Потенциальная жертва в это время может играть с мячом возле школьной стены, не подозревая, что агрессор за ней наблюдает.

Остальные бросают мяч в баскетбольную корзину, смеются, подначивают друг друга – они друзья, они все вместе. Все они потенциальные свидетели, которые якобы ни при чем. Не особо об этом задумываясь, такая группа воспроизводит глубоко укоренившуюся схему «мы ни за кого, сами по себе».

Акт II. Пробная попытка

Агрессор будто бы случайно задевает выбранную мишень и наблюдает за реакцией – и ее, и всех остальных. Потом звучит брань, грязные слова – агрессор обезличивает свою будущую жертву и унижает ее.

Объект нападок пожимает плечами. Ему неловко, внутри зарождается страх, но что делать, он не знает.

Свидетели, которые якобы ни при чем, либо отворачиваются, либо смеются, выражая тем самым молчаливое или явное одобрение агрессору. Для некоторых это вообще повод развлечься.

Акт III. Действия

Теперь агрессор уже расценивает объект травли как нечто жалкое и презираемое, а никак не равного себе сверстника. Он толкает намеченную жертву, отбирает мяч и швыряет его в дальний угол школьного двора.

Жертва проклинает себя за то, что подверглась нападению, мысленно ругаясь («Я болван, что не ушел сразу…»), и попутно пытается увериться, что агрессор вовсе не хотел ее оскорбить.

Некоторые свидетели, которые якобы ни при чем, притворяются, что ничего не видят и не слышат, отходят подальше. Им совестно, что не остановили хулигана, но они боятся, ощущают себя беспомощными и опасаются, как бы не оказаться его следующими жертвами. А есть и такие, кто поощрительно гогочет или присоединяется к агрессору. Они обзывают жертву и пасуют ее мяч друг другу. Эта нарочитая грубость и обезличивание обижаемого позволяет и заводиле, и свидетелям, которые якобы ни при чем, перейти к более жестоким актам унижений и насилия.

Акт IV. Поощрение

Теперь агрессор постоянно ищет новые возможности, чтобы унизить и помучить жертву. Он делается все более физически активен и угрожает все более страшными вещами, чтобы вселить в жертву ужас. Помыкая ею, он чувствует себя могучим. Это доставляет ему огромное удовольствие.

Жертва все время изыскивает способы избежать встреч с агрессором. Об уроках несчастный уже не думает, он даже чувствует себя плохо, находит причины, чтобы не появляться на школьном дворе, в столовой и в туалете. Ощущение беспомощности и безнадежности у жертвы нарастает.

Свидетели, которые якобы ни при чем, поделились на два лагеря. Одни держатся от хулигана подальше, избегая любой конфронтации, другие присоединились к нему. Первая группа агрессора боится, вторая его одобряет и считает крутым, и обе убеждают себя, что с ними ничего подобного произойти не может – жертва сама виновата. Это слизняк, и вообще он не из наших! Какое нам до него дело?

Акт V. Тупик

Агрессор продолжает мучить свою жертву все более изощренно. Он уже вжился в амплуа тирана, уже не способен к нормальным человеческим отношениям, не может увидеть ситуацию глазами другого, чужд сострадания, симпатии и эмпатии. Себе он кажется могучим и всеми любимым – и действительно, некоторые подростки (и взрослые тоже…) считают, что у него отличные качества лидера и вообще он славный парень. Основа его поведения – нетерпимость ко всему, что отличается от его представлений, и радость от подавления других.

В условиях постоянной травли у жертвы появляются первые признаки депрессии. Впрочем, несчастный может начать огрызаться на тех, кто его преследует. Тогда взрослые на него ставят клеймо – проблемный ребенок. Он часто пропускает занятия и не может сконцентрироваться на уроках, а значит, учится все хуже – еще один повод для осуждения и давления. Не в силах найти способ конструктивно уладить ситуацию, жертва много размышляет о мести. Может примкнуть к группке других изгоев и вынашивать планы возмездия вместе с ними, а может полностью замкнуться и страдать в одиночку. И при этом жертва постепенно становится все больше похожей на того карикатурного уродца, каким выставляет ее агрессор.

Свидетели, которые якобы ни при чем, выбирают один из четырех вариантов поведения:

1. По-прежнему не решаются противостоять агрессору и винят обижаемого в том, что стал объектом травли;

2. Присоединяются к мучителю, переходя от роли свидетеля к роли агрессора либо его активного приспешника;

3. Не видя, чтобы кто-то готов был вмешаться, пожимают плечами и говорят себе, что ничем помочь не могут;

4. Убеждают себя в том, что это не их проблема и потому им на все наплевать.

Последнее хуже всего.

Акт VI. Финал

Агрессор не всегда будет оставаться ребенком. Он станет взрослым, но внятное осознание своего «я» у него, скорее всего, не сложится либо будет искажено. Такие люди плохо социально адаптированы, вспыльчивы, во всем видят провокацию. Травля становится базовым принципом их общения в семье, на работе, в социуме в целом. Такие отношения они считают нормой, рационализируя и оправдывая ее необходимость.

Агрессоры, занимающие видное положение и солидные посты, всегда находят поддержку у тех, чьи моральные нормы близки данной модели. А это, в свою очередь, у агрессоров – лишний повод для гордости и высокомерия, ощущения собственного превосходства, и теперь они ото всех ждут похвал и безоговорочного подчинения. Такие персонажи нередко занимают высшие посты в студенческом сообществе, на работе, в бизнесе и в политике и травят (да, травят!), без всяких для себя последствий, тех, кого считают зависящими от себя, либо тех, в ком видят угрозу своей власти.

Жертва все больше погружается в депрессию и/или переполняется гневом. Жертва злится на себя, на агрессора, на свидетелей, которые якобы ни при чем, и на взрослых, не желающих или не могущих ей помочь. Взрослым жертва уже не верит, из адекватного общения со сверстниками она исключена, а все ее время уходит на то, чтобы как-то справиться с болью. Гнев, дошедший до предела, может выплеснуться на агрессора, на его приспешников, на тех, кто был рядом и ничего не предпринял, и на взрослых, которые не смогли защитить. При ином сценарии жертва может направить агрессию на себя и свести счеты с жизнью, чтобы прекратить собственные мучения. Третий вариант, так, к сожалению, знакомый нам сегодня, представляет собой комбинацию двух первых, когда ставший объектом травли сначала направляет ярость вовне, и тогда нередко гибнут невинные люди, а потом либо сам убивает себя, либо его убивают полицейские.

Свидетели, которые якобы ни при чем, могут ощущать себя виноватыми в том, что не вмешались, а могут настолько очерстветь душой и примириться с идеей насилия, что начнут расценивать травлю как неизбежную часть детских отношений. Ничего страшного, зато это закаляет характер.

Сцена опустела? Да, но она готова для нового спектакля.

На бис

Не успел упасть занавес, как агрессор и его дружки требуют повторить все на бис. Да, это не детальное воспроизведение той же ситуации, а ее «новое прочтение», интерпретация. Начинаются разговоры о том, что жертва сама виновата – были личные проблемы, и все произошло исключительно по ее вине. В случае расовой травли очень часто объект травли объявляют уж больно чувствительным: «Ну прям слова ему не скажи!..» В случае травли сексуальной обычно говорят о провокативном поведении жертвы: «Сама напрашивалась!..»

Наряду с физической травля может быть словесной – или сплетни, или клевета. Причин, по которым ребенок становится объектом травли, много: этническая, национальная принадлежность, пол, сексуальная ориентация, религия, физические особенности, умственные способности, вес, рост, уровень благосостояния его семьи – выбор огромен, и каждый раз получается новая пьеса с неизменным сюжетом, одинаковым числом актов и трагическим финалом.