Мысли князя перепутались, и он уснул, не выпуская из объятий горячее девичье тело.

Наступившее утро разбудило лес, наполнило его звуками, заря окрасила небо, траву и деревья розовым светом. На осокорь опустился соловей, расправил крылья и рассыпался звонкой трелью, заглушая все звуки кругом, видно из зависти хотел затмить ночные песни гусляра. Опушка замерла, слушая соловьиные переливы. Соловей, словно чувствуя, что окружающие прислушиваются к его пению, пуще старался, высвистывая сложные коленца.

Первый неуверенный луч заглянул на поляну, рассыпался на яркие слепящие крошки в ветвях осокоря, скользнул дальше, осветил траву под деревом, отразился от капли росы и пошел плясать по поляне, рассеивая розовую мглу, пробуждая птиц и козявок.

Поляна сразу оживилась, будто ее обитатели только и ждали, когда их обогреет солнышко. Зашуршали в траве змеи, уползая от запаха человека; отряхивались птицы, собираясь на охоту за букашками; где-то рыкнул медведь: наверное, солнечный лучик потревожил его крепкий сон.

В шатре просыпался молодой князь. Он открыл глаза и оглянулся.

После вчерашнего бражничанья с приближенными дружинниками, в голове его стучало, словно кузнецы били по наковальне.

Князь, не поднимая головы, кликнул своего дядьку. Тот опрометью, не смотря на преклонные годы, метнулся к лежащему, подал на серебряном подносе кубок с соком квашеной капусты.

Властимир пригубил питье и повалился на подушку.

– Домой пора, чадо, – заметил старый слуга.

– А русалка вчерашняя где? – приподнял голову князь.

– Русалка, русалка, – бурчал слуга, собирая одеяло из лисьих шкур, – помстилось тебе, княже, русалок давно в наших лесах нету. А про лесовинку вчерашнюю спроси у смерда: он всех в деревне знает, поди скажет, где она обитает. Только на кой она тебе? Пора ожениться да о детках помыслить.

Слуга собрал раскиданные вещи, помог Властимиру одеться, подал зеленые сафьяновые сапоги.

Наконец, князь вышел из шатра. Дружинники приветствовали его. Властимир сурово оглядел своих сотрапезников. Было видно, что и для них хмель не прошел бесследно. Хмурые, они седлали коней. Молча уезжали с поляны.

Проясняющееся от легкого ветерка сознание князя заполнялось думами о предстоящей свадьбе. Теперь, когда была определена невеста, нужно было готовить свадебный пир да созывать гостей на пиршество. Предстояло много забот.

Ночная встреча с незнакомой девушкой ничего не изменила в его сознании. Не первая и не последняя; сколько таких еще будет в его жизни? И будет ли такая, которая осветит всю его жизнь, заставив забыть о том, что существуют другие женщины? Станет единственной, которую он будет любить, и которая будет любить его беззаветно и преданно, пронеся любовь через всю отмеренную жизнь?

Ни о чем таком не думал князь.

«Он молод, полон сил и все у него впереди».

Так или приблизительно так думал Властимир, выезжая из леса.

Дурман покидал его голову, свежий лесной дух прояснял разум, наполнял силой могучее тело.

И вот уже князь плечи молодецкие расправил, воздух свежий лесной вдохнул, да твердою рукою дернул узду, понуждая Орлика пуститься рысью. Конь непокорно гнет шею, но ослушаться хозяина не смеет, и ускоряет бег.

Ранним утром в избушку, стоящую в лесной чаще, тихо, стараясь не потревожить спящую старуху, словно тень скользнула молодая девушка.

Лежащая на лавке женщина приподняла голову:

– Не сплю я! И знаю все, что ночью было!

Девушка кинулась перед ней на колени:

– Мамо, я люблю его! Не жалею я ни о чем!

Старая женщина оттолкнула ее голову сухой, морщинистой рукой. На ее усталом, иссохшем и изборожденном глубокими морщинами лице читалась глубокая печаль.

– Не вернуть уж ничего, – спокойно произнесла она. – Только не нужна ты ему, в хоромы он другую приведет. Богатую да знатную. А тебе любить его издалека.

Она горестно махнула рукой и, поднявшись с лавки, захлопотала у очага.

Глава 2

Речка Смолка из трясины, где кикиморы живут, начало свое берет. Неспешно: по болоту, ручейком говорливым, по топям прячется да к славному городу Мальцу воды свои темные несет. Отчего вода в речке темная, не ведает никто. Одни говорят, что бездонно глубока река, дна не достать; другие бают, что не река по лесу течет, а слезы девушки, в давние времена полонённой вождем местного племени.

Была она не похожей на местных девушек. Тонкая в талии, лицом темнее, чем местные жители; языка ее не понимал никто. Не прижилась она в здешних местах. Не смогла смириться с неволей и, однажды, сбежала. По берегам речки шла да забрела на болото.

Ее долго искали; не нашли.

С тех пор живет она на болоте, возвратиться не может, оттого и плачет. Звали ее Смолка, по имени ее речку звать стали. Речка по над городом Мальцом протекает. За холмами городскими поворачивает река, дальше петляет по лесам, по долинам, воды речушек мелких по пути собирает, да, как все другие реки, к морю их несет. Много она видит на своем длинном пути, да только не сказывает ни кому о том. Хоронит тайны людские на своем глубоком дне…

На свадебный княжий пир в город Малец съезжались приглашенные гости из разных городов. Холопы едва успевали размещать приехавших в покоях, как прибывали новые повозки. Падая от усталости, не успевая преклонить головы, холопы хлопотали с новоприбывшими гостями.

Князья, бояре, воеводы прибывали с охраною, добавляя забот с размещением дружинников, да чужих холопов.

Приехали и трое братьев со своими женами и чадами.

Жена старшего брата, Радомира, дородная женщина, несмотря на кинувшихся навстречу хозяйских холопов, сама направилась в давно облюбованные покои. Обмахиваясь тонким, шитым голубым шелком платком, она на ходу отдавала распоряжения своим холопам. Те кидались выполнять ее приказы. Пана не любила возражений или непонимания. Даже Радомир редко спорил с ней.

Следующим приехал средний брат, князь Борил, с двумя отроками: старшим Кириллом да младшим Радулом, и женою Евдокиею, веселой, разбитной женщиной. Князь Властимир встретил брата на пороге терема. Они обнялись, братски похлопывая друг друга по спине. Евдокия, жеманно утерев губы шитым платком, чинно подошла к Властимиру и, улыбаясь, расцеловала его в уста. Ее под руку подхватила вышедшая старая нянька Прося и увела в хоромы.

Ближе к вечеру приехал третий брат, Василь, с тремя дочерьми и женою, женщиной кроткой и набожной. Раина первой подошла к Властимиру и, прикрываясь покрывалом, позволила князю Властимиру поцеловать себя в щеку. Она перекрестила князя и отошла в сторону, предоставив возможность братьям поздороваться. Племянницы, стесняясь, стояли в стороне, ожидая, когда на них обратит внимание дядя. Наконец, гости были благополучно размещены в просторных покоях старого терема.

На следующее утро начались обряды предшествующие венчанию.

Невесте и жениху «чесали головы».

Потом на голову Милицы надели кику и повойник с фатой – уборы замужних женщин. Над лбом повойник был украшен шитьем и жемчугом. На лентах висели височные кольца, собранные из крупных жемчужных бусинок. Поверх длинной сорочки надето было несколько коротких платьев, с широкими рукавами из восточных вышитых шелков. Запястья и предплечья невесты украшали массивные створчатые браслеты из золота.

Перед поездкой к венцу невесту и жениха осыпали хмелем, чтобы жизнь была веселая. Чтобы жизнь богатая была, внесли невестино приданое – шубы разные: бобровые, куньи, собольи, а чтобы будущие роды легкими были, внесли тюфяки, соломой набитые.

Обвенчались молодые в храме Богородицы, построенном еще в бытность старого князя. В тереме, на поварне суетились слуги, готовясь к пиру. Столы накрывали на улице, прямо перед широким крыльцом терема, натягивая над ними полога. Издали могло показаться, что в гости на княжеский двор пожаловали кочевые половцы.

Смущенных молодых усадили во главе стола.

На щеках Милицы, словно маков цвет, играл румянец. Никогда прежде ей не приходилось видеть сразу столько людей, да еще и выслушивать речи, совсем не подходящие для ушей молодой девушки.