– Ты делаешь только то, что я тебе разрешу, – прошипел Драккайнен. – А теперь разрешаю тебе молчать и дышать. Не больше.

Люди Вороны стояли вокруг, бледные и трясущиеся от ярости, но лишь неуверенно переглядывались, и никто ничего не делал. Похоже, они ранее не сталкивались с подобным. Но несколько человек проявили инициативу и отправились за лошадьми.

– Спалле, ты видишь Грюнальди, Вьюна и Филара?! – крикнул Вуко.

– Ньегатифф! – крикнул тот отчетливо.

– А по-человечески?

– Не вижу.

Драккайнен чувствовал, как Кунгсбьярн трясется под его рукой, пытается сглотнуть сухим горлом так, чтобы не шевельнуть кадыком, увидел, как он косится, пытаясь увидеть собственную шею, что вообще непросто с запрокинутым подбородком.

Толпа принялась враждебно ворчать. Такой пат не мог продолжаться слишком долго.

– Твои люди должны исчезнуть с площади и от ворот. Внутрь, сейчас же! – выдохнул он на ухо Ворону. – Все, кроме тех, кто ведет наших лошадей.

– Все прочь с подворья! Дайте им дорогу к воротам! Там никого не должно быть! Здесь только те, что с их лошадьми и вещами!

– Вы слышали стирсмана! – крикнул кто-то. – Делайте, что приказано!

– Хоть один умный, – прокомментировал Вуко. – Похоже, вы не безнадежны.

Толпа поредела и принялась отступать, ропща вполголоса. Люди осторожно подходили к дверям, было заметно, как они таятся на галереях и торчат около окон, но с этим ничего было не поделать. На припорошенном снегом подворье осталось лишь несколько неподвижных тел, брошенные мечи и бьющийся в кованых корзинах огонь.

Они ждали.

Наверху каркали во́роны.

Через несколько тревожных минут раздался звучный стук копыт и подошли мрачные воины, ведя коней Ночных Странников, неся их сумки и сверток с оружием.

– Положить все на землю и отступить! Отпустить лошадей! – твердо приказал Драккайнен. – Привести трех дополнительных оседланных – и бегом! Хочешь что-то добавить, медвежонок? – он наклонился к заложнику и мягко нажал на клинок.

– Делайте, что он говорит!

– Спалле, проверь, все ли на месте.

Спалле опустил меч, присел над кучей багажа.

– Кажется, все.

– Один перевязочный пакет и короткую веревку, бегом! Готовить лошадей, саркофаг – между двумя скакунами. Приготовь арбалеты. Боярышник, помоги ему, Н’Деле – в строй, закрой треугольник, если могу тебя просить.

– Стой, кто идет?! – крикнул Боярышник, вскидывая натянутый арбалет.

– Огонь и Древо, дурашка! – крикнул в ответ Грюнальди, спрятавшись за дверь.

– Вы целы?! Узник у вас?! – заорал Драккайнен.

– Вьюн ранен в ногу. Ходить может, но хромает. Узник у нас.

Они вышли на подворье: Грюнальди в чужом, чуть вогнутом, криво сидящем шлеме шел впереди, сзади – бородатый, высокий рыжий человечина в кожаной шапочке, последним Вьюн, подпрыгивая на одной ноге, со второй, перевязанной пропитанными кровью полосками, оторванными от чьей-то рубахи. Он тяжело опирался на плечо Филара – оба с трофейными мечами в руках.

– Он не сразу понял, что мы за ним идем, – объяснял Грюнальди. – Тех двоих подле первых дверей достаточно было оглушить и попросить, чтобы один повел нас дальше. И только внизу мы повстречали других, жутко негостеприимных, и их пришлось поубивать. Увы, палача тоже.

– Хорошо. Спалле, перевяжи хорошенько Вьюна. Филар и Боярышник, соберите эти бесхозные мечи, и в колодец их. Собирайте наше – и ходу.

Четыре мрачных воина появились, ведя оседланных дополнительных лошадей.

– Хорошо. Грюнальди, проверь их, не дали ли раненых. Если так случится, ваш стирсман заплатит ухом.

– Нормально. На торге я бы их не купил, но сойдет.

– Может, вы могли бы метнуться в кладовую для гостей над конюшней за нашими мешками? – спросил мужик из подвала. – У меня там любимая костяная зубочистка.

– Увы, – ответил Драккайнен. – В Саду купишь себе другую.

– Мои вещи тут, за дверью, – указал Н’Деле на помещение, из которого вышел. – По крайней мере, те, что самые важные.

Драккайнен всадил предплечье глубже под подбородок Кунгсбьярна и заставил его встать со стула.

– Ну давай, медвежонок, встаем. Руки вперед. Спалле, свяжи. Запястья и большие пальцы. Выходим. Пеший сторожевой строй, коней наружу, на бока – щиты. Саркофаг и я с заложником в центре. Филар, Боярышник и Скальник – арбалеты. Н’Деле и мужик с зубочисткой – арьергард. Спалле, покажи им, как выглядит сторожевой строй. Ваши мешки у вас? К воротам. Ты, медвежонок, ведешь кратчайшим путем, и никаких шуточек по дороге, а то я вырежу тебе глотку, а потом сожгу весь этот сортир. Я – Деющий. Песенник. А сейчас – разъяренный Песенник. Вколоти это в свой завитой лобешник: я не просто зарежу тебя, я тебе и двух досок на крест не оставлю. Только рыпнись.

У ворот было пусто. Лишь квадратная площадка между домами тесаного камня, светильник на цепи, наглухо закрытая решетка – и поднятый мост, заслонявший вид. И карканье страдающих бессонницей воронов, что мечутся в зимнем небе.

Драккайнен дернул Кунгсбьярна на себя и сделал ему еще один неглубокий разрез ниже предыдущего. Плачущий Льдом коротко заскулил. Трясся, как в горячке.

– Я начинаю и правда сердиться, медвежонок, – рявкнул разведчик. – Ворота должны быть отворены. Давай.

– Открыть ворота! Дайте им выйти! – завопил стирсман Воронов так, что по площади пошло эхо, а птицы на миг замолчали.

Ничего не случилось. Только где-то позади Вуко услышал тихий скрип, какой издает механизм свитых, скрученных волокон и напряженный кусок стали.

– Цифраль, время – стоп!

На этот раз снежные хлопья замерли сразу, установилась тишина, а вороны застыли как темные, темнее черного, пятна.

Драккайнен пробрался в конец строя, осторожно, чтобы никого не коснуться.

– Вуко, ты себя прикончишь, – отозвалась Цифраль.

– Не мешай, pimppi, я работаю.

Он вошел под галерею, миновав несколько человек, притаившихся с луками за деревянными колоннами, и взошел по ступеням, отвесным, словно приставная лестница, на второй этаж. Сзади, на галерее, прямо над воротами, увидел двух стрелков с арбалетами, куда более примитивными, чем его собственные: эти натягивались ногой при помощи стремени, а не интегральным трехходовым складным взводным механизмом – и наверняка более слабые, но, несомненно, чертовски опасные.

Тетивы, одна и другая, уступили под ножом как упаковочный бумажный шнур, но не изменили формы, а остались на месте, похожие на перерезанные провода. Потом, по этой же галерее, Вуко пробежался под ворота и поднялся еще одной лестницей в помещение, где был механизм, управлявший мостом и решеткой. Несколько бесценных секунд он изучал его – деревянные шестерни и каменные противовесы на цепях, – пытаясь понять алгоритм работы, а потом снял со стены арсенала запасной топор, вырвав при этом крюки, перерубил две цепи и оборвал два стопора. Все, к чему прикасался, металл и дерево, вело себя, как изделия кондитера. Бутафория из безе и карамели. Потом обнаружил еще одного типа с каким-то подозрительным котлом и копьем; тот таился над дырой коридора надвратной башни – Вуко аккуратно выпростал ему из-под одежды шарф (тот расползался в пальцах, словно паутина); вплел в зубцы одной из шестерен. Потом вернулся на площадь, раздавая притаившимся людям оплеухи, останавливая ладонь перед кожей.

А потом встал в строю и поднял ко рту ладони.

– Слушайте меня, Вороны! Я – Ульф Нитй’сефни! Ночной Странник. Деющий. Никогда более не переходите мне дорогу, иначе я вас уничтожу! До последнего ребенка! И никто больше не услышит о Людях Воронов! Весной придет великая война со Змеями и их безумным королем Аакеном, что может уничтожить мир. Я собираюсь его остановить, а потому не пытайтесь мне мешать!

Глубоко вздохнул.

– Ладно, малышка. Время – старт!

Снег сдвинулся, вороны закаркали, а на галерее сверху раздался звон лопающихся тетив. Арбалеты буквально взорвались в руках стрелков: один пал навзничь, с лицом, рассеченным лопнувшей струной, второму вырванный фрагмент спускового механизма ударил в рот, ломая зубы и втыкаясь глубоко в челюсть. С десяток притаившихся людей одновременно повалились бессильно на галереях вокруг всего дворища от невидимых жестких ударов твердого, словно железо, воздуха, что рвал их слуховые перепонки и выбивал глаза.