Гортер всегда старался не привлекать к себе внимания, быть незаметным даже в городах и сёлах. Он никогда не разговаривал с людьми больше, чем было нужно, никогда не влезал в дела «большого общества», да и что было скрывать – в обществе он чувствовал себя неуютно, и ему стоило больших усилий оставаться таким же сосредоточенным в чертах деревень, сел и особенно городов, как и за их пределами. В большинстве случаев он просто молча брал заказ, выполнял его, получал деньги и каждый раз чувствовал облегчение, когда покидал очередное поселение, возвращаясь обратно на тракт или в леса. Поэтому он был холоден к политике, нуждам бедняков, государственным реформам вроде «МАГ» и просто выполнял свою работу. Но всё же Гортер Устен был далеко не слеп, всегда имел своё мнение и, проходя по улицам новой деревни или села, вроде порта Каррона, часто недоумевал от тех вещей, которые видел.
С каждым днём новый королевский режим казался ему всё отвратнее. Мимо него проходили надменные магусы, разного рода купцы и чиновники в расшитых золотом мантиях и нарядах, обмахивающиеся веерами, а из подворотни на него смотрели скручивающие свои дырявые сети рыбаки, их дети, бегающие по двору в рванье, и женщины, стирающие единственное в доме бельё и развешивающие его на палках перед дряхлыми хижинами. Наблюдая подобную картину с завидным постоянством, Гортер не мог понять, зачем король этой страны прикрывался маской золотого благополучия перед теми, кому бывало нечем поужинать перед сном? Кому приходилось работать день и ночь, чтобы обеспечить продовольствием громадную прослойку общества, созданную для невесть какого блага Сентуса вслед за его же собственными реформами. И кому надлежало рождаться только затем, чтобы до конца жизни служить этим зарвавшимся магусам!
Следопыт опять погрузился в раздумья. К счастью, он ещё мальчишкой научился следить за тем, что происходит вокруг него, дабы всегда оставаться настороже и успевать думать при этом о чём-то своём. Гортеру было не по себе от того, что сегодня он ночует хоть и в небогатом, но всё же хорошем и тёплом месте, а этим людям приходится жить в своих ветхих хижинах, где из утвари были только гнилые кровати да самодельные печи. Но всё же он не давал этим мыслям подчинить свою душу и повлиять на ясность своего ума. Ведь для человека, живущего в дороге, даже триста серебряных монет кончались очень быстро, и вскоре следопыту опять бы пришлось искать новый контракт или много дней добираться до одного из своих лесных убежищ, разбросанных по всему Сентусу, так как постоянного дома у него не было уже целых 25 лет… Да и вряд ли бы он сильно помог этим людям, если бы раздал им всем по серебряной монете.
Гортер заметил обмазанный белой глиной дом с высокой крышей, который он видел три дня назад, уходя из порта по южной дороге. За ним и должны были находиться «Три соловья», – и он не ошибся: двухэтажное здание с железными птицами на вывеске показалось сразу же за этим домом. Подходя к двери таверны, он уже намеревался открыть её, как вдруг она сама с шумом отлетела и врезалась в стену, чуть не слетев с петель. Из таверны поспешно вывалился человек. Сегодня он явно перебрал, и от него за версту несло перегаром и чесноком. Мрачным взглядом сильно потрёпанного жизнью существа он посмотрел на Гортера, развернулся к нему боком, нагнулся и начал спокойно блевать в поильную для лошадей. Гортер обошёл его, словно бревно на дороге, и вошёл внутрь.
В нижнем зале «Трёх соловьёв» не всегда было приятно находиться, так как там иногда было очень шумно из-за пьянчуг и дебоширов, а в такую жару там было ещё и очень душно. Кто-то сидел за стойкой, кто-то за столами, но основная масса народа просто ходила туда-сюда или стояла, подпирая стены. На этих стенах висело несколько кинжалов, копий и луков, а также множество голов разных животных, водящихся в местных лесах.
В былые времена в Сентусе существовала добрая традиция для тех, кто уходил на покой после странствий и открывал свою собственную таверну или трактир: хозяин всегда украшал стены его нового заведения оставшимися у него от старой жизни трофеями, оружием, доспехами или тем, что находил в странствиях и путешествиях. Войдя в такую таверну, можно было всегда понять, чем занимался её владелец раньше, до того как отошёл от дел. Но в последнее годы такие места в Сентусе стали исчезать – столичное правительство и это умудрилось поставить под закон, заменив их серыми бездушными домами для временного проживания и оставив от того, что раньше считалось таверной, лишь одно название. Даже хозяина для этих новых «таверн» теперь выбирал совет поселения. Вот почему Гортер был приятно удивлён, когда обнаружил в Карроне «Трёх соловьёв» 10 лет назад, и с тех пор он всегда останавливался именно здесь по прибытию в порт. И хотя впоследствии сам порт Каррон постоянно менялся, обзаводясь постройками нового типа, таверна продолжала стоять на старом месте.
Впрочем, тех, кто был внутри, это не очень-то волновало. Улов в Кальсте падал год от года, и многие рыбаки спивались от безработицы, продавая последнее, что у них было. Ремесленники разорялись, продавали лавки торговым домам, а те, кто не мог позволить себе остановиться в других тавернах порта, предоставленных советом, почти всегда останавливались здесь. По этой причине в «Трёх соловьях» вечно толпился народ.
За стойкой как всегда стоял невесёлый Жарт, протирая пивную кружку фартуком. Время от времени он покрикивал на толпу, чтобы та не слишком увлекалась, от чего никто и не заметил, как Гортер вошёл внутрь. Но когда он сделал пару шагов, началось нечто странное.
Многие посетители, завидев его, терялись и умолкали на полуслове, от чего другие начинали их переспрашивать, но, когда и сами замечали следопыта, то тоже поспешно замолкали. Кто-то из пьянчуг начинал неожиданно икать или что-то бубнить себе под нос, а пара человек и вовсе протиснулись к выходу, когда он прошёл мимо них. Люди плавно расползались перед ним на две стороны, уступая дорогу. А Гортер всего лишь продвигался к стойке своим обычным шагом, ни на ком не заостряя взгляда. Драки для этой таверны были обычным делом, и лишь каким-то чудом она каждый раз избегала закрытия, когда господин Дорнтамус снова и снова узнавал о новой потасовке. Но те, кто были здесь тогда, четыре дня назад, ещё отлично помнили, какую драку учинил в тот день этот странно одетый лучник.
В тот день всё начиналось как обычно. Жарт как всегда протирал свои кружки и покрикивал на кутящую толпу, которая между тем была тогда особенно шумной даже ещё до полудня, так как все праздновали освобождение Нагосиса Вертикта из тюрьмы города Тент.
Нагос был мелким землевладельцем и однажды повздорил, а потом и убил своего партнера по их общему делу, когда тот решил утаить от него часть прибыли и оставить её себе, или, во всяком случае, так говорила про эти дела молва. Новая система правосудия, недавно введённая в королевстве, предполагала судить людей и за совсем мелкие провинности, которые сотни лет до этого решались между собой, поэтому такое тяжкое преступление, как убийство, уж никак не могло ускользнуть от нового комитета Сентуса по общественным наказаниям, но всё же эта система сразу возымела в то время один большой минус, который сохранила затем на долгие годы, до сего дня. Любой новый осуждённый приговаривался либо к штрафу, либо к колониям, либо к заточению на месяцы и годы в специально созданные для этого тюрьмы крупных городов. И всё, что отныне считалось преступлением, – не оставляло после себя никакого физического урока ни совершившему его преступнику, ни народу вокруг, так как, проведя даже несколько лет за решёткой или в колонии, преступник возвращался в общество целым и невредимым, как будто он и не совершал ничего такого. По этой причине в городах и сёлах стала появляться новая прослойка людей, отмотавших свой срок в одной из городских тюрем, в компании таких же преступников закона, и вышедших обратно ещё злее, чем раньше. Именно это и произошло с Нагосисом. Его выпустили через пять лет после убийства, направив в родной порт Каррон, где он был «несказанно счастлив», узнав по прибытии, что новый городской совет отдал его бывшие земли местным рабочим, и уже на следующий день Нагос подал прошение о том, чтобы ему присвоили должность начальника над этими людьми, пытаясь таким образом хоть как-то вернуть себе поля, коими он когда-то владел как их полноправный хозяин. Тем более что некоторые из местных, как оказалось, всё ещё помнили его и по старой памяти очень уважали. Поэтому буквально через день после возвращения Нагос был уже неофициально признан их новым лидером, а тот в свою очередь обещал многих взять с собой, когда снова начнёт свой поход за властью.
