- "Как не слушать маму". Слушай, хватит из себя идиота строить. И перестань пиздеть, что станешь разрушать, какую еще систему?

- Не знаю. Что у вас тут имеется.

- Да что ты, псякрев, и вправду опупел? - Боже, наконец-то я его достал. - На вот, парень, стукни себе по башке! Потому что битой тебя мало приласкали. Оскорбился, понимаешь, коньки отбросил и обиделся! Никто больше не умирал, он один! Думал, что будешь там жить вечно? Вечно, это ты можешь лишь теперь, достаточно, если пойдешь со мной. Хотя, ладно, сиди тут, по сути, устроить можно. И не такие вещи уже устраивали. Уважаемый желает, чтобы специально для него создали чистилище? - ангел развел руками. - А почему бы и нет? Все в порядке, мужик, ты остаешься.

Он похлопал меня по спине и пошел. Честное слово, с характером тип.

А мне было и неприятно, и кисло.

* * *

Во всей Лодзи был один только я. Время остановилось на одиннадцати вечера. На улицах стояли какие-то машины, но пустые, как будто хозяева из них испарились. Пустой трамвай с табличкой "В депо". Пустые такси на стоянках; пустые ночные магазины - без пьяниц и продавщиц; пустые ночные клубы - без посетителей и без персонала. Пустые больницы, пустые квартиры, даже вытрезвитель, и тот пустой. Весь город для меня, для одного меня.

Меня манили пустые церкви.

Когда я был маленьким, то посещал уроки закона божьего. Потом Господь Бог как-то выветрился из моей головы. Мне хотелось видеть в нем могучую, великолепную силу; или же существо, какое-то невообразимое создание, бесконечную тайну - а вместо этого в храмах мне предлагали странный и совершенно не смешной цирк. Смесь ярмарки с балом-маскарадом. Неужто Бог должен был быть соразмерен этому балагану? Катастрофа! Ведь там были вонючие дымы, пускаемые странно одетыми типами, совершенно неправдоподобные хоральные вопли, издаваемые людьми, у которых не было ни голоса, ни слуха... кич, дешевка... а, все. Одного только Бога я не мог там найти. Не было Его в той толпе, затверженно бубнящей избитые формулы, не было Его в жестяной коробке табернакулума - честное слово, что не сидел Он и в кубке, накрытом блестящей крышкой. Вот была бы потеха, если бы он там сидел.

Но воспоминание о давнем своем представлении о Нем я нашел в пустом, тихом, холодном костеле Святой Анны. Его я не видел, только Он там был. Впрочем, он присутствовал во всем городе, пустом городе, отданном только мне. Может быть, только лишь затем, чтобы я нашел Бога? В конце концов, для меня построили чистилище на одну душу, так или нет?

Я чувствовал Бога и не верил в Бога, впрочем, точно так же, как и при жизни. Шизофреническое раздвоение... но, может, вовсе и не шизофреническое.

Я вышел из костела и направился в свою подворотню. Приличный шмат дороги. Но прогулки я любил всегда.

Она тоже их любила. Прогулки.

Мы любили ходить вместе и болтать.

И на каждом шагу в мой фильм врезались отдельные кадры - из како-то операционной. Что это, черт подери, могло значить? Асептическая белизна, теплая зелень одноразовых халатов и хирургических масок, какая-то охуительная лампа... Я готов был молиться, чтобы иметь нормальную, столь чертовски нормальную смерть на операционном столе. Чтобы наконец-то был конец, и мое небытие, черная дыра, беспамятство. А, все это не стоит и сломанной копейки... Мне хотелось помолиться Богу, чтобы Его не было.

Никогда до сих пор я не был убитым. А может - может именно так оно и выглядело? Ни бога, ни пустоты, а только какие-то безлюдные города, брошенные машины и жилища...

Ясный перец, было понятно, как хотелось мне отбросить копыта под ножом хирурга. Чтобы, наконец-то, погас этот чертов свет, чтобы фильмы уже не мешались.

Я мучился, как непрощенный грешник. Как некто, кто уже никогда не вернется домой.

Потому-то я и вернулся в свою подворотню. Вернулся, потому что кто-то меня ждал.

Даже если там никого и не было.

* * *

Урчание автомобильного двигателя выманило меня наружу. Я же знал каждую треснувшую плиту на тротуаре возле своего дома.

- А вы чудесно выглядите, - сказал я. - Честное слово, ваш сотрудник не врал. Вы и вправду совершенно не инфантильны.

"Вольво" (только не новейшая модель, а та, что была чуточку раньше) содержался весьма даже пристойно. Но без фанатизма - на дверце со стороны водителя можно было видеть небольшую царапину, да еще пригодились бы новые шины. Хозяин машины - седоватый, с бородкой, такой вроде бы Шон Коннери носил неплохой даже костюмчик, но (на мой глаз), сшитый не по мерке. Его купили хорошем, дорогом магазине, но и все. Возможно, что сигара была несколько экстравагантной - как-то мне никогда не приходило в голову, будто бы Бог может любить сигары. Но почему бы и нет? Неужто он мог умереть от нее, получив раковую опухоль? Вредить себе, это грех - вот только что могло повредить Ему?

Он был старше, так что я не поперся, протянув лапу - подождал жеста с его стороны. Нормальное, мужское рукопожатие, никакая там не вялая лапка, но и не тиски. Я представился, хотя и предчувствовал, что это лишнее.

- Такая привычка, извините, - сказал я. - Ведь я же знаю, что вы знаете... что вам мое имя известно.

- Откуда это уважение? - спросил тот. - Для особы неверующей я ведь, наверное, никто и ничто? Стою столько же, сколько и старый, облупанный священный баобаб дикарей?

- Неправда, - сказал я. - Кстати, если бы ко мне пришел этот упомянутый вами баобаб... я бы его тоже оскорблять не стал.

Он слегка усмехнулся. Я тоже.

- Ты хочешь сидеть здесь без конца? - спросил он потом, уже серьезно.

Я тут же мотнул головой.

- Знаю, тебя об этом уже спрашивали.

Какое-то время мы помолчали.

- И ты не уверуешь в меня? Ни за какие в свете сокровища?

- А я что, получу какие-то сокровища света? Ведь до сих пор мне обещали только номер в вашей гостинице, - сказал я. - Это я предпочитаю держаться версии, что получил дубиной по голове и теперь брежу в горячке. Или же, что поделать, съехал с катушек.

- Разве это логично? - спросил он. - Ты в любом случае желаешь быть рационалистом, а дискутируешь с бредней? И даже с ней вежлив.

- Вы не сердитесь, - сказал я, - но это глупый вопрос, так? Ведь от кого вы желаете этот рационализм взыскать? От типа, горячечно бредящего в операционной? Мне можно все. Все, что угодно.

- Ну как тебя убедить? Ты сидишь в пустом голоде, в темной подворотне. Я хочу забрать тебя к себе. И не в гостиницу. Домой.

- Я хотел вернуться домой. Мы возвращались домой. А теперь мой дом здесь, - ответил я. - Так что с этими сокровищами света?

- Это всего лишь выражение, ничего более. Я способен дать тебе много, но лишь тогда, когда ты уверуешь. А вот наоборот я не могу. Не могу покупать твоей веры и твоего доверия. Верой мы называем это потому, что все должно обойтись без доказательств.

- Вы, наверное, идите, - сказал я. - Жалко вашего времени. Да и моего тоже.

- И что ты хочешь делать с этим временем?

- Это мое время. Я получил его вопреки своей воле, или, точнее, невольно, потому что меня не спросили, хочу я его или нет. Вы хотите его у меня отобрать? Но ведь ни о чем ином я и не прошу.

Он покачал головой.

- Ты всегда можешь прийти ко мне. Я утешу тебя. И не буду иметь никакого гаденького удовлетворения, будто взял тебя "на содержание". Приди ко мне, когда посчитаешь, что уже ничто тебя здесь не удерживает.

- Но ведь здесь... ведь здесь всегда будет то, что меня держит, сказал я, и такой была правда. - А вы ведь не можете "покупать" моей веры. Чтобы уйти, вначале я должен был бы кое-что отсюда забрать. И вы знаете, что я имею в виду.

Дальше я уже не очень-то мог говорить, поэтому вернулся в свою подворотню. Несколько стыдно, взять вот так и расклеиться. Даже перед Господом Богом.

- И все-таки я буду ждать, - сказал он у меня за спиной, и мне показалось, что и он тоже несколько... ну, я знаю, тронут.