— Как смазать?

Вздохнув, он забрал масло, отрезал маленький кусочек и плюхнул его на противень.

— Используй пальцы, чтобы растереть его, особенно в уголках, чтобы тесто не приклеилось. Ты вообще когда-нибудь пекла пирог?

— Для этого существуют пекарни, — ответила я. — Мне нужно использовать пальцы?

— Да. Тебе нужно использовать пальцы. Но сначала вымой руки, — сказал он, закатывая рукава и берясь за мыло. Я изо всех сил пыталась не смотреть на невероятные грубые шрамы, поднимающиеся к его предплечьям. Но он всё равно поймал меня.

Он слегка пожал плечами.

— Дорожная авария, когда мне было три года. Я очень сильно обгорел с левой стороны.

Я не знала, что сказать в ответ. Я пробормотала что-то вроде — мне жаль.

— Я почти ничего не помню, — сказал он, — разве что иногда бывают сны. Бабушка говорит, что я мог умереть, но мне удалось выбраться из моего кресла. Взрыв отбросил меня. Получил травму головы и несколько сломанных ребер, но я выжил. Мои родители нет.

— Ты помнишь их?

— Не то, какими они были.

Не то, какими они были?

Видимо он понял, как странно это прозвучало:

— Я… я слышал множество историй о них, от бабушки, разумеется, и в моей голове сложилась картинка, какими они могли бы быть, какими бы мы стали… — Его голос стал тихим.

Если бы все сложилось по-другому, мысленно закончила я. Я подумала, что если мы когда-нибудь всё-таки отыщем алмазы, я должна буду убедиться, что он получит половину. Он имел на них столько же прав, сколько и я. И он заслуживал большего, чем то, что дала ему жизнь.

Он встряхнулся.

— Нам лучше шевелиться, — сказал он. — Брауни должны остыть, прежде чем можно будет резать их.

После того как я натерла противни, он показал мне, как посыпать их мукой. Затем шаг за шагом мы прошлись по рецепту. Ст.л. значило столовую ложку; одна использовалась в пароварке, чтобы растопить шоколад; вторая давала возможность вытащить яичные скорлупки из миксера и не лезть туда пальцами…

Он схватил меня за запястье, когда я собралась вытащить попавший осколок.

— Ты хочешь лишиться одного? — А когда скорлупа случайно попала в тесто, он вылил всё в раковину и начал с самого начала.

Он взял всё на себя, повторно отмеряя сыпучие ингредиенты, вбивая масло в растопленный шоколад, растирая, смешивая, добавляя ваниль, даже не отмерив, сминая орехи рукой. Он определенно знал, что нужно делать.

— Плохо, что ты хочешь стать врачом, — сказала я. — Ты был бы отличным шеф-поваром.

— Я не собираюсь становиться врачом. Я хочу заниматься исследованиями.

— Исследованиями, — с удивлением повторила я. — Просто интересно, почему ты хочешь похоронить себя в лаборатории? Ты такой общительный. Даже Сэмми ты нравишься, хотя он едва ли любил кого-нибудь.

— Сэмми чудесный ребенок, — ровно сказал он, фокусируясь на разравнивании теста по двум противням, снова и снова разглаживая его. Я почувствовала, что сказала что-то неправильно, но не знала, что именно. Когда Джексон поднял глаза, его лицо было ровным. Ничего не выражало. Снова. Он сменил тему. — Давай отправим это в духовку.

Я начала убираться, пока он делал глазурь. Когда таймер прозвенел, он показал мне, как проверить степень приготовления и заявил, что противни готовы к мытью.

— Сядь, — приказала я. — Я закончу уборку. С этим я справлюсь.

— Если ты так настаиваешь, — сказал он. Он раскатал рукава и сел так, как сидел, когда я впервые увидела его — откинувшись назад, его вытянутые ноги заняли половину кухни.

— Как скоро нужно будет поливать все глазурью?

— Дай шоколаду несколько минут, чтобы растаять. Кстати, это называется ганаш. Шоколад и сливки смешанные вместе.

— Ладно, — сказала я, — сейчас ты просто хвастаешься.

Искренняя улыбка, теплая и расслабленная. Как тогда, на чердаке.

— Кто, я? — сказал он. — Да никогда.

Я засмеялась, и в этот момент вошла мама. Её губы были сжаты; она была раздражена.

— Сара, я видела тебя, когда ты бежала по тропинке, собираясь сбежа… — Она оборвала саму себя и подошла ближе, рассматривая меня. — Боже, как ты умудрилась размазать муку по всему лицу?

— Ты ищешь Сэмми? — с надеждой спросила я.

— Нет. Я искала тебя. Сэм уехал в Аннаполис с твоим отцом этим утром.

— Этим утром? — озадаченно повторила я. — Ты же говорил, что… — я повернулась к Джексону.

Но он уже двигался по направлению к двери.

— Я вернусь позже и покрою глазурью оба противня, Сара. — Он выскользнул.

Я повернулась к маме.

— А почему они не дождались меня?

— Сегодня мне нужна была твоя помощь.

— А что мы будем делать? — осторожно спросила я.

— У нас была встреча с планировщиком, поставщиком продуктов и дизайнером торта. Но они ушли тридцать минут назад.

— Прости, мам, — сказала я, изо всех сил пытаясь выглядеть раскаивающейся, а не радостной.

— Ну да, конечно. Не важно. Сейчас тебе нужно подготовиться к поездке в Аннаполис. Смени одежду. Причешись. И не могла бы ты воспользоваться блеском для губ и помадой, пожалуйста? Мы пытаемся произвести хорошее впечатление в округе.

Я стояла, чувствуя себя не в своей тарелке, в миллионный раз пытаясь понять, слышит ли мама саму себя, когда говорит подобные вещи, или это происходит бессознательно. Она вышла, позабыв обо всем.

В том смысле, я понимала, что разочаровываю её. Я не могу быть похожей на неё. Я не такая красивая. Не шикарна. Не гениальна. Но знаете что? Я хотя бы стараюсь быть приятной.

Что тоже не похоже на неё.

Может быть, она просто не понимает, что у людей вообще-то есть чувства. В отличие от неё.

Я медленно поднималась по лестнице, попутно пытаясь сообразить, каким образом девушка, которая нарисовала те восхитительные картины в сундуке на чердаке, превратилось в мою маму.

Я открыла дверь своей комнаты и остановилась. Постель была застелена. Моя одежда не свисала с кресла. И было ещё кое-какое отличие…

Стены. Цветочный рисунок был только частичным.

Я услышала какое-то движение.

Часть меня просто хотела развернуться и уйти прочь, но другая часть этого не желала. Мне было нужно увидеть того, кто скрывался с другой стороны кровати.

Девочка с русыми волосами сидела на полу, подвернув ноги под себя. В левой руке она держала палитру с красками. Кисточкой в правой руке она рисовала мальву, плетущуюся по стене, с распустившимися цветами и листьями.

Я обошла кровать таким образом, чтобы я смогла рассмотреть лицо девочки.

Моя мама. Примерно в одиннадцатилетнем возрасте.

Я некоторое время наблюдала за ней. Поглощенной работой. Расслабленной. Изредка напевает отрывок какой-то знакомой мелодии. Слегка в беспорядке, с краской на руках, джинсах и лице. Она выглядит, как девочка, с которой я могла бы подружиться. Она кажется… счастливой.

Если бы я только могла пройти сквозь время и поговорить с ней. Я хотела бы защитить её от чего бы то ни было, что забрало её счастье.

Не задумываясь, я произнесла вслух:

— Я люблю тебя, мам.

Девочка перестала мурлыкать и склонила голову, как будто она прислушивалась. Она выглядела озадаченной. Потом она макнула кисточку в краску и вернулась к прерванной работе.

Я вышла за двери. Я не хотела ничего знать о прошлом. Я не хотела этот дар. Он ничего не изменит, а только каким-то образом заставляет меня чувствовать себя хуже.

Когда я снова заглянула в комнату, там царил мой обычный беспорядок. А сад снова был на своем месте.

Личный Эдем моей мамы. Со стеганным яблочным деревом на кровати.

Я поспешно оделась, закончила макияж и спустилась вниз.

— Прости, что не помогла тебе с планировщиком вечеринки, — пробормотала я.

Мама слегка улыбнулась и пожала плечами.

— Всё равно, это ведь не твое, не так ли? Всё в порядке. Уже почти всё готово. Это будет сказочная вечеринка, если это имеет для тебя какое-то значение.