Ручки не было, только выдавленный в камень орнамент, напоминавший украшенную оковку и головки гвоздей.

– Пригодилась бы какая-нибудь бутылочка «выпей меня» или что-то вроде, – проворчал Вуко.

Дырки от ключа он тоже не нашел. А ведь эти двери открывали. Он видел петли, значит, открывались они наружу. Вернее сказать, откидывались горизонтально, как десантный люк. Наверняка удалось бы по ним войти внутрь, но сейчас у него не было желания этого делать. Он снова огляделся, но, кажется, на этой улочке он был один. Дома по другую сторону стояли без окон – просто два узких входа, окаймленных арками. Фонари тут не поставили, лишь небо и снег светились отраженным сиянием.

– Как подумаю, что где-то там, в горах, лежит мой швейцарский ножик, то аж кричать хочется. Посвети мне, Цифраль, – проворчал он, вытягивая нож. Универсальный клинок был толстоват, чтобы войти в щель двери, но в рукояти, кроме угольного обогревателя и резервного огнива, у него был еще пенал из набора мелких инструментов разведчика. Крючочки, иглы, шила, нити и маленький плоский керамический клинок, могущий служить как скальпель; плоская рукоять была изрезанной так, чтобы ее можно было использовать как плоский ключ, отвертку, пилу или миниатюрный разрезатель. Самое главное, что клинок был узким, словно лист, и почти не мог сломаться.

Драккайнен провел острием вдоль створки, там, где предполагал найти замок, – но ничего не обнаружилось. Осторожно он ощупал всю створку, пытаясь найти хотя бы что-то, что удалось бы нажать, передвинуть или провернуть, но без результата.

Он вылез из ниши, осторожно осмотрел пустую улочку, а потом отступил на шаг и критически осмотрел завернутый архитектурный хаос.

– Это должен быть какой-то типичный дешевый номер, Цифраль, – пробормотал Драккайнен. – «Что такое Канзас-Сити Шаффл? Это когда все смотрят направо, а ты идешь налево». У блондинчика времени на гимнастику не было. Вошел сразу. – Он повернул голову и взглянул еще раз. – Выровняем-ка. Предположим, что дверь стоит прямо. Колоннада тянулась бы в сторону, весь этот бардак ушел бы вверх и встал бы абсидой над аркой, в таком случае порог к тем дверям пришелся бы на эту точку…

Он снова вскарабкался внутрь ниши и старательно осмотрел последнюю ступеньку скрученной и изуродованной лестницы, что косо высовывалась над его головой. Вынул свой керамический ланцет и обвел камень острием.

– Щель, кажется, есть, – пробормотал. – А если бы дверь стояла вертикально, нога становилась бы сюда…

Он прокрутился в тесной нише и толкнул ступеньку основанием ладони. Казалось, та легко поддалась, а за дверью что-то заскрежетало. Он уперся ногами, а потом легонько толкнул дверь. Тяжелая каменная створка вдруг уступила и опустилась наружу, чуть не ударив Драккайнена по голове. Он отпустил порог и заблокировал ее плечом, а потом осторожно толкнул на место. Внутри стены раздался каменный скрежет, а потом глухой стук. Перевернутая дверь вновь была заперта.

Драккайнен спрыгнул из ниши прямо в небольшой сугроб, а потом прижался спиной к стене, вынув мачете.

– Ты хочешь туда войти? – спросила Цифраль растерянно.

– Ну, я на голову не падал. С лету, без поддержки? Пока что понаблюдаем. Увидим, кто туда входит и когда.

– Ты вдруг поумнел?

– Я не готов к радостным импровизациям. Многовато всего происходит.

Он перестал бормотать и замер с мачете в руке, но было тихо.

Спрятал клинок, смахнул плащом остатки снега вокруг двери и присыпал отпечатки сапогов в сугробе, а потом набросил капюшон и направился домой.

Они ждали сразу за углом, на Подгорной. Уже встреченный ранее Минотавр стоял на дороге, сложив руки на груди, в провоцирующей позе, с паром, вырывающимся из ноздрей, а его крокодилоподобный коллега вынырнул из закоулка за спиной Драккайнена.

– Хочу твой плащ, – загудел рогатый, дыша пивом и каким-то минеральным смрадом, похожим на карбид.

Не пойми откуда появилась неоновая птичка, закружилась вокруг головы Вуко, словно хотела его куда-то отвести. Похоже, сообщение от Фьольсфинна.

– Чудесно, – сказал Драккайнен устало. – Жаль, что нет мобилки. Наверняка бы как раз позвонила мама.

– Хочу твой плащ, – повторил с тупым упорством Минотавр. – И сапоги.

Чешуйчатый звякнул чем-то, что достал из-за пазухи. Держал в руках двухметровую цепь с ржавым шаром на конце, тяжело ударившим в мостовую. Это могло быть простое бандитское нападение. Гоп-стоп все более агрессивных обитателей Каверн.

Могло быть.

Он расстегнул плащ, сбросил его с плеч, сделав шаг в сторону и вытягивая руку с одеждой прямо в морду Минотавра. Сзади раздалось звяканье, а стоящий впереди быковатый расплел руки, показав два кривых клинка.

Разведчик уклонился, набрасывая Минотавру плащ на голову, а потом вдруг изменил направление, чтобы сократить дистанцию с рептилоидом с его цепью. Тот как раз раскрутил цепь на всю длину, и противник, вскакивающий под вращающееся оружие, совершенно поймал его врасплох. Драккайнен перехватил запястье крокодила, взяв его на рычаг, и крутанул навстречу рогатому приятелю, который, ревя, будто настоящий бык, кинулся вперед, сдирая с рогов плащ и размахивая клинками. На миг установился пат. Вуко крутился, заслоняясь рептилоидом, который все еще стискивал цепь: та гремела шаром по каменным плитам тротуара, а бык прыгал вокруг, ревел и пытался достать Драккайнена то одним, то вторым клинком. Проводил молниеносные косые уколы снизу-сверху, а Драккайнен дергал крокодилом, взятым на болевой, заслоняясь от клинков, но все равно один из ударов зацепил его щеку, а второй распорол плечо сантиметров на пять.

Бык внезапно зарычал и воткнул рептилоиду клинки в бока, провернул их и соединил, словно ножницы, выпуская тому кишки, а потом развел руки в стороны, рубанув приятеля с двух сторон по чешуйчатому горлу.

Вуко отскочил, потянувшись за спину и пихая крокодила Минотавру под ноги, а потом воткнул мачете под горло противнику. Тот поскользнулся на брусчатке, издав булькающий звук и, брызгая потоком пенной, темной крови, тяжело свалился на спину.

Драккайнен сполз по стене, дыша и выбрасывая изо рта клубы пара, и ждал, пока враг не умрет. Сгреб немного снега и прижал к рассеченному плечу.

Быкоподобный дышал хрипло и все слабее, всякий раз выбрасывая из раны ручеек распыленной крови, из его больших ореховых глаз ручьем стекали слезы, пока зрачки не расширились и не замерли неподвижно.

Ярко-желтая птаха Фьольсфинна неподвижно сидела на карнизе, ожидая, пока я встану на ноги, подберу мачете и измазанный плащ. На миг взлетает, а потом снова садится на гримс, пока я обыскиваю труп.

– Твитти, я работаю, – поясняю я. – В чем бы ни было дело, оно может подождать.

– Как ты выглядишь? Что у тебя с рукой и лицом? – спрашивает Фьольсфинн, глядя на меня, словно на призрак, что с головой под мышкой готовится идти на школьный бал. – Ты весь в крови!

– У меня был разговор с обитателями твоей утопии, не до конца довольными тем, как живется в Ледяном Саду. В чем дело?

– Она просыпается.

– И?

– Я думал, что это важно.

– Важно, но тут я ничего не могу поделать. Думаю, она в безопасности, а мы решили, что не открываем ей всего. Зажги ей небольшую лампу, пусть не просыпается в темноте. Пусть видит, что ее окружает, что там неопасно и уютно. Я должен себя перевязать, умыться и переодеться в что-то не настолько окровавленное. Как быстро она проснется?

– Дежурная медсестра говорит, что начала шевелиться и открывать глаза.

– Ну, значит, еще немного подождет, – выношу я вердикт, брызгая кровью на камень. – Прикажи дать ей воды и что-нибудь от головной боли. Насколько помню, вода онемения вызывает жестокое похмелье.

Примерно через час я собираю всех в большом белом зале, который считаю командным центром. У нас тут стол и стулья, камин, в хрустальные окна днем вливается достаточно солнца, а теперь тут горят и тихо шипят газовые лампы.