Никогда доселе, ни в одной из земель Сентуса и за его пределами, ни в мире, ни на войне не видел следопыт столько народу в одном месте сразу. Работа для следопыта находилась не всегда, но её вполне хватало и в маленьких городах, и в деревушках, и в сёлах, и даже на хуторах. Но эта движущаяся необъятность… В такой толпе можно было легко потеряться; в такой толпе можно было легко получить удар ножом в грудь, так же легко, как и нанести этот удар и пройти дальше; в такой толпе можно было легко упасть прямо под ноги идущим, которые, скорее всего, не будут разбираться, что к чему, и просто затопчут любое препятствие на своём пути.
Повсюду можно было разглядеть бесконечных возничих и их обозы с вещами, красные флажки закусочных, ларьки и торговые палатки. Прислушиваясь к звукам то там то тут, можно было услышать, как кто-то расхваливал свой товар, кто-то бранился, голосил, смеялся, а кто-то просто кричал что есть мочи. Откуда-то доносилась громкая музыка, похожая на гул медных труб и глухие ритмичные перекаты барабанов. Почти у самого края пристани в один длинный ряд стояли простые деревянные короба, на которых, словно куры на насестах, сидели деловитого вида старушки и торговали на развес всякой всячиной от зелени и фруктов до побрякушек и мелкой утвари. Где-то слева разливалась яркими узорами чья-то незадачливая магия. Всё это сливалось в одно беспорядочное месиво, доводившее следопыта почти до безумия.
Впервые в жизни его посетили такие странные ощущения. Ему чудилось, что если сейчас он погрузится в это море – то просто-напросто утонет в его невыносимых звуках. От творившегося вокруг Гортеру было трудно сосредоточиться. В какой-то момент ему вдруг страстно захотелось закрыть уши, отпрыгнуть в сторону и с разбегу перелететь за борт. К тому же в такой толпе даже внимательному глазу бывалого охотника становилось сложно различить лица отдельных людей, хотя вырывающиеся из них чувства вонзались в его голову, словно зазубренные копья. Глаза не успевали смотреть, а голова не успевала думать. Казалось, что ещё немного, и обычно спокойный и сосредоточенный разум следопыта взорвётся. Наконец, Гортер не выдержал, ещё больше скривился в лице и, прислонившись к стене полуюта, закрыл уши обеими руками. «Как же ж вы здесь живёте?» – заорал он смотревшему на него Фернарду, на что тот лишь нарочито заметно ухмыльнулся ему в ответ и быстро зашевелил губами, но Гортер не разобрал, что он говорит. Он уже не слышал ничего, кроме этого шума. В ушах начинало гудеть, а голова давала о себе знать приступами слабой боли.
Быстро обсудив какие-то дела со своими товарищами, Фернард снова повернулся к Гортеру и демонстративно, но при этом весьма деликатно взял его за локоть. Молча показав на трап рукой, он двинулся туда сам и потянул за собой следопыта. Гортер шёл за ним следом, не убирая ладоней от ушей и постоянно озираясь, поэтому со стороны подобное зрелище выглядело немного комичным. Остальные пассажиры старались обходить их стороной. Когда все четверо спустились по трапу вниз на пристань, возможность утонуть в растущей толпе овладела сознанием Гортера ещё сильнее. Однако в тот момент, когда они ступили на твёрдый камень и поравнялись с землёй, это ощущение как-то быстро пропало, так как толпа уже не была видна сверху, и теперь перед следопытом просто мелькали туда-сюда разные люди. Кварг и Диместр пошли первыми, и Гортеру ничего не оставалось, как последовать следом за королевскими адъютантами своим твёрдым шагом.
Оказавшись в толпе следопыту всё же пришлось разжать уши и поневоле опустить руки вниз, поскольку дальше расталкивать других с поднятыми локтями вверх стало уже решительно невозможно. Продвигаясь таким образом между людскими потоками, оглядываясь то вправо, то влево и поминутно одёргивая свою слишком заметную для других поклажуон почему-то уже не ощущал настолько явно всего того, что мог видеть и слышать на палубе. Народ Кальстерга двигался суетливо, но всё же весьма размеренно, и никто никого не давил. Быстроногая молодёжь обходила неторопливых стариков, повозки двигались по одной стороне дороги, а люди – по другой. И всё же для Гортера, не любившего большие скопления людей, даже это казалось слишком быстро.
Фернард шёл рядом со следопытом, остальные адъютанты впереди, а Гортер всё не переставал озираться по сторонам своим диким взглядом, заглядывая в лица прохожих, осматривая торговые палатки, вывески магазинов, плакатные столбы, мачты галер и то и дело дёргаясь от каждого яркого магического всполоха, появлявшегося где-то в воздухе. Слева его взгляд время от времени упирался в эту огромную городскую стену из серого и красного камня, на постройку которой, как казалось Гортеру, ушло не меньше тысячи лет. Снизу она вся была исписана яркими надписями повсюду, где доставал человеческий рост, но городские власти, похоже, время от времени предпринимали необходимые действия и стену очищали от них или просто закрашивали белой краской. В небе тёмно-серые облака медленно плыли вдоль неё, а сама стена, простиравшаяся бесконечно вверх, словно раскалывала собой его необъятный купол на две части.
Вдруг мимо них проскочил какой-то разодетый франт в меховой собольей шапке и зелёном укороченном сюртуке, повязанном вычурным позолоченным поясом. Слегка толкнув Гортера в плечо, тот оглянулся, юрко осмотрел странного лучника, недовольно пшыкнул и торопливо зашагал дальше. Следопыт озадаченно посмотрел ему вслед и убрал руку с кинжала. Через какое-то время слева от королевских адъютантов и следовавшего за ними Гортера не спеша процокала пегая кляча с ободранным боком. Старушка тянула за собой криво сколоченный деревянный воз с хаас-динским возничим впереди. Тот был слегка угловат внешне и носил плотную кожаную безрукавку поверх своей холщовой рубашки. Лысину свою, впрочем, он ничем прикрывать не желал, и когда кобыла чуть не натолкнулась на какого-то зеваку, возничий загомонил что-то на своём родном языке, после чего лихо ударил по крупу лошади хлыстом и двинулся дальше.
Фернард стал уводить следопыта и своих товарищей ближе к городской стене. Проходя вдоль стены, Гортер заметил, как прохожие вокруг него вдруг стали останавливаться и поворачиваться, пропуская выплывшую откуда-то со стороны странную процессию людей. Головы у этих людей были коротко острижены, длинные белые рясы покрывали их тела почти до самых пят, рукава были окрашены двумя красными полосами, а пальцы на руках у многих из них были окольцованы блестящими золотыми перстнями. Все они шли медленно и чинно, иногда переговариваясь друг с другом. Некоторые прохожие склоняли перед ними свои головы, после чего клали руки себе на плечи, затем на грудь, а люди в белых рясах в свою очередь поднимали перед ними в ответ свои ладони и, улыбаясь, проводили ими поперёк лбов или затылков. Похоже, что это был своего рода ритуал. Впрочем, Гортер не сильно удивлялся – ведь в таком городе как Кальстерг, можно было увидеть и куда более странные вещи. Засмотревшись на эти жесты, следопыт нечаянно задел кого-то позади своим рюкзаком. За спиной у него сразу же послышались чьи-то громкие упрёки и крайнее недовольство, однако Гортер не смог как следует обернуться, чтобы рассмотреть этого человека, так как толпа сжимала его со всех сторон.
В этот самый момент Фернард настойчиво потянул его за собой куда-то в полумрак. Следопыт посмотрел вверх и увидел, что они зашли под одну из сводчатых арок, расположенных справа и слева от главных ворот города. Ещё с корабля он заметил, что эти арки не имели своих собственных ворот и служили исключительно для того, чтобы разгружать основной поток людей, прибывающих в Кальстерг каждый день по реке, а также и для самих работников порта.
Новые гладкие узоры золотого цвета на мраморной плитке покрывали арку изнутри, а изящные барельефы венчали её на входах снаружи. Стиль украшения арок выдавал в них яркую принадлежность к новому времени. Но Гортер понял это намного раньше, лишь стоило ему заметить сами арки.
Решение сделать дополнительные проходы в главной стене столицы государства, просто для удобства людей, ещё пару-тройку поколений назад было бы сначала воспринято как шутка, а затем как прямое оскорбление. Но сейчас, когда магия стала повсеместным явлением, а магусы при должном умении и ресурсах могли перемещать по воздуху не только себя, но и других людей, а также тяжёлые грузы и даже небольшие сооружения – у крепостей и стен уже не оставалось преимуществ, если в армии неприятеля был хотя бы один взвод боевых магусов. Отныне стены оставались главным предметом работ лишь для обычного строителя, а само возведение стены утратило часть своего смысла, превратившись в простую потребность в жилье, или сводилось к его вычурной стороне – потребности в изящных постройках, таких как скульптуры, дома богатых купцов или эти арки. Главная же стена города Кальстерг со временем превратилась в пережиток старых времён и вот-вот должна была стать самым большим культурным памятником Кальстерга.
