Он ощупал себя, но отверстий от пуль не обнаружил.

- Чепуха какая-то! Если бы я был мертв, у меня не болела бы голова.

Лафайет затянул потуже ремень и с трудом поднялся на ноги. Пройдя несколько футов, он опустился на колени перед маленьким ручейком, зачерпнул ледяной воды и умылся. Потом растер лицо краем плаща и сделал несколько глотков.

- Вот и хорошо, - решительно сказал он сам себе. - Что толку стоять и разговаривать вслух? Пора действовать.

- Чудесно, - ответил он. - Только что же мне делать?

- Ну, можно отправиться в путь, - предложил он. - До Порт-Миазма всего каких-нибудь миль двадцать.

- Вряд ли Родольфо обрадуется, узнав, что я вернулся с пустыми руками, - возразил он сам себе. - Но, возможно, я смогу оправдаться - перед Гроунвельтом. Впрочем, я все равно не знаю, в какую сторону идти.

Лафайет запрокинул голову, стараясь разглядеть что-нибудь сквозь густую листву деревьев. Но плотные серые облака не пропускали ни лучика света, по которому можно было бы определить положение солнца.

- Кроме того, не могу же я убежать и бросить леди Андрагорру на произвол судьбы.

- Ну хорошо, ты меня убедил: я буду продолжать поиск. Но куда же все-таки идти?

Он зажмурился, повернулся три раза на месте и, остановившись, вытянул руку:

- Туда.

- Знаешь, - заметил Лафайет доверительно, - не так уж это глупо разговаривать с собой. Узнаешь много нового.

- Да и решительности прибавляется.

- Но все-таки это значит, что ты рехнулся.

- Ну и что из этого? Шизофрения какая-то! Да это пустяк по сравнению со всеми моими прочими недомоганиями.

И Лафайет решительно направился вперед, прихрамывая попеременно на обе ноги - прошлой ночью он вывихнул их при падениях и прыжках. Постепенно деревья начали редеть, а молодая поросль и вьющиеся растения у него под ногами стали гуще. Время от времени попадались громадные валуны. Наконец он очутился на открытом, продуваемом со всех сторон склоне, поросшем одинокими, чахлыми кедрами. Начался дождь: его острые струи слепили глаза, затекали под плащ. В пятидесяти футах склон круто обрывался. О'Лири подполз к самому краю и заглянул вниз - где-то далеко под ним клубились клочья тумана.

- Чудесно, - заметил он, глядя в бездонную пропасть. - Просто великолепно. Ничего другого и нельзя было ожидать. Не удивительно, что старуха улетела на метле, то есть без метлы. Тут и муха не проползла бы.

- Ну что ж, значит, я пойду вдоль края, пока не найду дороги, тропинки или спуска.

- Ты забыл о веревочной лестнице и фуникулере.

- Досадное упущение. Ну, тронулись.

И он направился вдоль обрыва. Час прошел без всяких перемен. Лафайет упорно шел вперед, несмотря на боль, усталость и холод. Раза два он поскользнулся и чуть было не сорвался в пропасть.

- Что с тобой, О'Лири? - спросил он, с трудом поднимаясь на ноги после очередного падения. - Неужели тебе не под силу небольшая прогулка в горах?

- А что здесь удивительного? Нельзя же столько лет жить в роскоши и праздности и при этом оставаться в форме.

- Да, ты прав, как это ни печально. Вот тебе урок на будущее.

Ветер усилился; вниз по склонам несся стремительный поток. О'Лири поплелся дальше. Руки, ноги и губы у него окончательно онемели. Он прошел еще полмили - и остановился для нового совещания.

- Рано или поздно я что-нибудь обязательно обнаружу, - сказал он себе без особой уверенности и принялся растирать замерзшие уши негнущимися пальцами. - След какой-нибудь или брошенный платочек...

П-и-и... П-и-и... П-и-и... Писк раздавался где-то совсем рядом. Лафайет огляделся по сторонам, но ничего не обнаружил.

- Послушай, - громко сказал он. - Хватит того, что я разговариваю сам с собой. Азбука Морзе - это уже слишком.

И он снова потер уши.

П-и-и... П-и-и... П-и-и... - услышал он отчетливо. О'Лири взглянул на свои руки. На среднем пальце сверкал перстень герцога Родольфо. Рубин светился неровным светом: то ярче, то слабее, то ярче, то слабее.

- Ох, - простонал О'Лири. Он осторожно поднес перстень к уху: раздался писк и одновременно рубин вспыхнул ярким светом.

- Раньше он не пищал, - подозрительно заметил Лафайет.

- Ну, а теперь пищит, - решительно ответил он сам себе. - И за этим что-то кроется.

- А что, если это радиолуч, радиомаяк - как на авиалиниях?

- Может быть. Надо проверить.

Он спустился по склону футов на пятьдесят и вновь прислушался.

П-и-и... П-и-и... П-и-и...

- Ага! Значит, я сбился с правильного курса!

Он опять вскарабкался наверх. Теперь перстень издавал непрерывный гудящий звук.

- Ясно, - пробормотал О'Лири. - Только вот куда он меня ведет?

- Какая разница? Только бы не оставаться здесь.

- Верно.

О'Лири двинулся вперед, низко нагнув голову и прижав перстень к уху. Гудение все усиливалось. Путь ему преградила куча намокшего валежника. Он кое-как перебрался через нее - и повис над пропастью. Судорожно замахав руками в воздухе, он старался уцепиться за что-нибудь. Потом ураганный ветер засвистел у него в ушах, а перед глазами понеслась отвесная каменная стена, похожая на шахту скоростного лифта. Он успел заметить огромную цифру 21, написанную белой краской, 20, 19... А потом все слилось у него перед глазами.

Получив откуда-то снизу удар гигантской бейсбольной битой, он перелетел через забор и понесся вперед под крики тысячной толпы и вспышки фейерверка.

7

Кто-то спутал его спину с трамплином или, может быть, ее приняли за персидский ковер и хорошенько выбили стальными прутьями. А у него в животе бригада дорожных рабочих варила гудрон: он до сих пор явственно ощущал, как внутри него надувались и лопались пузыри. Голова служила вместо мяча игрокам в баскетбол, а глаза... Их, видимо, вынули из глазниц, использовали в чемпионате по настольному теннису, а потом грубо запихнули обратно.

- Эй, похоже, он приходит в себя, - раздался чей-то скрипучий голос. В его стонах слышится больше жизни.

- Он полностью в твоем распоряжении, Рой. Дай мне знать, если ему станет хуже.

Послышались шаги, открылась и закрылась дверь. Лафайет приоткрыл один глаз - над ним был перфорированный акустический потолок с лампами дневного света. Стараясь не обращать внимания на гарпун, который кто-то всадил ему в шею, он повернул голову и увидел коренастого человечка с большим носом и веселыми глазами, который участливо смотрел на него.

- Как дела, приятель? - спросил человечек.

- Йокабамп, - только и смог выговорить О'Лири.

Он откинулся на подушку - лампы на потолке закружились у него перед глазами.

- Вот те на! Иностранец, - сказал человечек скрипучим голосом. Извини, Длинный, я не говорить по-венгерски. Ты понимать?

- Видно, вы не Йокабамп, - еле слышно прошептал О'Лири. - Вы просто похожи на него. В этом кошмарном месте все похожи на кого-то еще.

- Так ты все-таки умеешь говорить, приятель! Ну и напугал же ты меня. Я никогда в жизни не терял заказчиков, а сегодня был очень близок к этому. Куда ты так торопился? Не мог даже лифта дождаться!

Маленький человечек отер пот со лба красным шелковым платком, на котором зелеными нитками были вышиты его инициалы.

Лафайет обвел комнату глазами: стены из слоновой кости, выложенный плитками пол. Из решетки над дверью доносится приглушенное гудение кондиционера.

- Что со мной случилось? - Он сделал попытку сесть.

- Не волнуйся. Длинный, - успокоил его человечек. - Врач сказал, что с тобой все в порядке - небольшая встряска, только и всего.

- У меня в голове... все смешалось, - прошептал О'Лири. - Я, кажется, упал в шахту лифта... прямо из чащи леса.

- Да... пролетел пару этажей. К счастью, обошлось без переломов.

- Довольно странное место для шахты лифта.

Человечек, казалось, удивился:

- А как еще нам подниматься и спускаться? Эй, послушай! Уж не хочешь ли ты подать жалобу на компанию? Это было бы несправедливо. Как только я услышал позывные, я помчался к тебе со всех ног. Тебе нужно было немножко подождать, только и всего.