– Отлично.
– Я переоденусь. Приготовила кое-какую другую одежду.
– Проклятие. Хорошо, если это необходимо.
– Ну? – она спрашивает через несколько секунд гляделок друг на друга.
–Что «ну»?
– В какой комнате ты хочешь, чтобы я переоделась?
– В этой.
Мой хохот следует за ней по коридору.
******
– Это место великолепно, – выносит она вердикт, возвращаясь в комнату в мешковатой футболке и каких-то штанах для йоги. Она выглядит так просто, по-домашнему. Это заставляет мою улыбку растянуться от уха до уха. – И кому нужен дом, если можно так жить, да ещё и без арендной платы?
– Вот именно. Пока здесь живу я, никому другому это не позволено. Я жадный, эгоистичный человек.
– Действительно. Мне кажется, что есть сотни других номеров, которые ты мог бы использовать вместо этого.
– Ни в одном больше нет такого вида.
Она смеётся и указывает на жалюзи.
– Жаль, что мы этого не видим.
– Мы сможем открыть шторы, когда будет не так светло. Солнце скоро сядет. В ночное время ещё красивее.
– Жду с нетерпением, – она плюхается рядом со мной, подтягивает ноги и не садится на них.
– Интересное положение.
– Да, я часто принимаю всякие странные позиции, – она издаёт стон, когда я приподнимаю бровь. – Не в том смысле. Постарайся думать не тем, что у тебя в штанах.
– Но меня всё устраивает. Поверить не могу, что ты не дала взглянуть на тебя в костюме медсестры напоследок.
–Твоя мама отлично выглядит, – она меняет тему. – Она очень красивая.
– Что правда, то правда. Эй, ты забыла поблагодарить её, – ухмыляюсь.
– Ну, может быть, ты сделаешь это от моего лица, раз уж вы болтаете обо мне, – она вопросительно поднимает бровь.
Спасибо, мам. Всё ещё можешь смутить меня в двадцать семь лет.
– О, не обращай внимания. Скорее всего, я пару раз что-то мимоходом упоминал. Наверняка знаешь, какие бывают мамы¸ – её плечи поникли. Так незаметно, что большинство людей даже не заметили бы, но для меня это было очевидно. Она улыбается, пытаясь спрятаться. – Эй, всё в порядке?
– Да, нет, всё нормально. Просто... ничего страшного. Я не хочу утомлять тебя семейными делами.
– Ты прикалываешься? Ты не можешь надоедать. Я не могу насытиться тобой.
– Подлизывайся сколько хочешь, но форму медсестры я не надену.
– Я серьёзно, София. Ты можешь говорить со мной о чем угодно. Пожалуйста, расскажи.
Она уставилась в пол.
– Хотела сказать, что на самом деле я больше не общаюсь с родителями.
– Это твой выбор или их?
– Их. Мы созваниваемся несколько раз в год, но уже не так близки, как раньше.
– Что произошло?
– Ничего. Они не одобряют выбор моей профессии.
– Так они просто вычеркнули тебя из своей жизни? – шокировано спрашиваю.
– В общем, да. Они заявили, что я могу вернуться, когда решу найти настоящую работу.
– Боже, – качаю головой. – Это хреново. Грустно такое слышать.
– Не стоит. Сначала было больно, но теперь нет. Ведь у меня есть Лори. Она для меня как член семьи.
– Ещё у тебя есть я, – она улыбается, её глаза загораются. – Серьезно. Хочу поддержать тебя.
– Спасибо тебе.
– Я думаю, что они перешли черту.
– Они имеют право на собственное мнение.
– Есть разница между мнением и безумием. Я имею в виду, просто посмотри на себя. Ты великолепна. Кто бы ни хотел, чтобы ты была в их жизни?
Она краснеет, хотя я этого намеренно не добивался.
– Мне кажется, что изначально они так поступили, чтобы шокировать меня, чтобы я сдалась и нашла себе другое место работы.
– Но ты не ушла, а они потеряли самое лучшее, что у них было.
– Всё не так просто.
– Нет. Это твоя жизнь. Ты взрослая женщина, можешь делать всё, что хочешь. Ты писатель, идущий за своей мечтой.
– Это не так. Я стала работать, потому что два года назад мне было это необходимо, и я хотела этим заниматься. Мне это отлично даётся, и это оплачивает счета, но отнимает всё моё свободное время. Не хочу больше этим заниматься.
– Не знал, что ты чувствуешь.
– Мне нелегко об этом говорить. Может быть, в один прекрасный день мы поболтаем об этом.
– Буду ждать.
– Надеюсь. Я знала, что когда захочу уйти, то это будет моим выбором. Так решу я, а не моя семья.
– Ты будешь пробовать налаживать с ними связь?
– Наверное, нет. Я на горьком опыте усвоила, что семья не всегда должна быть кровной. Я бы никогда не отвернулся от них, но бежать к ним обратно не собираюсь. Хочу быть рядом с людьми, которые принимают и поддерживают меня несмотря ни на что.
– Согласен. Я чувствую то же самое к своему отцу, – я очень редко говорю о нём, но доверяю Софии и хочу открыться ей, как она мне. – Он бросил нас, когда мне было пять. Я не видел его двадцать лет. А пару лет назад он появился в моем офисе. Просто пришёл и предложил с ним пообедать. Я согласился и выслушал его рассказ. Оказалось, ему нужны были только мои деньги. Он азартный игрок, и когда я отказался помогать, то стал угрожать моей маме и сестре. Ничем хорошим это для него не закончилось.
– Офигеть. Мне очень жаль.
– Без него нам было лучше. Уход от нас был единственным подарком, который он смог для нас сделать. У меня было тесная связь с моим дедушкой, которой, скорее всего не было бы, если бы отец был рядом. Дед был величайшим человеком, которого я когда-либо встречал. Ты бы ему понравилась.
– Уверена, что он бы мне тоже понравился, – она продвигает свою руку ближе к моей, пока наши мизинцы не соприкасаются. – Когда его не стало?
– Осенью, два года назад. Мне его очень не хватает.
Она кивает.
– Это наверняка было тяжело для тебя.
– Врачи давали ему девять месяцев жизни, но он боролся ещё два года. Мы вместе работали над его списком предсмертных дел. Однажды мы поднялись на мост «Бей Бридж» (висячий мост через залив, соединяющий Сан-Франциско и Окленд).
– Ты забрался на него?
– Да, мы взобрались на самую вершину.
– Это не для меня, – она вздрагивает.
– Было потрясающе. За те два года он сделал больше, чем большинство людей за всю свою жизнь. Я буду вечно благодарен, что мы провели с ним дополнительное время, – я нежно её подтолкнул. – Извини, если это слишком тяжело для первого свидания.
– Тебе не за что извиняться, – она улыбается.
– Я много думал о нем в последнее время и чувствую себя виноватым.
– Виноватым? Тебе не за что чувствовать вину.
– Он оставил мне свои часы, а сейчас я не могу их найти.
– Его часы? – она выпрямляется. – Ты точно потерял их?
– В последний раз я видел их в своём доме. Абсолютно точно я не приносил их сюда, но, по-видимому, Эмили ничего об этом не знает. Не удивлюсь, если она выбросила их.
Мои зрачки увеличиваются, когда она кладет свою руку на мою.
– Мне очень жаль, Мейсон. За всё это, – я переворачиваю руку и медленно переплетаю свои пальцы с её, посылая заряд тепла через всё моё тело. – Они найдут свой путь обратно к тебе, – успокаивает она.
– Надеюсь.
Мы сидим в тишине. Кажется, будто пролетели часы. Закрываю глаза и стараюсь впитать всё, что связано с этим моментом. Всё, что связано с ней.
– Я могу к этому привыкнуть, – сообщаю ей.
– К чему? Не слышать мою болтовню?
– Нет, твой голос – мой любимый звук.
– Я всё ещё не надену костюм медсестры.
Я смеюсь.
– Могу привыкнуть держать тебя за руку. Ещё бы я мог привыкнуть встречаться с тобой.
– О, ты мог бы привыкнуть к этому?
– Я, несомненно, привыкну.
– Ну, может, тебе стоит притормозить, Ромео? Это ради благотворительности, помнишь?
– Помню. Но свидание – всё равно свидание.
– Это правда.
– Скажи мне, София... ты целуешься на первом свидании?
Она хихикает.
– Нет, я так не делаю.
– Когда начинаешь?
– Всё зависит от того, с кем встречаюсь, но думаю, что третье свидание оптимальный вариант.