– Ну, что, приятель, – обратилась ко мне моя новая хозяйка, – сначала банные процедуры, а потом обед.

«Что даже осмотреться не дадите? Вот так прямо с порога сразу в баню?».

Из ниоткуда появилась еще одна женщина, Алла обратилась к ней:

– Валентина, для начала покажите Сократу лоток, куда он будет ходить в туалет, потом тщательно вымойте и сделайте все необходимые процедуры. Еще не хватало, чтобы он моего Генри заразил какой-нибудь ерундой.

Что несет эта женщина? Я что, бродяга какой? Между прочим, я тоже домашний кот и Татьяна Михайловна очень тщательно следит за моим здоровьем, иначе, она бы на пушечный выстрел не подпустила меня к кроватям детей.

– Все поняла, – кивнула женщина и позвала меня, призывая следовать за ней.

Еще никогда в жизни меня не мыли с таким усердием. Я еле выдержал эту экзекуцию, еще чуть-чуть, начал бы царапаться и кусаться, но, вспомнив слова хозяина, решил не подводить его и вести себя прилично. Сначала меня вымыли каким-то невероятно вонючим шампунем, затем остригли и подпилили когти, высушили шерсть феном, капнули на холку какой-то гадостью. А когда со всеми процедурами было покончено, на шею нацепили сверкающий ошейник. Как я не пытался его снять, ничего у меня не вышло. Увидев мои попытки освободиться от неожиданного ярма, Генрих удивленно посмотрел на меня и высокомерно заметил:

– Сэр, зачем вы пытаетесь снять ошейник? У нас у британцев считается неприличным ходить без украшения на шее.

– Я же тебе сказал, что я не британец и не привык ко всякого рода побрякушкам, – раздраженно фыркнул я.

– Со временем привыкнете, – ухмыльнулся Генрих и добавил, – пойдемте, нас уже ждут на ужине.

Он степенной походкой направился на кухню, приглашая меня следовать за ним. Ничего себе, то есть это что получается, не Генрих сидит и дожидается, когда ему положат в миску еды, а его ждут на ужине. «Круто», так бы сказала моя Катерина.

Кухня оказалась такой же большой, как и дом. Когда мы вошли, моя временная хозяйка Алла, увидев меня, воскликнула:

– Совсем другое дело, – она подошла ближе и наклонившись надо мной, погладила по спине, – посмотри, какой красивой стала твоя шерсть, такая мягкая и шелковистая на ощупь.

«Да она у меня собственно всегда такая была. Просто, видимо, ты меня плохо разглядела при знакомстве».

– И ошейник тебе к лицу, с ним ты стал походить на настоящего кота-аристократа, – добавила женщина.

Кто это такой я не понял, но, глянув на Генриха и, заметив одобрение в его глазах, понял, что диковинное слово ничего плохого в не означает.

– Мальчики, на ужин у вас сегодня перепелка, – обратилась к нам Алла и добавила: – приятного аппетита.

Наши миски стояли у большого окна, из которого открывался потрясающий вид на зеленый газон с большими деревьями. Генрих неспешно подошел к одной из тарелок, тщательно обнюхал и неспешно приступил к трапезе. Я, недолго думая, последовал его примеру. Надо заметить, такого ужина у меня еще ни разу в жизни не было. Эта, как назвала ее женщина, перепелка была восхитительной на вкус, нежнейшее мясо в каком-то воздушном соусе. Когда с ужином было покончено, Генрих тщательно умылся и обращаясь ко мне, произнес:

– Сэр, не хотите отдохнуть?

– Я же просил не называть меня этим прозвищем, – хмуро напомнил я.

– Вам придется смириться, – хмыкнул он.

Хозяйский кот расположился на большом диване в гостиной, а мне предложил занять место на рядом стоящем кресле. Я искоса подглядывал на Генриха, кот прикрыл глаза и, казалось, будто спит. Мне же совершенно не спалось, кровь бурлила, эмоции зашкаливали. После такого ужина, почему-то хотелось побегать по тем зеленым газонам, поваляться на идеально подстриженной травке, полазать по деревьям.

– Может, пойдем погуляем? – предложил я.

– Где? – кот приоткрыл один глаз и удивленно посмотрел на меня.

– На улице, – ответил я.

– Вы что, уважаемый? – он открыл второй глаз и теперь смотрел на меня с еще большим удивлением, – нам нельзя выходить из дома.

– Кому это нам? Ты сейчас о ком? – не понял я.

– О себе, – невозмутимо ответил он.

– А почему ты всегда о себе говоришь – мы? – поинтересовался я.

– Понимаете, сэр, я кот королевских кровей. Мои предки были котами самой английской королевы и жили исключительно во дворце. Меня привезли из Лондона. А поскольку мы монархи, то о себе всегда говорим во множественном числе, – невозмутимо сообщил он.

– А почему все таки нельзя выходить из дома? – по-прежнему не понимая, спросил я.

– Потому что с нами может случиться какая-нибудь неприятность, мы можем заблудиться или еще хуже подхватить блох или клещей. А это недопустимо для нашей шерсти, – обосновал благородный кот.

– Ты сейчас говоришь о своей шерсти или о моей тоже? – я никак не мог привыкнуть к его манере общения.

– Разумеется, о своей, – хмыкнул он.

– Ладно, если тебе нельзя, тогда я пойду погуляю, – я спрыгнул с кресла и направился к выходу из гостиной.

– Думаю, у вас это вряд ли получится, – уверенным тоном произнес Генри и добавил, – вам тоже не позволят выходить на улицу. Пока вы живете у нас, мои хозяева несут за вас ответственность. Так что придется вам этот месяц посидеть в доме.

– Чего? – возмутился я. – Но я не привык сидеть в доме, мне необходимо гулять. Я тут сойду с ума.

– Мы же не сходим и вы не сойдете. Сократ, что вам еще надо? – еще больше округлив глаза, спросил он. – Еда замечательная, поспать есть где. Не рвите сердце, не суетитесь, живите и наслаждайтесь жизнью.

– Да что же эта за жизнь такая? – возмутился я и добавил: – это какая-то золотая клетка, вроде все есть, но нет самого главного.

– Чего нет? – удивлённо спросил Генри.

– Свободы, – хмыкнул я и добавил, – ты что вообще никогда не выходил из дома?

– Нет, – он отрицательно покачал головой.

– И тебе никогда не хотелось поохотиться, поваляться на травке, полазать по деревьям, погреться на солнышке? – удивился я.

– Мы привыкли так жить и другой жизни не знаем, – равнодушно ответил он и добавил, – а на солнышке мы греемся, когда лежим на подоконнике.

– Ты не представляешь, сколько ты потерял, – произнес я, – столько всего интересного, а ты ничего не видишь. Сидишь тут взаперти, только ешь и спишь.

– Это не от нас зависит, – обреченно вздохнул он, – нас не выпускают, что мы можем поделать?

– Так сбеги, погуляй, посмотри на окружающий мир, – посоветовал я.

– Хорошо вам говорить, – вздохнул он, – мои хозяева так дорожат моим здоровьем, вряд ли они позволят нам выйти из дома. Да и мне самому лень, уж лучше полежать на мягком диване.

– Да, – протяжно произнес я, – не завидую тебе.

Проигнорировав слова Генриха о том, что мне вряд ли удастся выйти на улицу, я спрыгнул с кресла и пошел обследовать дом. Подойдя к входной двери, мяукнул. В ответ – тишина. Я вновь повторил просьбу открыть мне дверь, но уже более громко. Такое чувство, что в доме, кроме нас с Генрихом больше никого не было. Я прислушался и, уловив доносящийся из кухни звук, пошел на него. Та самая Валентина, которая еще некоторое время назад измывалась надо мной в ванной, что-то готовила у плиты. Я подошел ближе и снова мяукнул. Она посмотрела на меня сверху и произнесла:

– Сократ, ты не наелся?

Да при чем тут еда? На улицу хочу. Я направился к двери, вновь и вновь продолжая мяукать, то и дело оборачиваясь, призывая Валентину следовать за мной. Когда мы очутились перед входной дверью, я снова повторил свою просьбу открыть мне дверь. Она удивленно посмотрела на меня и произнесла:

– Ты на улицу хочешь?

Ну да, уже полчаса добиваюсь от тебя, чтобы ты мне дверь открыла.

– Нет, дорогой, на улицу нельзя. Мне категорически запрещено вас выпускать. Так что даже не думай. Хочешь погулять, иди в окошко посмотри.

Да что же это такое? Какое-то издевательство над животными. При чем здесь окошко? Я хочу сходить в туалет под кустик, а не в этот ваш лоток.