1996 год, политиканы дерутся за президентскую власть. Жириновский сулит излишне терпеливому российскому народу в каждую хату по изобилию, а незамужним гражданочкам – по спутнику жизни. Ельцин прилюдно божится в центральных СМИ – в случае невыполнения не менее ярких, чем у Жириновского, своих обещаний, он положит руки на железнодорожные рельсы (пустобрёх не уточнил, чьи будут руки). В кампании под кличем «Голосуй или проиграешь!» участвуют певцы, артисты и спортсмены. Для убедительности нужны и люди из народа. Климов на предложение посодействовать – естественно, за деньги, – так же естественно отказался.
Вечером, в квартире на пересечении улиц Ленина и Пушкина, по проводному телефону (мобильных ещё не существовало) раздался звонок.
– Здорово, очкарик!
– Привет, ноздреватый. И незачем так орать, слух у меня почти что в норме.
– Как жизнь?
– Ладно, давай, творческая личность, без лишних пустословий. Отчего такой радостный и что требуется? Ты же у меня как в приборе ночного видения.
– Вот поэтому-то я и называю тебя «очкарик», потому что они все слепцы. А вот ты моё фамильное достояние не трожь.
– Да нужен мне твой флюгер, ведь с нашими ставропольскими ветрами да пылью иметь такой нос – одни лишь проблемы. Ладно, давай к теме.
Здесь они ненадолго замолчали, и Виктор уже серьёзным тоном предложил дружку поучаствовать в гонке.
– Я же сказал, что в эти игры не играю.
– Мне нужно срочно вернуть долги...
Повисла пауза, Вячеслав, раздираемый противоречивыми чувствами, взвешивал не порадовавшее его предложение. А трубка тем временем тихо шумела и изредка щёлкала. Затем Слава, тяжело вздохнув, выдавил:
Согласен, но с одним условием. Мы не называем их имён и фамилий...
А я им так и сказал, что со мной очкарик точно согласится! – выпалил повеселевший Казаков.
Час спустя, когда над городом уже зажглись осветительные и рекламные огни, в дверь настойчиво и продолжительно позвонили.
Вот тебе стихи, завтра в десять ноль-ноль – запись в студии драмтеатра, – слегка хамовато, но с уважительной задорностью сказал Виктор Славе.
И лишь потом познакомил со своим другом и оператором Львом Соловьёвым. Пребывая в полном недоумении и ошарашенный напористостью поэта, удерживая измятый листок и отшагнув назад, Слава сказал:
У тебя башню заклинило? Для тех, кто на бронепоезде, напоминаю, что завтра мне во вторую смену на работу. И, что самое главное, надо выучить текст, сочинить мелодию и, соединив, всё спеть. Да не просто спеть для узкого круга, а для широкой публики...
На что гости лишь переглянулись, а Казаков, всё с тем же хамоватым уважением, как это мог сделать только он, похлопывая друга по плечу, с улыбкой добавил:
До утра времени предостаточно, успеешь...
Визитёры ушли, а хозяин, озадаченно наморщив лоб, ещё продолжал стоять с недоумённым видом, замерев с листком в руках, размышляя вслух:
– Ну и зачем тебе это всё было надо, Слава?..
В музыкальной студии театра имени Лермонтова запись состоялась с третьей попытки...
Марина рассказала свою историю.
...Холодным снежным мурманским вечером, в уютной теплоте городского такси, она возвращалась домой. В салоне довольно громко, а впрочем, как всегда у водил, играла музыка. Пассажирка уже готовилась выйти, как из колонок невесело, но и не совсем уж чтобы печально зазвучала гитара. Неизвестный голос, удерживая тонкую линию между грустью и рассказом выжившего, запел о солдатской потере и дружбе. Расплачиваясь с «извозчиком», Марина спросила имя исполнителя. В ответ таксист отрицательно покачал головой. Однако интернет – довольно практичная и необходимая штука, особенно когда используется по делу. Вскоре, всего лишь по двум запомнившимся словам, песня была найдена.
А потом на протяжении 15 лет она звучала, когда приходила и накрывала тоска. Марина слушала и болела душой, как гитара и голос. Открытие случилось подобно разорвавшейся бомбе из слёз. Как-то, уже в Ставрополе, вернувшись из поликлиники домой, отыскала в соцсетях массажиста. На его страничке просмотрела видеоролик. На экране тёплая компания сменялась хроникой Афганской войны и снова – молодые ребята за маленьким столом. 15 лет слушала, но никогда не смотрела видео, не хотела травить себе душу...
Поэт, сидя за столом в массажном кабинете, подписывал свою новую книгу Марине.
Какие замечательные стихи, – говорила она задумчиво, следя за авторучкой пишущего. И вздохнув, тут же добавила:
Ну а какой голос, и как поёт... – и, посмотрев уже на Вячеслава, словно радуясь вовремя посетившей мысли, добавила: – А распишитесь, пожалуйста, и вы.
Покуда массажист оставлял свою подпись на книге, она спросила :
Виктор, у вас такие прекрасные стихи, а вы не думали проводить с другими литературную учебу?
На что поэт, указав подбородком на сидящего друга, серьёзно, но и немного шутливо, произнёс:
Да вон, поливаю-поливаю, а ничего, кроме сорняков.
Тот, как всегда, не заставив себя долго ждать, парировал цитатой, украденной из кинокомедии:
...Ты на что, царская морда, намекаешь?
Затем, слегка насупившись, поправил давящие на травмированную переносицу очки, подразмыслив, добавил:
У нас в народе говорят: «Дерьмо пчёлы, дерьмо мёд»...
Поэт, рассмеявшись, оценил ответ:
– Ну что ж, недурно. Остроумие тоже принимается.
Когда же они остались вдвоём, словесная перепалка продолжилась.
Ну да, я простой советский парень, простой советский комбайнер. Правда, в прошлом, а ныне – спиначёс. Как говорится, не умеешь работать головой, работай руками. Однако из себя интеллигенцию не строю, – и, взяв кончиками пальцев не существующие уголки воображаемого женского платка под своим подбородком, сгримасничал: – Тю- тю тю... Имеете дома склады из запылившихся книг, чем форсите друг перед другом. Заводите читательские билеты и с важным видом протираете штаны в библиотеках, – затем, словно вспомнив что-то подходящее к теме, ненадолго приостановил свою шуточную тираду, вскинув голову и имитируя важность, продолжил: – У меня тоже имеется читательский билет краевой библиотеки имени Лермонтова. Понял?..
Откуда он у тебя взялся, наверняка фальшивка...
Да пошёл ты. Ещё с времён учёбы в юридическом институте. Готовясь к сессиям, вынужденно посещали интеллектуальное заведение вместе с женой. Хотя, по совести говоря, от моего присутствия там было больше проблем, чем пользы. Она конспектирует тему, а я торчу, как скорпион на белой заднице.
Белая-белая, как у попадьи, – прервал Виктор, вновь используя киношный афоризм.
Рассказчик сразу подхватил:
– А ты видел попадью-то?
– Доводилось...
– Брешешь...
– Давай-давай, продолжай, – словно извиняясь за прерванный рассказ, предложил старшой.
– Ну так вот, в читальном зале – приятная тишина и прохлада, лишь изредка слышатся шаги да шелест перелистывающихся фолиантов. Лена, стараясь не привлекать всеобщего внимания, тихо сообщает, что на меня подозрительно косятся люди. Вероятно, узрели во мне разгильдяя, везде, понимаешь ли, я как общипанный дятел. И мне ничего не остаётся, как, имитируя занятость, подделываться под окружающих. Ну я и взялся перелистывать страницы первой попавшейся под руку книги. Сижу себе, листаю листочек за листочком, словно обезьяна, пытавшаяся отыскать меж страниц спрятанный сладкий изюм. Я слышал, что в цирке именно так и дрессируют человекоподобных. И, о чудо, всё успокоилось, и проходимец потерялся в стаде мудрецов. Ты знаешь, что я заметил? – обратился он к дружку уже вполне серьёзно. – Находясь в людской толпе, будь то вокзалы, рынки и тому подобное, весьма легко засветиться. И, как ты думаешь, с помощью чего? – даже не пытаясь дождаться ответа, сразу продолжил: – С помощью осознанного бездействия. Пребывая в людных местах, я довольно быстро устаю от шума. Глазеть по сторонам, как все, не имею возможности в связи с отсутствием приспособления. Ничего не остаётся, как приступать к медитации. Успокаиваю дыхание, тело расслабляется и словно застывает, лицо становится постно-безучастным. Со стороны вроде как сплю, но и на спящего не похож. Спустя некоторое время люди начинают косо на меня смотреть. Жена или доченька, вроде как невзначай, шепчут, что я обращаю на себя внимание. Тогда я начинаю намеренно крутиться, чесаться или раскачивать ногой. И всё становится на свои места...
