Откидываюсь на спинку дивана, обхватываю голову руками, сильно сжимая собственные волосы в надежде хоть что-то придумать, а не сидеть в одной квартире с убийцей и ждать своей участи. Поднимаю голову, тру глаза, пытаясь избавиться от слез и рассмотреть комнату, в которой нахожусь. На стенах бежевые обои, напротив большого углового дивана, на котором я сижу, располагается небольшая стенка с огромным телевизором. Множество полок оказываются совершенно пустыми, за исключением нижней, на которой лежат мужские массивные часы с металлическим браслетом, пара книг и какие-то бумаги. На полу постелен большой овальный ковер, а на потолке причудливая металлическая люстра с очень яркими лампами, от света которых болят глаза. Вот, пожалуй, и все, что находилось в небольшой холодной комнате.

Через двадцать минут в комнату возвращается мой убийца. Он протягивает мне огромный бокал с чаем, который я не спешу брать.

– Пей! – в приказном тоне говорит он. – Это просто горячий сладкий чай. Тебя трясет от стресса и выброса адреналина. Тебе нужна глюкоза, – уже спокойнее поясняет он. Протягиваю руки, забираю у него горячую кружку, долго смотрю в ее содержимое. Мужчина поднимается с дивана, берет стул, садится, подаваясь ближе ко мне.

– Пей! – громко приказывает он, вынуждая меня вздрогнуть и пролить немного чая себе на колени. И я пью, сильно сжимая кружку, дрожа под пристальным взглядом Монаха. – Что с ногой? – спрашивает он, когда я выпиваю почти весь чай и немного согреваюсь.

– Подвернула, когда ты тащил меня вниз по лестнице.

– Сними обувь и носки! – вновь приказывает он, забирает из моих рук кружку и уходит на кухню. Я выполняю его приказ, и прихожу в ужас, замечая, как сильно распухла моя лодыжка. Монах возвращается довольно быстро, приносит мне лед в простом прозрачном пакете. Он осматривает мою ногу, садится рядом со мной на корточки, прикасается к моей ноге, которую я инстинктивно отдергиваю и тут же стону от боли. Монах цокает, хватает ногу за пятку и пальцы ног, немного поворачивает, вызывая очередную боль. Опускает мою ногу на диван и протягивает мне лед.

– Ничего страшного, перелома нет, – уверенно произносит он. – Приложи лед, и не вставай на нее до завтра. – Я прикладываю холодный пакет, и мне действительно становится немного легче. Мой убийца отходит от меня к приоткрытому окну, прикуривает сигарету, и смотрит в ночное небо. Стоит неподвижно, словно застывшее каменное изваяние, и только мышцы на спине немного двигаются от того, что он постоянно подносит сигарету ко рту. А я смотрю на него и не понимаю. Что в нем не так? Он явно ненормальный. Что может заставить сильного, привлекательного мужчину убивать людей?! Только проблемы с психикой. И от этого становится еще страшнее. Он не убил меня сегодня, но неизвестно, что ему взбредет в голову завтра. И как долго он собирается меня удерживать. Ведь меня будут искать. Катя, наверное, уже сейчас обзванивает всех моих знакомых. И мне вдруг становится смешно. До истерического хохота, который я не могу сдержать. Как быстро я привыкла к мысли о собственной смерти. Видимо, я тоже сошла с ума.

Мой убийца выбрасывает окурок в окно, оборачивается ко мне и обрывает мой смех недовольным взглядом темно-зеленых глаз. Я действительно сумасшедшая, потому что в данный момент я думаю не о том, как мне выбраться отсюда, а о том, какие невероятно красивые и необычные у него глаза. Впервые вижу такой насыщенный цвет глаз.

– Что дальше? – вдруг осмелев, спрашиваю я.

– Дальше тебе нужно поспать.

– Я не смогу, – отвожу глаза, потому что не выдерживаю его пронзительного тяжелого взгляда. – Отпусти меня. Пожалуйста. Меня искать будут. Кэт позвонит маме. А мама… – не договариваю, понимая, что этого человека бесполезно просить. В нем нет жалости и чувства сострадания, иначе он бы не убил человека. Монах открывает шкафчик в стенке, достает какой-то пузырек, высыпает на ладонь пару таблеток, и протягивает мне.

– Это успокоительное, выпей и ложись спать, – холодно и отрешенно произносит он. А я с подозрением смотрю на маленькие белые таблетки, не собираясь ничего принимать из рук убийцы.

– Не выпьешь добровольно, сам лично запихаю их тебе в рот и заставлю проглотить. Поверь, тебе не понравится. Это просто успокоительное. Пей! – приказывает он, обхватывает запястье и вкладывает в мою ладонь таблетки.

– Можно воды? – мужчина глубоко вдыхает, быстро выходит из комнаты и приносит мне маленькую бутылку минеральной воды, точно такую же, как давал в машине. Когда я выпиваю успокоительное, мой убийца достает из шкафчика в стенке большой плед, и кидает его на диван рядом со мной.

– Я в туалет хочу, – я не вру, мне правда нужно в туалет, и умыть холодной водой заплаканное лицо.

– Справа по коридору, белая дверь. И не запирайся, иначе выломаю дверь, – недовольно кидает он и удаляется на кухню.

Ярослав

По моему напряженному телу стекает горячая вода, смывая с меня сегодняшний день. Стою неподвижно, смотря в одну точку на бежевом кафеле. Сегодня в моей слаженной, отточенной годами системе произошел сбой.

Я должен, мать ее, пустить ей пулю в лоб! Пристрелить и забыть. Как и всех до нее. Безжалостно и хладнокровно. Это всего лишь работа. Никаких чувств, жалости и ничего личного. Но не могу! Впервые в жизни не могу. Она девочка еще. Ребенок. Маленькая голубоглазая девушка, которая смотрит на меня огромными невинными глазами, испытывая ужас!

Бью кулаком в кафель, разбивая костяшки, оставляя на нем следы своей крови. Чувствую себя полной мразью, потому что должен убить маленькую беззащитную девочку. Сам не понимаю, какого хрена я оттягиваю момент. Я должен был сделать это еще на мосту, но я не смог…

Если вскроется, что я поступился неписаными законами и не убил свидетеля, тогда уберут меня. И ее, впрочем, тоже. Нет, меня, по-любому, устранят. Когда стану ненужным или когда список моих жертв дойдет до определенного придела. Такие как я никогда не умирают собственной смертью. Все стороны об этом знают, но предпочитают учтиво молчать.

Чертовы мышцы, словно деревянные, ни на секунду не могу расслабиться. Я все еще там, на позиции, за секунды перед выстрелом. Все думают, что Монах – безжалостная машина для убийства. Так и есть. Но ни один заказ не проходит для меня бесследно. И Ваха это знает. После выполнения заказа меня всегда ждет шлюха и виски. Много секса и алкоголь, только так я снимаю напряжение после устранения объекта. А сегодня я отказался от этого. Ваха не подал виду, и учтиво пожелал мне спокойной ночи, но мысленно поставил галочку в моем досье. Я это понял по его голосу – вязкому, тягучему, словно он уже все знает и ждет, когда я расколюсь сам.

Выхожу из душа, быстро вытираюсь, оборачивая полотенце вокруг бедер. Смотрю на себя в зеркало и не могу избавиться от мысли, что эта девочка станет моей погибелью. Этот ангел послан мне за смертные грехи. Ни черта! Не может какая-то девчонка нарушить мои устои! Решительно выхожу из ванной, иду в спальню, надеваю простые серые спортивные штаны, достаю глушитель, накручиваю его на девятимиллиметровый, взвожу курок, приводя его в боевое состояние. Прохожу в гостиную, включаю ночник. Целюсь девочке в голову в нужную для мгновенной смерти точку. Она крепко спит и ничего не поймет. Смерть будет быстрой и безболезненной. Одно нажатие на курок, и все мои метания закончатся. Закрываю глаза. Один глубокий вдох, без выдоха. Задерживаю дыхание…

У нее красивые русые волосы. Они упали ей на лицо, немного прикрывая бледные щечки. Ее невероятно длинные реснички подрагивают во сне. Перевожу взгляд на пухлые губы, из которых по-детски вырывается всхлип. Она красива, чиста и наивна. А мне вдруг захотелось провести большим пальцем по ее нижней губе, протолкнуть его в ротик и почувствовать, как она обхватит его губами. Скольжу глазами по ее шее, по светлой нежной коже, прямиком к вырезу блузки и ложбинке между грудей. Меня окатывает возбуждением, настолько внезапным, что немного пошатывает. Наклоняюсь к ней, вдыхаю глубоко, и чувствую невероятный запах луговых цветов. И это не духи или дезодорант, это нечто особенное, неуловимое, то, от чего пьянею, и хочу попробовать на вкус. Хочу испачкать эту чистоту своей грязью. Бл*дь! Не о том думаю, мать ее! Опускаю пистолет, выпрямляюсь, выключаю светильник, чтобы больше ее не видеть.