Четверть-учёные влюблены в весьма ограниченные свои познания, считают себя весьма учёными, все знающими, и насильно навязывают всякому свои жалкие сведения: к этому классу принадлежат в особенности стихокропатели.
Ложно-ученые знают все на изворот, и все видят с ложной точки; они осуждают все, чего не принимают; но собственной системы не имеют; все готовы разрушить, и ничего не умеют создать.
Мнимо-учёные действительно ничего не знают и просто, как попугаи, повторяют то, что слышали от других; кстати, и не кстати, лишь бы язык их был в движении; полагая, что в этом-то заключается вся учёность: эти учёные обыкновенно острятся чужим умом за недостатком собственного; и ластятся ко всем прочим родам учёных чтобы у них набраться чужого ума.
Не-ученые же, как и у нас, нечего не знают ничего не хотят звать, и в добавок считают дураками тех; которые что-нибудь знают.
На солнце издают очень много газет и журналов; всякий, чуть грамотный, издаёт журнал или газету; и все эти периодические издания чрезвычайно дешевы; ибо как все умеют там читать, а у них не достает развлечений, какие мы имеем на вашей планете, то все читают что бы не попало под руку; каждый нумер стоит не более одного лима; да и самим издателям издания не обходятся не дорого: на пример; за большую часть статей они нечего не платят, потому что многие сочинители отдают их даром с тем чтобы их имена были помещены под статьями самым крупным шрифтом чтобы таким образом более быть в виду публики, и быть ею замеченным.
При этом употребляются еще разные уловки, на пример; для наполнения странниц печатают иногда такими длинноногим литерами, которые бы годились вместо частокола для заборов ежели б в них содержалось более существенного; плоские статьи печатаются плоскими, растянутыми литерами, очень похожими на раздавленных лягушек: разные мелкие рисуночки раз на всегда приготовленные, наполняют также листы под названьем Билилишки, или по нашему Виньеток; для большей важности оставляют иногда по половине странницы белыми; обыкновенным умеренным средним шрифтом печатают только те литераторы, которые не бояться, чтобы читатели при чтении их сочинений засыпали: однакож и прочие сочинения бывают не без пользы; Доктора не редко предписывают своим больным читать их от бессонницы: беспокойных голов вместо наказания заставляют читать такие сочинения в слух иногда даже, ежели вина их велика, то заставляют их выучивать по целым главам наизусть.
Огромное количество таких сочинений, наполнявших кладовые без всякой пользы, подало мысль одному остроумному изобретателю употреблять их в существенную пользу, которая в последствии придала этим сочинениям более ценности: он склеил их вместе и виде кирпичей, и стал из них строить дома; теми страницами, на которых напечатаны были долгоногие имена сочинителей, он обклеил потом стены; что произвело оригинальную пестроту, и послужило к увековечению имен этих сочинителей; от чего они и не были в претензии, что таким образом стали употреблять их сочинения; напротив того, ещё более хвастались тем что без них не существовали бы эти здания.
При таком изобилии литературного ума, и при таком общем стремлении читать все, что ни попало, издатели журналов казались бы, должны жить между собою в ладу, не имея основательной причины ссориться; но на против того они живут между собою в беспрестанной ссоре, ругают друг друга напропалую, цыганят критикуют и беспрестанно стараются уронить друг друга в мнении публики: одни только истинно умные, благонамеренные сочинители никогда не отвечают на такие литературные ругательства, смеются над ними, и продолжают писать по-прежнему.
Сильные временщики ласкают обыкновенно модных журналистов кормят их до сыты, и даже платят им значительное жалование; за это журналисты помещают по временам в своих изданиях повторные похвалы своим меценатам выставляя все их деяния с самой похвальной стороны, хотя бы действительно они подлежали сильному порицанию. — Ежели какой-нибудь правдивый человек вздумает написать справедливые свои замечания против таких подкупных похвал то никто не посмеет их поместить в своём журнале, отговариваясь, важностью лица, до которого могут касаться такие замечания: этим публика вводится в заблуждение на счете этих лиц и приписывает им достоинства, которых они вовсе не имеют. Воспитание юношества производится там весьма странным образом: ученикам набивают науками брюхо; это делается следующим образом: учёные книги изрезывают в самые мелкие кусочки; потом делают из них пилюли с помощию вишнёвого клея, и дают ученикам глотать по часам определяя количество и величину глотаемых ученых пилюль, соразмерно возрасту и телосложению учащихся; после каждого приема заставляют их ходить в зад и в перёд: ежели кто из учеников не умеет хорошо глотать эти пилюли, то просовывают их в горло посредством тоненькой палочки, поглаживая притом по горлу с верху в низ как у нас делают, когда откармливают гусей и индеек на убой.
От такого моциона все проглоченные науки перевариваются и желудке, и заводят там гнездо учёности, на подобие того, как в бочонке с уксусом заводится матка, на которую нужно только подливать какую-нибудь жидкость по мере надобности, чтобы уксус не переводился. Учители записывают весьма аккуратно, из каких наук составлены были пилюли, сколько каждый ученик проглотил их, по сколько часов он после того прохаживался, и какое действие, по-видимому, это произвело на его желудок; поэтому определяют его учёное достоинство; после чего нашивают ему на спине подробное свидетельство, выписанное огромными кудрявыми буквами, и пускают его в свет на удачу.
Случается, что у иного ученика желудок слаб, и худо переваривает эти учёные пилюли, до того, что иного даже стошнит; у таких сперва перетягивают горло, чтобы удержать науку на своем месте, натирают ему живот и поясницу ежевичным соком, смешанным с вишнёвым клеем, и заставляют его долее других прохаживаться после принятия пилюль; ежели это не подействует то примешают ему в пилюли не много ревеню и трифольки, продолжая при том перетягивание горла, и натирание живота: ежели же и это средство не привнесёт пользы, то им остается только заниматься земледелием или садоводством если не имеют достаточного состояния, чтобы просто проживать на свете тунеядцами: если же они богаты, то обыкновенно живут открытым домком и гости находят, что подаваемые на их столах сласти гораздо вкуснее и полезнее, нежели неудобоваримые учёные пилюли; против чего никто и не спорит: не редко даже литераторы похваливают и своих изданиях такое направление расстроенного ученостью желудка.
Я сделал там странное замечание по ученой части: обыкновенно в обществах ученые люди стараются становиться спиною к новому гостю, чтобы он тотчас заметил пришитое к их спине свидетельство о их учёности; или что выходит синоним, отменную способность их желудка, удерживать в себе, и переваривать учёные пилюли; на против того слабожелудочные стараются скрыть свою спину, и с приветливостью встречают нового гостя прямо грудью, чтобы при первой встрече произвести в нем благоприятное к себе впечатление; и эта уловка большею частью так хорошо им удается; что любезность их охотно заставляет забывать о слабости в желудка.
Собрания светских людей на солнце бывают довольно забавные для земного жителя, пока к ним не привыкнешь; обыкновенно принимают гостей с обоих концов дома; у одного конца хозяин приминает мужчин а у другого хозяйка принимает дам; для приема назначен один час; в продолжении этого часа хозяин стоит и передней, при входе гостя он жмет ему руку, и молча указывает ему вход в гостиную, это продолжается таким образом пока приёмный час пройдёт; тогда запирают двери на улицу, и никто уже более не допускается в тот вечер: хозяйка поступает таким же образом на своей половине: по прошествии приёмного часа хозяин и хозяйка сходятся к гостям в гостиную, отвешивая всем низкие поклоны на самом пороге; гости ответствуют такими же поклонами, мужчины оборачиваясь лицом к двери, откуда входит хозяйка, а дамы к тем, откуда входит хозяин; и все это молча: — после того просят гостей садиться; немедленно все усаживаются за круглый стол, и молча убирают свою порцию сласти, поставленную перед каждым: когда все блюдечки и тарелочки прибраны, тогда бросают жребий, кому начать разговор: речи ни кто ни у кого не перебивает: потому что это почитается там большим невежеством; а каждый говорит в свою очередь: ежели кто разгорячится в споре, то слуга немедленно подносит ему стакан воды, которую он должен выпить, ежели не захочет обидеть хозяина, и лишиться его знакомства; при том он на этот раз лишается очереди говорить.
