Первым заржал кентавр. Его смех больше походил на конское ржание. Огромные легкие, которых у него было в два раза больше моего, качали воздух будь здоров. Вольдемара тоже переломило от смеха пополам. Мне стало жалко себя, как ребенка за которым вовремя не пришли родители, чтобы забрать из детского сада.

– Всё, ку-гук, поезд ушел, назад дороги нет. – Сквозь смех ответил Вольдемар.

Меня опять накрыло, но в этот раз, дикой яростью. В одно мгновение я возжелал смерти этому дегенерату, пересекшему мою жизнь и испортившему ее. Меня взбесила его рожа, глумящаяся над моим горем. Мышцы скрутило в тугой клубок и выстрелило в строну Вольдемара. Ярость настолько ослепила меня, что я ничего не видел, только чувствовал, как кулаки охаживали тело ненавистного мне человека.

Сильный удар в ребра, после которого я отправился в небольшой полет, отрезвили меня. Ставрррр пришел на помощь товарищу. Удар не прошел бесследно, у меня остановилось дыхание. Я выпучил глаза и открыл рот, как рыба, не имея возможности произнести ни звука. Кентавр понял в чем дело, схватил меня, будто щенка и сделал мною, как куклой несколько приседаний. Легкие отпустило, и я сделал глубокий вдох.

– Спа…, спасибо. – Поблагодарил я.

– Извините меня. – Громогласно произнес Ставрррр. – Я испугался, что вы убьете егогого.

Вольдемар сидел на земле с разбитым в кровь лицом. Его одежда, или мой чехол, был разорван почти пополам. Вдруг, он воздел руки к нему.

– Когда же это все закончиться? – Крикнул ввысь Вольдемар. – Когда я уже очищу свою карму?

Ставрррр молча поднял его и усадил в телегу, затем головой показал мне сделать то же самое.

– Я отвезу вас к ручью, умыться. – Пообещал он.

Телегу затрясло. Мы ехали по полю, подскакивая на пучках выгоревшей на солнце травы.

– Ты чего такой злой? – Спросил меня Вольдемар, после некоторого неловкого молчания.

– А ты чего хотел, испортить мне жизнь, а потом ржать в лицо и думать, что это нормально?

– Да, я как-то не подумал, что это обидно. Я вообще не понимаю людей, которые привыкают к чему либо. Какие могут быть привычки, когда мир такой большой и разный. Ну, я в том смысле, что ты спланировал жизнь наперед, не зная, что есть другой мир, на который здорово посмотреть.

– Да, у меня были планы, а ты их разрушил.

Вольдемар хотел ухмыльнуться, но вспомнил, чем это закончилось пять минут назад, и взялся за набухающий под правым глазом синяк.

– Потерпи чуток и поймешь, что все твои планы просто жалки, по сравнению с открывающимися возможностями. Планирование жизни – самый страшный грех, после десяти основных. Нет, я бы поменял его местами с чревоугодием. Да и не грех это вовсе, что плохого в том, чтобы вкусно поесть?

– Я что, теперь никогда не смогу вернуться домой? – В настоящий момент меня это заботило сильнее, чем иерархия грехов в понимании моего спутника.

– Давай так, минуя все этапы принятия неизбежного, сразу остановимся на принятии? Ага?

– Ага.

– Сможешь, но это сложно. У тебя есть несколько вариантов. Миры, они, понимаешь ли, бесконечны и чтобы выбрать тот, который нужен тебе, надо точно знать его, чувствовать, понятно?

– Не совсем.

– Ну, грубо говоря, проводник, который вернет тебя домой, должен быть сам из твоего мира, либо бывал в нем прежде и помнит его характерные особенности, либо ты сам должен научиться этому делу.

– А ты что? Или Ставрррр?

– Я? Я не из твоего мира. Прости, но я транзитом, не задумываясь, оказался там. В тот момент, мне было все равно куда, лишь бы подальше от обиженного сатира. Я понятия не имею, как его найти. Мы можем подобрать один из миллионов миров, похожих на твой.

– Не надо похожих, я домой хочу.

Вольдемар глубоко вздохнул и отвернулся.

– Вернемся к разговору чуть позже.

Ручей питался ледяными ключами. Холодная вода освежила меня. Я не постеснялся напиться воды прямо из реки. Она была очень прозрачной и вкусной.

– Прости, что не сдержался. – Я решил извиниться.

Вольдемар любовался своим потрепанным отражением в зеркале ручья.

– До свадьбы заживет.

– Мы где-нибудь остановимся? – Поинтересовался я.

Тело и мысли желали отдыха.

– Остановимся. В таком месте, где не будем на виду. Почти все миры похожи друг на друга отношением к иномирцам. Всех, кого власть не может контролировать, она считает опасными. Мы, такие, как я, всегда чувствуем себя занозами в чужой жопе. Даже если ты похож на жителей мира и прикидываешься своим, каким-то чудесным образом все происходит так, что власть ополчается на тебя.

– Это похоже на иммунитет. Ты, чужеродное тело, а мир-организм пытается избавиться от тебя.

– Поэтому я чувствую себя занозой. Но с другой стороны, есть такой момент, если ты хочешь возглавить какие-то силы в чужом мире, то все происходит так, будто кто-то с волшебной палочкой незаметно помогает тебе. Правда, до тех пор, пока ты не взберешься на самый верх. А потом резко все меняется, и тебя уже ведут на казнь, или пытаются отравить.

– А зачем тебе это? Власть и все такое?

– Интересно попробовать. Заниматься же надо чем-то. Шляться тоже надоедает.

– И что, ни разу не было такого мира, в котором жили нормальные люди с нормальной властью?

– Был. Однажды, занесло меня в такой мир, где слыхом не слыхивали о боге, дьяволе и в то же время жили мирно, любили друг друга, воевали понемногу, но так, вроде, как понарошку и были у них правила, которые реально не давали им устроить большую войну. И дернул меня черт рассказать им о боге. И все, конец пришел этому миру, еле ноги унес.

– Да уж, ирония.

– Миров, в которых спокойно живут иномирцы, очень маленький процент, меньше одной миллионной. Этот показатель коррелирует с количеством людей, умеющих ходить через миры, один на миллион.

– Слушай, выходит не так уж и мало. В России только сто пятьдесят таких есть получается.

– Если повезет, одним из них станешь ты.

– Повезет? В последнее время с везением не очень.

– Да, в твоем случае можно надеяться только на удачу. Чаще всего, практически всегда, способность приходит к потерявшимся детям. Их желание попасть домой настолько еще незамутненное взрослыми представлениями о мире, что получается вернуться по короткому пути сквозь миры,

– А у меня замутненное. – Я вынужден был признать, что все стереотипы взрослых принял с распростертыми объятьями. Для меня они были как раз показателем зрелого мышления.

Ставрррр кувыркался на берегу в золотом песке, будто ни разу не видел его.

– У него что, насекомые? – Спросил я.

– У него? Ты только при нем не спроси такое? Это самые чистоплотные существа в мирах. Просто радуется возможности покувыркаться. Может, оглобли натерли.

– Они всегда такие были?

– В смысле? Ты хочешь узнать, не продукт ли они гибридизации?

– Да. Они же, как две половинки от разного.

– Ты не видел какие еще бывают половинки. Я думаю, что они получились такими давным-давно, после того, как решили перейти на растительную пищу. Хочешь не хочешь, а желудок пришлось отпустить четырехкамерный. Чтобы его носить на себе, пришлось вырастить большое тело и дополнительные конечности. Получился такой кентавр.

– Они все умеют ходить, как ты, через миры?

– Все. Но жить в них не могут. Еда, которую они употребляют, растет только в их мире, и не приживается больше ни в каком. Поэтому работают, как такси. Побомбил полдня и домой, на кормежку.

– Так это он бомбит? Я думал, он твой друг?

– Ну, мы подружились по дороге.

– Платить-то все равно придется?

– Я обещал ему машинное масло, для смазки колес.

– А где возьмешь?

– В нашем конечном пункте.

Рядом с ручьем, прямо из ниоткуда, появились двое. Мужчина, лет пятидесяти и подросток. Они увидели нашу компанию, и почему-то не смутились вида кентавра. Мужчина даже приветственно махнул рукой.

– Пойдем, Пиотта, здесь уже занято, поищем золото ниже по течению. – Предложил взрослый мужчина своему сынишке.