Нынешнее войско Рохана не составляло и трети того, что насмерть стояло на Андуине с Исеной. Собрали кровавую дань и тяжкий зимний переход через Мглистый, и последующие годы войны – уже восемь лет прошло с тех пор, как, перезимовав в долине Андуина, армия Эодрейда ворвалась в Рохан, довольно быстро отбив Эдорас и освободив осаждённые ховрарами горные убежища.
Однако мир так и не настал. С самого восстановления Роханской марки, провозглашённого 28 апреля 1724 года по летоисчислению Хоббитании, война на границах не утихала ни на один день. Пожар её то разгорался, то вновь приугасал – но так и не исчез.
Бывшего «хоббита не от мира сего», книжного червя, изобретавшего тысячу и один способ отвертеться от прополки, румяного и круглощёкого, сейчас едва бы узнала собственная семья. Ему исполнялось тридцать восемь – для народа половинчиков лишь самое начало зрелости.
Тридцать восемь, всего ничего, старый Бильбо Бэггинс только посмеялся бы, на юнца глядючи, – мальчишка, мол, какие тебе ещё там приключения!.. – но сейчас никто из сородичей не дал бы Фолко меньше пятидесяти.
Война берёт своё, даже если тебя невредимым выводят из битв и стычек мифрильные доспехи и собственное боевое умение. Да, ты привык спать, укрываясь в лучшем случае собственным плащом или вовсе одним небом; привык, не мигая, брать прицел и не задумываться, заслуживает или нет смерти тот, в кого миг спустя вонзится твоя стрела. Ты привык отдавать приказы, отправлять людей в бой, зачастую – на смерть, и хладнокровно выслушивать донесения о потерях.
Он стал поистине «мастером Холбутлой». Фолко, сын Хэмфаста, хоббит из почтеннейшей и уважаемой всеми семьи, казалось, уснул надолго, если не навсегда.
Неизменными оставались для него другие вещи: мифрильный доспех, например, или гундабадский трофей Короля-без-Королевства, клинок Отрины, чьё лезвие навек украшено невянущими голубыми цветами.
Фолко не расставался с оружием ни днём, ни ночью; за десять лет истёрлись и износились кожаные ремешки, их заменили выкованные Малышом тонкие, но очень прочные цепочки.
Гномы, несмотря на все передряги и перипетии, изменились мало, человеческий глаз и вовсе не заметил бы разницы. Подгорное Племя отличается долголетием, два с половиной века для них – тот возраст, когда ещё выходят на бранное поле, стоят в хирде и крепко держат топор.
А Фолко сильно изменился уже тогда, когда судьба вывела его на стены Серой Гавани. Десять последующих лет набирался опыта, поднимаясь всё выше в тех армиях, куда посылала его судьба. Он не стал наёмником, солдатом удачи – нет, он воевал за то, чтобы Запад вновь стал бы прежним. В Рохане это почти удалось сделать, и Гондор уже восемь лет как вернул себе Минас-Тирит; дело теперь за Арнором, и Фолко верил, что придёт день, когда над башнями Аннуминаса вновь взовьётся бело-синее знамя – знамя, под которым он впервые пошёл в бой.
Хоббит понимал, что сгоревший в пламени Олмерова вторжения мир изменился необратимо – исчезли Гавани, пал Кэрдан Корабел, – но не воевать за то, чтобы вернуть к жизни хотя бы призрак кажущегося сейчас таким прекрасным прошлого, он не мог.
…На поздний ужин к Эодрейду они явились вовремя, при полном параде, при мечах и топорах, в лучших одеждах – только без доспехов. Мифриловые кольчуги и всё прочее Малыш самолично запер пятью замками, не доверяя никому. А открыть замки, сработанные Маленьким Гномом, можно было, лишь разнеся в щепки саму дверь.
Маршалы Марки собрались в празднично разубранном покое, и сами тоже облачились в лучшее. Золотое и серебряное шитьё вилось по зелёному сукну плащей; у поясов красовались парадные ножны, изукрашенные самоцветами и филигранью, – такие в сражение не берут. Хоббит и гномы поспели не первыми и не последними, а как и хотели, в серединке.
Хама, самый молодой из Маршалов Марки, кивнул им, широко улыбаясь и вскидывая руку для приветствия. Те, кто постарше, ограничились суховатыми формальными словами. Хоббит мысленно закатил глаза – старые предрассудки умирали тяжело и неохотно, несмотря на все битвы, где они с Торином и Малышом сражались бок о бок с этими же самыми Маршалами.
Мажордом вышел на середину покоя, молча и низко поклонился, стукнул резным посохом в пол – знак благородным гостям садиться. Порядок был уже затвержён.
Во главе длинного стола, крытого белой льняной скатертью (короли Рохана позаимствовали этот обычай в утончённом Гондоре), стояло королевское кресло, настоящий трон, с искусно вырезанным гербом на высокой спинке: белый конь, распластавшийся в стремительной скачке, на смарагдовом поле.
Сам же стол, увы, подкачал – к немалому огорчению Малыша, на нём сиротливо ютились лишь несколько блюд с лёгкой закуской. Пива не было совсем, вместо него стояли тёмные бутылки старого гондорского, явно ещё довоенной закладки. Довоенной – значит, до вторжения Олмера, которое и считалось настоящей войной, в отличие от бесчисленных походов и сражений, что последовали за гибелью Короля-без-Королевства. Время оказалось разрезанным надвое – до войны и после. Нечего и говорить, что теперь времена «до войны» почитались истинным Золотым Веком.
Маршалы рассаживались – без спешки, соблюдая достоинство. Их оставалось теперь только шестеро.
Шестеро, подумал Фолко, глядя на пустующие вычурные кресла, похожие на королевские, только поуже и пониже, и тоже с гербами – кресла нобилей, павших в великой войне, предводителей роханских эоредов, конных отрядов. Из всех, кому случалось пировать в высоких залах Эдораса до битвы на Андуине и до Исенской Дуги, остался только один – старый Эркенбранд Вестфольдинг, прямой потомок того самого Эркенбранда, что сражался с ратями Сарумана в дни Войны за Кольцо.
Место напротив седого воителя пустовало, а дальше дóлжно было сидеть Брего, Третьему Маршалу Марки и командиру всех конных сотен. По давней традиции, титул Первого Маршала носил сам король; Вторым Маршалом становился его старший сын, но дети Эодрейда были ещё малы, и правитель Рохана в знак уважения к старику Эркенбранду, последнему из отцовских сподвижников, оставил прозвание Второго Маршала за ним, равно как и привилегию «восседать одесную короля и ближе всех остальных».
Третьего маршала видно не было.
Ещё дальше – по старшинству – полагалось сидеть остальным. Фрека, Четвёртый Маршал, Сеорл, Пятый. Молодой Хама, Шестой. Теомунд, Седьмой.
И дальше всех от владыки Эдораса, ниже остальных его Маршалов, скромно устроились наши друзья: хоббит Фолко, сын Хэмфаста, более известный в Рохане как мастер Холбутла; гномы Торин, сын Дарта, и Строри, сын Балина, по прозвищу Маленький Гном.
За столом поместилось бы четырнадцать человек, по шесть справа и слева, и ещё двое – в торцах. Король сидел в головах, напротив него – место старшего сына; остальные расселись по сторонам. Маршалов Марки осталось шестеро, и четыре кресла пустовали.
Никто не прикасался к расставленным блюдам; Маленький Гном скорбно закатывал глаза, ёрзал, покряхтывал, но протянуть руку не решался.
Маршалы молчали, и Фолко не мог понять, что случилось – ведь ещё совсем недавно они радовались вместе с остальным войском, с простыми роханцами, собравшимися в горной твердыне. Из-за их присутствия на торжестве? Да нет, этого не может быть – в походе они отлично ладили и с Фрекой, и с Сеорлом, не говоря уж о молодом Хаме.
Король Эодрейд, однако, не заставил себя долго ждать. Мажордом вновь звучно ударил посохом в пол, на сей раз – трижды, и Маршалы дружно поднялись – двери распахнулись, в покой стремительным шагом входил правитель Рохана.
Встали, само собой, и хоббит с гномами.
Владыка Эодрейд выглядел внушительно. Ему едва минуло сорок лет, и он был в расцвете сил; золотые, как и положено роханскому правителю, волосы ниспадали до плеч, глубокие серые глаза смотрели жёстко и пронзительно. Длинные усы опускались до подбородка – мода, перенятая у восточных племён, хотя в этом никто не хотел признаваться. Шрамы – лучшее украшение мужчины – пересекали лоб и левую щеку. Обычно король одевался подчёркнуто скромно, однако на праздниках роскоши его одежд могли бы позавидовать, наверное, сами короли Нуменора. И мало кто знал, что все эти украшения – золотое шитьё, алмазы, сапфиры, изумруды, бархат и парча – взяты взаймы у гномов, и королеве приходится ночами гнуть спину, вышивая плащи для торжественных выходов подземных правителей… Порой, не кичась короной, ей брался помогать Эодрейд, но об этом знало лишь несколько человек во всем королевстве, и невысоклик Фолко, сын Хэмфаста, был среди них.
