Я отошел от компьютера и повернулся к наполненному чернотой и звездами обзорному иллюминатору.
Уже шесть дней минуло с тех пор, как "Утренний свет" перехватил сигналы с Марагаса; шесть дней, которые ничего не прояснили. За эти дни мы преодолели расстояние, равное миллиону двадцати четырем тысячам световых секунд. Планета приближалась, и вот, наконец, она оказалась в пределах досягаемости локаторов.
- Я поймал ее! - провозгласил Ттерр, и в его голосе прозвучали кровожадные нотки.
Реакция присутствующих, не исключая и меня, была одинаковой. Все дружно устремились к дисплеям, на которых появились первые данные. С каждым мгновением световые строчки прибывали, покуда не заняли дисплеи целиком. Здесь были сведения о планете - размеры, спектральный анализ атмосферы, траектория движения. Они свидетельствовали о том, что нам предстоит иметь дело с омерзительной кислородной планетой.
Смерть кислородным литиням! Я отчетливо различил этот вопль, исторгнутый убогим разумом тумаитов. Я ощущал волну ненависти, готовящуюся захлестнуть планету. Эта ненависть была лишь на гран меньшей, нежели та, которая адресовалась мне.
В последние дни меня стали ненавидеть еще сильнее, чем прежде. К ненависти прежней, скорей неприязни, полагавшейся мне, если возможно так выразиться, в силу высокого положения, прибавилась ненависть обычная, если хотите, тривиальная, совершенно неестественная для тумаита. На корабле творилось неладное. Экипаж подозревал, что в этом повинен капитан. Уртус благоразумно помалкивал, но обстоятельства кричали против меня. Астронавты были недовольны тем, что я велел сохранить жизнь кислородному литиню. Традиции требовали предать его торжественной казни. Смущение в умах вызывали громадные призраки, вдруг объявившиеся на "Утреннем свете". Более всего тумаитов пугала та непостижимая легкость, с которой эти призраки перебирались из отсека в отсек. Я отдал приказ найти и уничтожить артефактов, но плазменные ружья оказались бессильны против них. Гиганты бродили по переходам, распугивая встречных. Пару раз я сталкивался с Кримом. Во время первой встречи он попытался напасть на меня. Переход был слишком узок и невысок. Для того, чтобы как следует размахнуться, Криму пришлось опуститься на колено. Я мог бы с легкостью уклониться от удара, но не стал делать этого. Я лишь выбросил навстречу мечу руку с капитанским жезлом Го Тин Керша. Каур лишний раз доказал, что он стоит надо всем. Громадный клинок натолкнулся на один из лепестков, такой хрупкий на вид, и развалился надвое, чем здорово обескуражил артефакта.
- Отличная игрушка! - пробормотал он, плотоядно косясь на каур, после чего вошел в стену.
В другой раз Крим пробрался в капитанские покои. Я застал его за милой беседой с Гумием. Я прислушался. Артефакты упивались воспоминаниями об эпохе сотворения мира. Заметив меня, Крим слегка смутился, Гумий же повел себя с обычной бесцеремонностью.
- Русий! Дружище! Присаживайся! - завопил он, указывая широким жестом на свободный краешек ложа. - Мы тут болтаем о том, о сем.
Я не стал спорить или выказывать недовольство и сел. Какое-то время я терпеливо выслушивал разглагольствования Гумия, затем велел ему заткнуться. Артефакт Крима воспринял это как приглашение к разговору.
- Я долго ненавидел тебя, Русий, но сейчас во мне нет прежней ненависти.
- Я знаю.
- Ты всегда восхищал меня. - Во взгляде артефакта скользнуло подобострастие. Я кивнул. Я знал и это.
- Я подражал тебе, - продолжал делиться откровениями Крим. - Давай больше не будем ссориться. Никогда в жизни.
- Ты мертв, а говоришь о жизни, - сказал я. - Мертв не одно тысячелетие.
- Это ошибка. Я жив. Ты можешь видеть меня пред собой. Тогда я исправил ошибку. Я ударил по шее Крима хищно развернувшимся кауром. Гигантская голова отделилась от плеч и, звеня металлом шлема, покатилась по полу. Грузное тело свалилось с ложа. Гумий с возмущением уставился на меня.
- Зачем ты так? - воскликнул он, стряхивая с полы туники капельки похожей на кровь жидкости.
- Он мертв. И не имеет права пребывать среди живых.
Тело Крима медленно таяло, впитываясь в блестящую поверхность пола. Последними исчезли великолепные доспехи.
- Он мертв, - как эхо повторил Гумий, когда от Крима не осталось и следа. Сдается, он тоже начинал ненавидеть меня...
Дежурные операторы пребывали в крайнем возбуждении. Уперев взоры в экран локатора, они попеременно выкрикивали:
- Один, два, один, группа не менее четырех, один... Ттерр принимал изображения и классифицировал их, определяя параметры объектов.
Навстречу "Утреннему свету" плыли эскадры боевых кораблей - крейсера, рейдеры, истребители, космобатареи. Стаи торпедных катеров мельтешили вокруг неуклюжих туш линкоров. Космический флот вышел навстречу пришельцу.
Планета Марагас оказалась не столь беззащитной, как представлялось первоначально. Она располагала наземными армиями и объединенным космическим флотом, внешне производящим достаточно грозное впечатление. Обнаружив приближение неприятельского судна, марагасцы немедленно двинули свои эскадры навстречу.
Они были мирным народом, насколько вообще могут быть мирными существа, стесненные границами одной планеты. Если им и приходилось воевать между собой, то все ограничивалось локальными ядерными ударами, не более. Здесь не было стимула совершенствовать оружие. Иное дело - флот. Он был гордостью Марагаса, выражением его технических достижений. Флот подчинялся общепланетному командованию, хотя и был составлен из эскадр различных государств. Обо всем этом поведал Ттерр, проанализировав информацию, перехваченную с орбитальных спутников и наземных средств связи.
- Каковы их намерения? - спросил я у компьютера.
- Они подозревают в нас врагов.
Резонно, подумал я. Громада "Утреннего света" вряд ли могла породить иные ассоциации. Наш корабль не походил на друга. Подобным обликом наделены корабли-монстры, корабли-завоеватели, корабли-убийцы.
- Вероятные действия?
- Они попытаются окружить нас, после чего вступят в переговоры. В случае, если те окажутся безрезультатными, нас атакуют.
