Взять хотя бы вчерашний день: они с Шейлой опять скандалили, что теперь случалось едва ли не каждый день, когда раздался телефонный звонок. Шейла схватила маленькую китайскую вазу, которой так дорожил Перри, и швырнула в него. Он увернулся, и ваза разбилась о стену.
– Убирайся с глаз моих! – рявкнул Перри.
– Пьяница чертов! – взвизгнула Шейла и выбежала из комнаты, хлопнув дверью.
Телефон не умолкал. Перри помедлил, глядя на осколки китайского фарфора, потом пересек комнату и снял трубку.
– Мистер Уэстон? – спросил бесстрастный женский голос.
– Да.
– С вами говорит секретарь мистера Харта, мистер Уэстон.
Перри вздрогнул и, помешкав, ответил:
– Здравствуйте, Грейс. Как ваши дела?
– Мистер Харт был бы рад видеть вас у себя сегодня утром в одиннадцать, – сказала Грейс Адамс. Она всегда говорила по телефону так, будто на другой линии у нее был президент Соединенных Штатов. – Через три часа мистер Харт уезжает в Лос-Анджелес. Пожалуйста, не заставляйте его ждать.
Когда президент корпорации «Рад – Харт фильм» просит вас о встрече, ничего не остается, как согласиться, даже если вы в больнице со сломанной ногой.
– Еду. – Перри попытался обставить Грейс Адамс и положить трубку первым, но опоздал на долю секунды. Редкий человек мог сравниться с ней в искусстве заканчивать телефонные разговоры.
Сидя в «тойоте» под проливным дождем, Перри поморщился.
Беседа с Сайласом С. Хартом пошла не так, как он ожидал. Перри потянулся за бутылкой и сделал еще глоток.
С Сайласом С. Хартом они всегда хорошо ладили. И на то была причина: в течение последних четырех лет Перри снабжал Харта отличными сценариями, которые принесли большие деньги корпорации.
За Хартом закрепилась репутация безжалостного и жесткого дельца, но до сих пор он относился к Перри словно к родному сыну. Это удивляло Перри, поскольку он не раз слышал рассказы об обращении Харта с другими сценаристами, чьи фильмы не имели большого успеха. Однако с ним Харт вел себя как любящий отец. В глубине души Перри понимал, что обязан таким отношением своим четырем сценариям, которые принесли Харту кучу денег. Что ж, справедливо, но вдруг следующий сценарий, который уже лежал на столе у Харта, окажется провальным, как тогда?
Несколько месяцев назад они обсуждали будущий фильм.
– На этот раз мне нужно побольше крови, чтобы кишки наружу, – сказал Харт. – Покажем этим придуркам, которые делают нам кассу, что-нибудь такое, чтобы они со страха обделались. Как ты на это смотришь? Сможешь? Я хочу побольше действия, крови и секса. Иди и обмозгуй это. Жду наметки через месяц-другой. Сделаешь?
– Речь ведь идет не о фильме ужасов? – уточнил Перри.
– Это последнее, чего я хочу. Мне нужны обычные люди, попавшие в такую переделку, где без крови, секса и насилия никак. Понимаешь, обычные люди. И ситуация, в которой может оказаться любой: скажем, парня берут в заложники, в дом врывается кучка головорезов, ну или пьяный водитель сбивает ребенка и пытается замести следы. Что-то подобное, но совсем другое. Все эти сюжеты давно себя исчерпали. Пораскинь мозгами. С твоим талантом ты напишешь что-нибудь исключительное, верно?
– Разумеется, – поддакнул Перри. Уверенность – вот что нужно, когда вы беседуете с Сайласом С. Хартом, если, конечно, вам хочется остаться его любимым сценаристом. – Я все обдумаю и покажу вам наброски. Хорошо?
Харт улыбнулся:
– Узнаю моего мальчика! И, Перри, ты получишь пятьдесят тысяч плюс пять процентов от проката. Отличная сделка для нас обоих.
Два месяца Перри изо всех сил пытался выжать из себя оригинальный сюжет, который бы понравился его хозяину. Все эти два месяца Шейла вела себя просто отвратительно. Перри объяснял ей, что работает над сценарием, который принесет большие деньги, просил дать ему передышку, возможность сосредоточиться, но Шейла не оставляла его в покое. Те дни пришлись на двухнедельный кинофестиваль, и ей во что бы то ни стало нужно было каждый вечер появляться на людях с Перри.
– Разве я не замужем за лучшим сценаристом в этом гребаном городе? – кричала она. – Что скажут эти снобы, если мы не явимся?
Гала-приемы затягивались до трех утра, и Перри так напивался, что Шейле приходилось отвозить его домой. На следующее утро голова у него раскалывалась с похмелья, а после обеда, пока Шейла играла в теннис, он пытался набросать на бумаге хоть какую-то идею, которая удовлетворила бы Сайласа С. Харта. Наконец, пьяный, он напечатал черновой вариант сценария и отослал его Грейс Адамс.
Они с Шейлой ссорились теперь так часто, что ему стало уже все равно. Сидя в «тойоте», по крыше которой барабанил дождь, он думал о жене. Каким же глупцом он был, сделав ей предложение! Ее живость, чувственность и молодость совершенно лишили его разума. То, что все его друзья-холостяки боролись за ее внимание, подстегивало эго. Она строила из себя недотрогу, которую не так-то легко завоевать. Он ведь видел тревожные сигналы, предупреждавшие, какое будущее его ждет, но был настолько одурманен, что добился своего, несмотря ни на что.
Первые три месяца их брака он провел в эйфории, купаясь в зависти друзей. Поначалу ей не было равных в постели. Он много зарабатывал и мог удовлетворять любые ее капризы, которым не было конца. Но потом ее требовательность начала раздражать его. У него были свои дела, Шейла же ничем не занималась, кроме плавания, тенниса и болтовни. «Боже, – думал он, – когда же ты заткнешься!» Она приходила к нему в кабинет в то самое время, когда он сражался со сценарием, усаживалась на столе и начинала трещать о своих подружках, рассказывать, кто с кем спит, спрашивать, в какой клуб они пойдут вечером и не хочет ли он съездить в Форт-Лодердейл позагорать. Он постепенно терял терпение и просил не мешать ему. Тогда Шейла пристально глядела на него, кривя губы в ухмылке, и удалялась. После чего перебиралась во вторую спальню.
– Тебе нужно работать, – говорила она, не сводя с него взгляда своих голубых, словно у фарфоровой куклы, глаз, – а я хочу выспаться.
Перри искал утешения в бутылке.
Когда Сайлас С. Харт назначил ему встречу, Перри почувствовал, что обречен. Он понимал, что тот сценарий, который он послал Харту, мог бы набросать любой третьесортный сценарист.
Поднимаясь в лифте в офис компании «Рад – Харт», он проклинал себя за то, что отправил Харту эти жалкие ошметки. Все эти ссоры с Шейлой и «Баллантайн». Лучше бы он этого вообще не делал, признался бы Харту, что не в состоянии сейчас написать ничего путного.
Он закурил еще одну сигарету и уставился прямо перед собой, туда, где за ветровым стеклом лил дождь.
Жесткое лицо Харта расплылось в улыбке. Он сердечно приветствовал Перри и, указав ему на стул, сам откинулся на спинку большого кресла.
– У нас мало времени, мой мальчик, – начал Харт, – мне нужно лететь в Лос-Анджелес. Надо разобраться кое с кем, но сперва я хотел поговорить с тобой.
Харт всегда обращался к Перри «мой мальчик», и Перри верил, что так он выказывает ему свое расположение.
– Выпьешь? – предложил Харт. – Не отказывайся, я все равно собирался пропустить глоточек.
Он нажал на кнопку, и Грейс Адамс возникла на пороге кабинета. Ей было лет сорок. Высокая и худощавая, безупречно одетая, как и всегда, с лицом таким бледным, словно его вырезали из слоновой кости. Она принесла два скотча со льдом и оставила их одних.
– Что ж, мой мальчик, – заговорил Харт, – мы не станем обсуждать то, что ты мне прислал, поговорим лучше о тебе. Идет?
– Как скажете, – согласился Перри. Ему не терпелось выпить, однако он так и не притронулся к стакану, стоявшему на столе.
– Пожалуй, мы начнем с того, – сказал Харт, потягивая виски, – что ты мой лучший сценарист. Вместе мы заработали немало денег. Я считаю тебя ценным приобретением для моей компании. Когда я прошу, ты исполняешь. Так было до последнего времени. – Он замолчал, сделал еще глоток, затем продолжил: – Однако ты не просто ценный сотрудник, ты мне нравишься. Мне редко нравятся люди, которые работают на меня, потому что, знаешь ли, я им не очень-то по душе, но ты мне нравишься. – Он улыбнулся и допил виски. – Видишь ли, мой мальчик, все это время я приглядывал за тобой. Когда владеешь чем-то столь ценным, как ты, начинаешь вести себя словно дамочка, у которой есть бриллиант ценой в два миллиона долларов. Она присматривает за ним, а я присматриваю за тобой.