Да, я псих и горжусь этим, понял! – и, уже уходящему, вслед бросил слова, понятные лишь им: – Прав был твой покойный дед...
Разносясь эхом в пустынном коридоре, прозвучало их неизменное и коронное:
– Да пошёл ты...
Сам ты пошёл...
(Дед Виктора до советских времён казаковал в должности сотника. Своему провинившемуся внучку, вместо наказания, с достоинством в голосе твердил: «Я твой дед – казак, отец твой – сын казака, а ты дерьмо казачье...»).
Спустя час-полтора массажист позвонил поэту и сказал, улыбаясь, слова, которые они иногда говорили друг другу и почти никогда – кому-то иному.
– Ты, конечно, человек неважный, но в разведку с тобой я всё равно бы пошёл...
И я бы тоже пошёл... – отвечал без малейших обидок весёлый голос дружка.
Им часто задавали вопрос: где вы, такие разные, могли познакомиться, вы же не сослуживцы? Случайность чистой воды, понимаешь ли. По грустному совпадению мероприятие северо-кавказского масштаба наложилось на день трагической гибели Виктора Цоя. 15 августа 1990 года город Теберда собрал у себя неизвестных поэтов и бардов на три погожих дня. Палатки разноцветными пятнами хаотично рассыпались под раскидистыми кронами многовековых хвойных деревьев. Похудевшая на летний сезон одноимённая река встречала прозрачной приветливостью и обманчивым спокойствием. Теберда, схожая с прекрасным полом не только по роду, но и по своей непредсказуемой эмоциональности, ласкала слух плеском хрустальной воды, а тела – приятной прохладой.
Южная тусовка называлась «Горные вершины». «Концертный зал» приютился в уже успевшей взяться травой пойме временно отступившего русла. Участники и слушатели рассыпались в свободном выборе мест, заняв заранее принесённые стволы упавших деревьев. На сцене, сколоченной из неотёсанных досок неизвестными активистами, выступали две девочки-студентки. Под собственный двухгитарный аккомпанемент они исполняли весёленькую песню про запретную любовь к какому-то загадочному ёжику. По правую руку, сразу за лентой реки, кусты сочной зеленью сливались со смешанным лесом. Береговая линия, взяв круто вверх, переходила в Кавказские горы. Воспетые уже прославленными и ещё не известными, разместившимися на берегу поэтами и музыкантами, сверкающие на солнце седые вершины подпирали голубую небесную гладь.
Под ногами уже отстрелявшегося двадцатичетырёхлетнего Вячеслава слегка поскрипывала щебёнка. Прибывший из Солнечнодольска стоял, упершись гитарой в чёрные туфли и сложив на торце грифа обе ладони. Внимательно вслушиваясь в окружающее, почти бесшумно и едва заметно перемещался с пяточки на носок и обратно. По левую руку, в тени раскидистого дерева, предусмотрительная парочка лет так тридцати с небольшим сидела на надувном матрасе.
«Присаживайся к нам!», – по-приятельски, словно давнишнему знакомому, кинул фразу Славе Казаков. За что незамедлительно выхватил локтем в бок от соседки. Недвусмысленная гримаса сидящей рядом Люси Фисенко осудила без лишних слов: «Думай, что говоришь, человек ведь не видит». Однако тот даже и ухом не повёл. Не обращая внимания на полученную от тогдашней его жены «шпильку» под рёбра, в том же задорном духе продолжил: «Повернись на 90 градусов влево и сделай пять шагов...».
Уже не раз сталкивался гитарист с фамильярными штучками, ответ напрямую зависел от настроения. Бывало, громкая музыка, шумное суетливое многолюдье, каким обычно заполнялся, например, февральский день вывода советских войск из Афганистана, а главное, предстоящие выступления со сцены всегда держали Славу в напряжении. И не один раз в такие натянутые мгновенья кто-то из отслуживших подходил и искательно спрашивал: «Ну узнай, кто это перед тобой? Ну что, не узнал, да, не узнал?». И, самодовольно улыбаясь, словно ребёнок, победивший в игре в прятки, продолжал приплясывать перед вытянувшимся от напряжения человеком, недавно потерявшим зрение. И дотаптывался умник, покуда Климов не предлагал: «А ты, балбес, закрой глаза и попробуй, поиграй в свою ромашку: «узнал» или «не узнал»...».
Другой тихо подкрадётся и, ткнув пальцем в грудь и растянувшись в придурошной улыбке, задает похожий вопрос. Однако каков вопрос, таков и ответ. «Сам дурак и шутки дурацкие. В следующий раз врежу в табло, а уж тогда разбирайся...». С тех пор желание сыграть в «Угадайку» у многих как бабушка отшептала.
...Но на сей раз, на берегу горной реки, Слава сделал эти пять шагов, как оказалось, навстречу многолетней дружбе.
Сходить в разведку им было не суждено, однако своё плечо они подставляли друг другу не раз. На гражданку вернулись давно, но разобраться, где легче, так и не смогли. На войне обстановка была понятной, там – опасность, угроза и боль. На таком несомненно кровавом фундаменте всё обстояло куда как прозрачно. Там, за речкой, имелась конкретная линия размежевания союзника и врага, надёжности и предательства, где боевая задача ясна, и, в любом случае, рано или поздно, её исход проявится. Дома, казалось бы, в мирное время, границы размыты, а зачастую втоптаны в грязь, будущее выглядит довольно туманно, и друзья, увы, оставались не поняты. Их не пугали трудности, безденежье и неудобства. Но напрягала жизнь с оглядкой нарваться на отсутствие взаимопонимания и подводные рифы людских поступков.
В один из ничем не примечательных дней Климов позвонил Казакову. По интонации знакомого голоса старший сразу понял душевное состояние младшего.
Давай, Славка, ко мне, в своей берлоге я чувствую себя комфортней. Да и, как ты знаешь, леность – мой самый главный недостаток. Собираться, ехать в общественном транспорте совершенно неохота. Давай, ты ко мне...
Вячеслав спросил:
Что с собой привезти? Говори сразу, всё равно с Леной через магазин к тебе пойдём, ей будет так легче. Да и, насколько я тебя знаю, минут через пять однозначно перезвонишь и наоставляешь заказов. Давай, уточняй – творог, сигареты, мацони, что ещё? Отбрось свою ложную скромность, хотя у тебя и она отсутствует.
Даже пребывая в тусклом настроении, Слава не изменял привычке подколоть друга. Была у него такая манера общения – шутить даже в самых трудных ситуациях. Понимал на подсознательном уровне, что это и есть спасительный трюк.
– Кофе не вези, у меня его в зёрнах полно.
– Небось, тоже подарили?
– Ну конечно, ты же знаешь, я не притязателен и довольствуюсь малым, – растянул довольную улыбку Казаков. Хозяин не забывал давать заказы идущим, что совершенно не останавливало поток желающих провести время в приятной интеллектуальной беседе, да под качественную музыку, будь то поздняя ночь или утро, зима или жаркое лето.
Слава сидел за довольно приличных размеров столом, что выдавало гостеприимство небольшой кухни. Скатерть-самобранка, покрывающая «поляну», имела способность трансформироваться, но всегда выглядела нагромождением и отнюдь не грязной посуды. В творческом беспорядке на столе валялись какие-то бумажки с записями, зарядка для телефона, блокнот и всякие пишущие, но не режущие предметы. Возникающая необходимость в использовании стола по своему прямому назначению решалась довольно просто. Завалы бульдозерным способом сдвигались к стене и – садитесь жрать пожалуйста. Телоположение сидящего – локти в стол и поникшие «крылья» – без лишних слов определяло настроение как ниже подошвы. Хотя тапочками шлёпал только хозяин. Пришедший от предложенной услуги на прокат отказался, при этом добавил:
– Не нуждаюсь в твоих лыжах сорок четвёртого размера, да ещё вдобавок и без лыжных палок. Ведь я тебе сто раз говорил: тапочек не ношу и твои мне на четыре размера велики...
В такие встречи Виктор, не обращая внимания на сказанное, терпеливо кружился вокруг друга, словно старший заботливый брат возле приболевшего младшего. Всё пытался как-то ненавязчиво угодить: то своё царское место на мягком пуфике у стола предложит, то сладость подсунет. Гость, которого по большому счёту и гостем-то не назовёшь, сидел, понурив голову, и словно смотрел перед собой в одну несуществующую точку. Казаков стоял у газовой плиты и уже в третий раз за проведённые совместные 60 минут варил в турке кофе. Застыл в ожидании кофейной пенки, немного сутуля спину, и вовсе не от своего высокого роста и низкой плиты, а больше от переживания за товарища. Удерживая медную посудину за длинную деревянную ручку, в который раз задавал себе вопрос: «Сколько же ему выпало пережить и сколько ещё предстоит?..».
