— Хочу тебя. Внутри. Сейчас, — прошептала Нюта в мои губы, а я улыбнулся уголками губ, проверяя, достаточно ли она влажная для меня.

Направив себя, я приставил головку ко входу, отмечая, как девушка покусывает губы, напряженно смотря на меня.

— Еще не поздно…

— Хватит болтать!

Анька сама подалась ко мне бедрами и насадилась на мой член, выгнувшись в спине, протяжно простонав так, словно это была высшая точка ее наслаждения.

— Дерьмо, ты такой идеальный, черт, боже! — выругалась шатенка, а я вскинул брови, с ухмылкой, которая коснулась моих глаз, посмотрел на нее.

— Черт или боже? Определись, Белова, — шуточно проговорил я, сделав толчок, войдя в нее полностью.

— Твою ма-а-ать! — выкрикнула девушка, а я вышел и снова грубо натянул ее.

— Что не так, белка, а? — подначивал я, начиная с забвением вбиваться в ее тело, ощущая, как она идеально подходит под меня.

Я прекрасно понимал, чем была вызвана такая реакция. Прекрасно понимал, почему у нее сейчас от наслаждения закатывались глаза, и она даже сказать ничего не могла, надрывно стоная подо мной. Мой член имел причудливую особенность. Он немного был загнут, из-за чего в точности со стопроцентной гарантией нажимал на такую мифическую точку G, о которой все были наслышаны, но мало кто истинно знал что-то о ней, и уж тем более находил.

Я вышел и снова вошел, любуясь горящими щеками брюнетки, бусинками пота на ее теле, и с наслаждением втянул горошинку набухшего соска в рот, прикусывая его, вызывая полустон-полувсхлип. Руки Беловой сжимали мои плечи, и я даже ощущал, как ее ногти впивались в мою кожу, оставляя за собой протяжные следы, но мне было так плевать на это, что я лишь мог порыкивать и трахать ее, трахать, пока в один момент не почувствовал сокращение мышц и не замер, давая ей кончить, удерживая, чтобы она не извивалась, всасывая солоноватую кожу, покрытую потом, на ее шее, оставляя памятный засос.

— Кирилл! Боже, м-м…

Она снова прогнулась, стоило мне выйти и зайти до упора. Она едва ли не билась в конвульсиях подо мной, но мне хотелось еще. Быстрее. Жарче. До невозможности я хотел иметь ее. Стискивая зубы, ощущая, как внизу живота тянет от напряжения, как по стволу члена поднимается тягучее, вязкое возбуждение, я двинулся бедрами, засаживая себя по яйца в нее и изливаясь в презерватив густой, белой жидкостью. Утыкаясь носом в ее шею, вдыхая удивительный аромат ее шеи. Я сходил с ума из-за нее.

Ее поцелуи обожгли мое плечо, и я приподнял свою голову, чтобы завладеть ее губами. Кажется, мне хотелось еще.

— Как ты? — хрипло спросил я, внимательно всматриваясь в довольную мордашку своей девочки.

Да, черт, я уже считал ее своей. Только своей. И если будет нужно, я перегрызу глотку Соколовскому, если он вдруг решит вернуться к ней. Не отдам. Никому я ее не отдам.

— Слишком хорошо, чтобы это было правдой, — потершись носом об мою щеку, в столь ласковом жесте, что я сжал ее хрупкое тело едва ли не до хруста в ребрах, ответила Аня.

— Прекрасно. Я рад, что не сделал тебе больно, — отозвался я, переворачивая, и ложась рядом, притягивая ее к себе, как только стянул и завязал использованный презерватив.

— Останешься со мной? — с надеждой и каким-то скрытым страхом в голосе, вымолвила Нюта, я же поцеловал ее макушку, обнимая ее за плечи, стараясь вернуть дыхание в норму.

— Хочешь прогнать меня?

— Нет!

— Тогда к чему такой вопрос?

— Не знаю. Мне просто страшно, что ты уйдешь.

— Глупости. Я бы не ушел отсюда, даже если бы на улице начался Армагеддон, — расплываясь в улыбке оттого, что Анька толкнула меня в бок, отозвался я.

— Да уж. Есть хочешь? — посмотрев на меня, чмокнув в грудь, спросила Аня, а я довольный посмотрел на нее.

— Столь идиотского вопроса, я еще не слышал, — вскинув одну бровь, за что снова получил за ребра и расхохотался, ответил я.

— Мудак! — разъяренно кинула Белова, и поднялась с постели, направляясь в сторону ванной.

— Не отрицаю, — подорвавшись, бросил вдогонку я, намереваясь нарушить ее план.

Я не мог выпустить ее из моих рук. Не мог снова к ней не прикоснуться. Не мог позволить ей нежиться одной под горячими струями воды. Я просто не мог остановиться. Не сейчас. Не потом.