Уинстон послушно отправился на пересдачу, но не получил достаточно высоких оценок даже для кавалерии. И хотя лорд Рэндолф крайне редко занимался делами сына, на этот раз ему, видимо, стало стыдно за Уинстона, или он почувствовал свою долю вины в его неудачах. Он нанял военного инструктора, которому удалось вбить в голову ученика достаточно знаний для того, чтобы тот наскреб проходной балл на вступительных экзаменах в военную академию Сэндхерст в июне 1893 года. Уинстон снова оказался всего лишь в кавалерии, но лорд Рэндолф, уже смертельно больной к тому времени, смирился с этим. Но все же дал сыну понять, насколько глубоко тот его разочаровал.

При поступлении в Сэндхерст юный Черчилль занял девяносто пятое место в рейтинге ста четырех курсантов, зачисленных в академию. К моменту выпуска он занимал двадцатое место в рейтинге своего курса, состоявшем из ста тридцати человек. Он был отличником в строевой подготовке, гимнастике, верховой езде и тактике. Эти замечательные успехи позволяли ему рассчитывать на распределение в 60-й пехотный полк, что, несомненно, обрадовало бы его отца, будь он жив. Но вместо этого Уинстон выбрал кавалерию – элитарный и очень модный 4-й гусарский полк.

В феврале 1895 года молодой Черчилль получил назначение в полк, который должен был отправиться в Индию. А пока все его время занимали муштра и рискованные спортивные занятия вроде игры в поло и скачек с препятствиями. Это было обычным делом для любого британского военного той поры. Перед Индией офицерам полагался длинный отпуск – ведь срок службы там составлял целых девять лет. И младший лейтенант Черчилль решил, что проведет его на Кубе, где местное население восстало против испанского владычества. Его замысел состоял в том, чтобы, находясь в самом центре событий (и, по возможности, опасностей), писать репортажи для газет.

Для Черчилля всегда было важно находиться в гуще происходящего. Риск и опасность его не пугали, а напротив, вдохновляли. Решение Черчилля отправиться на Кубу ничуть не напоминало порыв. Это была возможность не только обеспечить себе быстрое продвижение по службе, но и заработать военной журналистикой столь необходимые ему средства. К тому же таким образом он мог привлечь к себе внимание общественности в свете приближающейся кампании по выборам в Парламент. И он не просто собрался и поехал. Черчилль поступил так, как поступал в будущем всегда, если ему что-то было нужно. Он определил круг лиц, обладающих необходимыми для этого властью и полномочиями, и обратился непосредственно к ним. Он убедил мать попросить об одолжении ее друга, британского посла, и тот снабдил его рекомендательными письмами ко всем руководителям гражданской и военной испанской администрации. Следующий визит он нанес начальнику генерального штаба британской армии и получил от него формальное разрешение поехать на Кубу. Затем задействовал начальника военной разведки, который дал ему инструкции насчет сбора разведданных на острове. К концу ноября 1895 года Уинстон Черчилль был аккредитован при одной из испанских воинских частей, сражавшихся с кубинскими повстанцами.

Некоторым, очень немногим, нравится, когда вокруг стреляют. К таким людям относился, например, Джордж Вашингтон. В письме своему двоюродному брату, Джону Огастену Вашингтону, из лагеря в Грейт Мидоус, штат Пенсильвания, написанном 31 мая 1754 года, он признавался: «Могу честно сказать, что в свисте пуль, который я слышал вокруг, было нечто очаровательное». Примерно так же писал и Уинстон Черчилль в 1896 году. Переплывая реку, которую форсировал его отряд, он попал под небольшой обстрел. В своем отчете в газету он обстоятельно описывает звук летящих пуль: «Иногда это было похоже на вздох, иногда – на свист, а некоторые жужжали, как разозленные осы». А матери он сообщил, что «наслушался достаточно свиста пуль, чтобы на некоторое время успокоиться».

На Кубе Черчилль приобрел бесценный опыт. Именно там он почувствовал тот особый вкус жизни, который придает ей серьезная опасность. Еще важнее было увидеть, какой силой обладают люди, преисполненные решимости. Официально Черчилль был прикомандирован к испанским войскам (одна империя помогала другой), но скоро он стал восхищаться кубинскими повстанцами. Они не только преуспели во владении необычными видами вооружений и партизанских методах ведения боевых действий (которые Черчилль всячески поддерживал во время Второй мировой войны, – достаточно вспомнить об Управлении специальных операций (УСО) в Европе или чиндитах[2] в Бирме), но и преодолевали любые трудности. И чем настойчивее испанцы пытались уничтожить их, тем сильнее они становились. Это был пример умело брошенного вызова опасностям.

Получив известность в качестве военного репортера, Черчилль вернулся в свой полк. Весной 1897 года, приехав на побывку домой, он получил новости о боевых столкновениях в северо-западных провинциях Индии. И тут же отбил телеграмму генералу сэру Биндону Бладу, который командовал карательной экспедицией против повстанцев в Малаканде (регион, ныне принадлежащий Пакистану), с просьбой принять его в действующую армию. Уже сам по себе этот поступок говорил о запальчивости молодого офицера, однако Черчилль даже не стал дожидаться ответа. Он сел на первый попавшийся корабль в направлении Бомбея (ныне Мумбаи) и, только прибыв туда, обнаружил ответную телеграмму Блада, начинавшуюся со слов: «Вакантных позиций нет». Впрочем, далее следовало: «Приезжайте в качестве корреспондента. Постараюсь вас пристроить. Б.Б.»

Так Черчиллю удалось присоединиться к экспедиционному корпусу в Малаканде. Во время экспедиции он ежедневно отправлял репортаж из трехсот слов в индийскую газету «Пионер Аллахабада» и благодаря связям матери также публиковал хорошо оплачиваемые колонки в лондонской Daily Telegraph. Однако он не только писал. 16 сентября 1897 года его бригада подверглась нападению пуштунов, понеся тяжелые потери и едва избежав полной гибели в горных ущельях северо-западной пограничной зоны. Во время этой стычки младший лейтенант Черчилль с четырьмя другими офицерами и восемьюдесятью солдатами-сикхами далеко оторвался от основной колонны и был отрезан от нее в окрестностях неприятельской деревни. Офицерам было положено только личное оружие, но в этой ситуации Черчилль взял многозарядную винтовку Lee-Enfield, выпавшую из рук раненого сикха, и открыл шквальный огонь по пуштунам в надежде остановить их, несмотря на значительный численный перевес. Но у сикхов было другое мнение на этот счет, и они начали медленный отход, довольно быстро превратившийся в бегство. Обнаружив, что окружавшая его «армия» исчезает, Черчилль понял, что у него нет другого выхода, и также покинул поле боя на своем сером коне. Однако отметил, что «оставался до последнего».

Выше упоминалось о том, что книга «История Малакандского полевого корпуса», в которой Черчилль описывал пережитое в составе карательной экспедиции, стала сенсацией. Это в значительной степени подстегнуло его стремление попасть в следующую горячую точку – на границу между Египтом и Суданом. Его рапорты с просьбой направить его в Северную Африку к генералу Китченеру остались без внимания, поскольку старшие офицеры были неприятно поражены многочисленными дерзостями, которые Черчилль позволил себе в книге. Однако премьер-министр Солсбери счел «Историю Малакандского полевого корпуса» увлекательным чтением. Он пригласил Черчилля на Даунинг-стрит, 10, выразил ему свои восторги и спросил, чем может быть полезен. Черчилль тут же ответил, что хочет получить назначение в Египет, и Солсбери написал британскому поверенному в Каире. По счастью, в 21-м уланском полку имелась вакансия, а Китченер, которому служебные перемещения всяческих Уинстонов Черчиллей были абсолютно безразличны, не возражал. Молодой офицер направился в Каир с такой поспешностью, что даже забыл доложить командованию 4-го гусарского полка о своем переводе.