А тебя в армии наказывали? – не унималась Анастасия.
Ну естественно, однажды за нарушение дисциплинарного устава даже угораздило попасть на «губу». Но, как сказал Суворов: «Плох тот солдат, который хотя бы однажды не побывал на гауптвахте». Знаешь, кто он такой? – обратился Слава к любимой дочери.
Знаю, князь Александр Васильевич Суворов – великий русский полководец. Генералиссимус, не проигравший за свою жизнь ни одного сражения, – не задумываясь, ответила она.
Отец расплылся в улыбке и сразу оценил познания:
Уважаю, уважаю, моя золотая, за любовь к истории!
Управлявшая машиной мама, супруга – и, по совместительству, в данный момент водитель – крутила молча баранку. Её, так сказать, по-бабьи прямо-таки подмывало вставить в мирный диалог свои пять копеек. Хотя бы такую реплику, типа: «Да разгильдяй он, Настюшенька, твой папаша...». Но всё не решалась перебить вспыльчивого муженька. Сказать-то можно, но оборвать, вклинившись в разговор, было ни в коем случае нельзя. Тогда уж точно взрыва не миновать.
Письмо отправили во все государственные инстанции и всем лидерам политических партий. А в ответ – тишина... Трудно делать последующие выводы, а тем более, утверждать. Однако факт остаётся фактом, да ещё и зафиксированным на бумаге. Спустя год, 7 ноября 2011 года, Президент РФ Медведев Д. А. подписал федеральный закон о ежемесячной денежной компенсации получившим военную травму во время боевых действий...
Как известно, курс лечебного массажа длится в среднем 10 дней, что и позволяло дружкам встречаться практически в обязательном порядке. За окном второго этажа, изредка нервно гудя клаксонами, по узкой улице Ломоносова пробегали легковушки. Осмелевшие от вечернего спада автомобильного натиска птицы звонким пением нежили слух. В небольшом, но уютном кабинете, как всегда, звучала лёгкая инструменталка. Стараясь подольше сохранить массажное тепло, пациент-завсегдатай уходить не торопился и сидел, прислонившись к мягкой спинке стула. Начальник кабинета его не выпроваживал, о назначенной встрече они знали оба и вроде как ждали. Улучив момент, давая возможность отдохнуть утомлённому телу, массажист лежал на столе, забросив руки за голову.
У доктора был, слишком высокий гемоглобин, – сказал Казаков.
Точнее, цифру давай.
Да я помню, что ли, сейчас посмотрю, – и, шурша пакетом, стал рыться в бумагах.
Долго ты будешь возиться, ненавижу целлофановый шелест, все пациенты приходят с этими звуками. Музыку мешаешь слушать...
Ну сам же попросил!
Уже пожалел, я думал, ты помнишь.
Ага, это у тебя память как у Ленина, а мне надо всё записывать.
Ты хоть для своих стихов тетрадку завёл или тебе подарить?
Да завёл, завёл... Ну вот, отыскал – 198...
О как, и у меня точно такой же.
Да кто б сомневался, – беззлобно съязвил Виктор, возвращая документы в шаркающий пакет.
Или ты перестанешь действовать мне на нервы, или уматывай отсюда.
Ага, щас, – ухмыляясь, ответил Витёк. – И вообще, ты это что разбурчался?
На что засветившийся улыбкой Климов ответил:
А могу я хоть выпустить пар? Весь день прихожане только и знают, что жаловаться. Всё в кучу сваливают, от плохого здоровья, негодяя-муженька и до бездарного правительства...
Ну ладно, побурчи-побурчи. Но ведь я жду ответа, ты же сам просил цифру.
Если по-колхозному объяснять, то у тебя, а точнее, у нас, что тоже мало радует, слишком густая кровь, мотору тяжело работать. Необходимо искусственным путём разжижать. Можно обойтись без химии, поэтому первое – пей больше воды.
Да знаю.
Всё-то ты знаешь, а мочегонный кофе хлыщешь вперемешку с сигаретами. В последний раз, после пребывания у тебя, все шмотки куревом провонялись. Всё в стирку отправилось. Подохнешь, хрен с тобой, не жалко. Нам теперь больше о своих семьях думать надо, –продолжал булькать Славка, лёжа на своём столе. – Вот жахнет тебя инсульт, кому проблемы разгребать? Жёны и без того испереживались за нас, продырявленных войной...
Да понимаю, – разглядывая свои чёрные кожаные туфли, грустно отвечал Витёк.
Всё-то ты понимаешь, – не унимался Слава. – Точь-в-точь, как мой вислоухий кот. Развалится на полу и дрыхнет дни напролёт. Знает, что дочь и жена всегда обойдут плюшевого Тёмку-красавца. Но когда иду я, и куда крепкий сон девается, сразу сигнализирует недовольным мычанием. Понимает животина, что этот ходок прёт, как танк, поэтому лучше предупредить. Всё понимает, а в тапочки втихаря продолжает ссать. Нам теперь не в кайф надо жить, а впрок. Государству родному здоровье даже не за грош, даром подарили.
Распалив себя рассуждением, резко приподнялся и, недовольный, осерчало сел на кушетку. Поправив короткую стрижку, раздосадованно сругнулся.
Не матерись...
Да пошёл ты, – добродушно и как-то даже с наслаждением произнёс один.
Да сам ты пошёл... – c похожей интонацией ответил другой.
Они были совершенно разные и всё-таки всегда находились словно на одной волне.
Нет, вы посмотрите на него, люди добрые, святоша нашёлся. Да не смеши мои тапочки!
Ну, было дело... – как-то по-детски, но без особого раскаяния, вздохнув, слегка виновато улыбаясь, словно нашкодивший хулиган, согласился Виктор.
Вот и я до твоих шестидесяти доживу и начну строить из себя праведника. Поэтому на самоперевоспитание у меня десятилетка ещё имеется, а значит, давай помалкивай. Нашёлся гуру. Шоколадку будешь, лицемер?
Какую?
Культурные поэты таких вопросов не задают...
Ну, то культурные, – чуть оживившись, усмехнулся поэт – с желанием вырваться из грустных мыслей.
Как ты любишь, наша советская, «Бабаевская». Главврач с праздником 9 мая поздравила. Юбилейный набор, в виде военных орденов СССР.
Хороший человек твой главврач?
Бруснёва ?
А я откуда знаю фамилию?
Валерия – хороший человек, уважительно относится к ветеранам войны, причём что к фронтовикам Отечественной, что к современным. Видишь, отдельным кабинетом обеспечила, помнишь прошлые условия – проходной двор. Да и зам – Максимова Евгения – очень внимательная. Володя, муж её, собровец, всю чеченскую прошёл. Десять лет ждать – испытание не из лёгких. Виолетта, твоя первая жена, царствие ей небесное, знала, как это ждать в мирное время с войны.
Уж лучше на передовой в окопе... – ответил, не задумываясь, Виктор.
Володя у меня лечился, горит, как и мы. Да только правительству начхать, никакой психологической помощи нашему брату не было и не будет...
Встав с массажного стола и слегка покачнувшись от смены положения тела, поправляя серо-фиолетовую робу, Слава подошёл к письменному столу. Открыл дверцу, вынул бумажную коробку и демонстративно положил перед уже не новой, но прекрасно сохранившейся декой, из деревянных колонок которой мелодично, справа налево и наоборот, переливалась японская флейта. Тяжело гремя стулом, устало присел за стол.
Руки длинные, дотянешься. А хотя постой, – ловко отыскал зацепку, разорвал тонкий полиэтилен и, вскрыв упаковку, проговорил дружку:
Тяни не глядя.
Честно отвернувшийся Витёк потянулся правой рукой.
Ну что притих, говори, что попалось?
С наслаждением и неторопливо тот рассматривал яркий рисунок.
Орден Святого Георгия...
Гад, я его хотел...
Казаков тем временем высыпал содержимое коробки на серовато-матовый стол. Не торопясь поковырялся, выбрал одну шоколадку и, положив перед Вячеславом, сказал:
На, жри свой «Орден Красного Знамени».
К боевым наградам они относились с уважением, но только не к «песочным», как они называли юбилейные медали. У поэта на данную тему были написаны строки: «Юбилейные медали не вручают, а суют. Мы за эту землю дрались, дрались как бы за свою...».
К двадцатипятилетию вывода войск из Афганистана Казакова дважды приглашали в военкомат получить юбилейную медаль, а он отказался. Климов с постным лицом сразу прятал награды в шкатулку, называемою им «похоронный набор».