огайо, где вагончики сдавались за пять долларов в сутки. У ее родителей не было достаточно денег и отсутствовала медицинская страховка, чтобы поместить мать будущей Полы в больницу, поэтому роды принимала мучимая похмельем соседка – когда-то, лет тридцать тому назад, работавшая акушеркой. И вот ранним утром 5 марта 1958 года окрестности трейлера, где ютилась семья Шеви, огласил мощный рев. «Девочка, – произнесла акушерка, – за это стоит выпить…»

«Пятьдесят восьмой год?! – чуть не вслух воскликнул пораженный Дима. – Она – пятьдесят восьмого года рождения? Ей уже за сорок?!. Ей, этой красавице с обложки? Не может быть!.. Наверное, она дала для книжки свою фотку двадцатилетней давности. У нас так пожилые журналистки поступают, когда секретариат иллюстрирует статью карточкой автора».

Дима полистал на мониторе электронную книгу. Обнаружил копирайт автора текста: 1999 год. А ниже – копирайт автора снимка, помещенного на обложке: год 1998-й.

Итак, когда эту Полу Шеви снимали, ей стукнуло сорок лет.

«Однако выглядит-то она на двадцать пять! – подумал Дима. – Ну, ладно: электронная ретушь, искажения экрана… Ну, хорошо: пластическая хирургия… Ну, допустим, массаж, диета, спорт, солярий, макияж… Но неужели эти женские штучки способны сделать даму на пятнадцать лет моложе?!. Черт побери, как же она хороша!..»

Журналист вдруг почувствовал к женщине на фотке едва ли не физическое влечение. «Черт! Да такое со мной было, первый и последний раз, в четырнадцать лет – когда я в Ким Бесинджер на экране «видака» влюбился!..»

Чтоб побороть греховные мысли, Дима взялся читать текст.

Из текста выходило, что необычайная, яркая внешность Полы объясняется тем, что в ее жилах соединились четыре крови: польско-еврейская, итальянская, ирландская и, между прочим, русская. Дед ее, оказалось, был русаком. Звался Павлом Шевелевым. От него, кстати, и пошла ее фамилия. Прагматичные американцы усекли Шевелева на два слога – и вышло Шеви. Кстати, и имя миллионерши – Пола – выяснилось, имело русские корни. Своего сына Шевелев-Шеви назвал Питером или, по-русски говоря, Петром. Как писал американский автор, «у русских второе имя обязательно является именем отца, поэтому сочетание Петр Павлович в имени сына напоминало поручику Шевелеву-Шеви его далекую родину, где святые Петр и Павел являются одними из наиболее уважаемых, в честь них назван главный храм Санкт-Петербурга».

Кстати, Питер Шевелев – то есть Шеви, – в свою очередь, назвал девчушку-первенца в честь своего отца Павла. Благо по-американски девочку запросто можно было назвать «Полой», и звучало это благозвучней, чем русские «Павлина» или «Полина».

Итак, на самом деле, красавицу Полу Шеви вполне можно именовать Павлиной Петровной Шевелевой.

«Так вот почему госпожа Шеви увлеклась русскими рукописями! – подумалось Диме. – Если, конечно, компетентные органы не ошибаются и их украла именно она…»

Каким же ветром Павла Шевелева, деда героини, занесло в Америку? Да тем же, что и тысячи других эмигрантов первой волны, от Керенского до Рахманинова. Павел Шевелев, поручик белой армии, в одна тысяча девятьсот двадцатом году бежал из Крыма от наступавших войск Фрунзе. Послонялся по миру: Турция, Франция, Чехия, Германия. Всюду бедствовал. Наконец решил рвануть в поисках удачи за океан. Очутился в Сан-Франциско. Женился на другой эмигрантке в первом поколении – бывшей варшавянке Татьяне Варум. Приобрел во Фриско булочную. Родил сына Петра, то бишь Питера. А затем – разорился в тысяча девятьсот тридцать втором году, во времена Великой депрессии. И – сбежал из семьи. Родные более его никогда не видели.

Историю про другую, материнскую ветвь семьи Шеви Дима пропустил. И без того ему предстояло прочитать на мониторе более четырехсот страниц, да еще по-английски. Так и глаза сломать недолго.

Он мельком просмотрел историю сурового детства рожденной в трейлере маленькой Полы. С восьми лет она разносила газеты, стригла газоны, работала беби-ситтером… Родители, крепко пьющий русско-еврейский отец и не менее крепко зашибающая ирландско-итальянская мать, были классическими представителями класса, который в Америке презрительно называют white trash6. Ни дома, ни даже своей квартиры они не имели. Гонялись в поисках удачи по всем штатам, от солнечной Невады до сурового Орегона. Проживали в трейлерах. Мать с отцом работали мойщиками посуды, сезонными сельхозрабочими, заправщиками на бензоколонках, живыми рекламными щитами… И – пили. Верх карьеры матери Полы – продавщица в галантерейном магазине. Высший взлет ее отца – ремонтник в захолустном автосервисе.

Казалось, юной Поле уготована самая печальная участь – на самом американском дне. Однако в тысяча девятьсот семьдесят шестом году, в возрасте восемнадцати лет, мисс Шеви поступает в колледж. Да не какой-нибудь, а в Беркли!.. Откуда же взялись деньги на обучение?

Юная мисс Шеви, невзирая на житье в трейлере, пьянство родителей и (порой) их побои, на удивление хорошо училась в школе. Практически по всем предметам в старших классах имела оценки «А», в редком случае «В»7. Являлась капитаном школьной волейбольной команды. И вдобавок заняла почетное четвертое место на всеамериканском конкурсе сочинений на тему: «Планета Земля: мое письмо представителям иной цивилизации». А работа Полы по социологии была отмечена девятым местом в соответствующей секции межшкольного соревнования американских старшеклассников.

Спортивные и главным образом научные успехи позволили Поле Шеви получить грант на обучение. Однако грант покрывал стоимость одной лишь учебы. А проживание в общежитии? Учебники? Питание, наконец?

Однако… Обучаясь в Беркли, мисс Шеви без видимого труда оплачивала все свои счета. Более того, поговаривали, что у нее в банке лежит сумма, которой вполне хватит, чтобы безбедно содержать себя до конца обучения.

«Откуда же у восемнадцатилетней девушки взялись такие деньги?» – риторически спрашивал автор книги.

«И в самом деле, откуда?» – подумал Дима.

Тут биограф госпожи Шеви становится чрезвычайно осторожным. Создавалось впечатление, что он словно бы идет по минному полю, и со словами обращается, будто они – неразорвавшиеся гранаты, из которых ему надо тихонечко, чтобы не оторвало рук-ног, сложить аккуратненький штабель. Итак, писал биограф, много позже, когда Пола Шеви уже стала всеамериканской звездой, газета «Нейшн инкуайер» выступила с разоблачением: будущая мультимиллионерша зарабатывала деньги на учебу в колледже работой в одном, скажем так, заведении в предместье Лас-Вегаса. В этом шикарном заведении, восемнадцатилетняя Пола не только исполняла… э-э… зажигательные танцы для мужчин, но и… Словом, в числе клиентов молодой красавицы оказывались солидные, богатые, деловые люди, она быстро достигла вершин профессионального мастерства, поэтому за два каникулярных лета ей ничего не стоило сколотить капиталец в десять тысяч долларов. Этих денег (плюс гранты) с лихвой хватило в те времена на обучение в столь «продвинутом» заведении, как Беркли. «Вот молодец деваха!» – восхищенно подумал Дима.

…После появления довольно-таки грязных статей о ее молодости (продолжал автор книги) со стороны миссис Шеви, в ту пору уже миллионерши, не последовало никакой реакции. Она не подала на редакцию в суд. Не выступила с опровержением. Ее дом осаждали журналисты – она никого не принимала. Наконец Пола согласилась дать интервью Ларри Кингу. Беседа Кинга с Шеви имела высочайший рейтинг. Вся Америка, казалось, прильнула к экранам. После нескольких вопросов «для разогрева» мистер Кинг приступил к главному. Он, дока словесных фехтований, решил сразу огорошить противницу прямым ударом в челюсть. И потому спросил: «Вы делали это?» И Пола, невинно хлопая голубыми глазами, на всю Америку произнесла предложение, которое в значительно смягченном варианте звучало так: «А кого это волнует?» (Естественно, английский глагол «волнует» в ее исполнении начинался на букву «f».)