– Не повезло, – хладнокровно заметил Фёдор, выступая из закутка.

Бака выпучил глаза, хватаясь за второй револьвер, торчавший у него из низко подвешенной кобуры, полоской кожи привязанной к бедру. Грохнул выстрел из «смит‑вессона», и Мануэля отбросило к трапу. Мыча, боцман сполз на пол, слепо шаря руками по груди, по грязной рубахе, мокнущей кровью.

– Т‑ты… – прохрипел он, падая на колени. – Ты…

– Я, – не стал скрывать Чуга.

Надувая розовые пузыри, Бака рухнул лицом на пол. Фёдор поспешил наверх, не обуваясь, и выскользнул на палубу. Он опоздал на долю секунды – в пяти шагах от него прижимался к фок‑мачте Флэган Бойд. Тоже босой, без шляпы, но с двумя револьверами в руках, он высматривал кого‑то на корме. Вдруг за его спиной шевельнулся брезент, накрывавший носовой трюм, и показался Коттон Тэй. Стоя на коленях, он хищно улыбнулся – и открыл огонь с двух рук, стреляя Флэгану в спину. Бойда бросило на мачту, его тело сильно вздрагивало при каждом попадании.

И лишь теперь Чуга вскинул револьвер, стреляя с бедра, как его учил Флэган, метя Коттону в живот и грудь. 44‑й калибр швырнул Тэя к правому борту, да с такой силой, что убийца не удержался на палубе – ударившись о планшир, он перекинулся за борт, нелепо задирая тощие ноги.

Из‑под фока‑гика вынырнул Хэт, увидал дуло «смит‑вессона» – рука помора была недвижима, как длань памятника, – и тут же отбросил оружие, словно оно жгло ему пальцы.

– Я – пас! – прохрипел он.

Чуга бросился к Флэгану.

– Бойд! Как ты?

Затуманенные глаза ганфайтера прояснились.

– А‑а, Тео… – Губы Флэгана дрогнули. – Боюсь, уже никак… Возьми мой пояс… Дарю… – Веки у Бойда опустились, словно тот отходил, но вот открылись снова. Взгляд, затуманенный страданием, прояснился. – Жалко‑то как…

Вздрогнув, вскинувшись в последний раз, он медленно вытянулся на палубе.

Зарычав от бешенства, Фёдор взял в левую дареный «ремингтон».

– Сидеть и не рыпаться! – сказал он Хэту ледяным тоном, и тот мелко закивал головой.

Чуга оглянулся. На носу никого. В проходе между надстройкой и левым бортом видны были чьи‑то ноги. Бунт на корабле? Не о том ли Хэт Сайласа пытал? Надо полагать, Монаган всё и затеял…

Скользнув по стенке, Чуга выглянул. У левого борта лежал, раскинув руки и ноги, Табат Стовел. Труп Табата.

Посмотрев вверх, Фёдор не стал раздумывать – заткнув револьверы за пояс, он полез на верх пристройки, цепляясь за фока‑гик и подтягиваясь. Став на карачки, подобрался к самому краю и увидал Эфроима Таггарта.

Матрос подпрыгивал на полусогнутых, будто учёную обезьяну изображал. В руке его плясал «кольт».

Неожиданно он выстрелил. Вслед за этим послышался насмешливый крик Туренина:

– Не попал! Что, трусишка, руки дрожат?

– Выходи! – заорал Эфроим. – Иначе я за себя не отвечаю!

Вместо ответа грохнул выстрел. Пуля 45‑го калибра легко продырявила деревянную переборку и засела у Таггарта в плече, разворачивая стрелка. Бранясь, Эфроим нажал на курок – и тут на него пала тень. Резко вскинув голову, он увидел Чугу.

– Привет, – сказал Фёдор и выстрелил.

Пуля вошла Таггарту точно в ключичную ямку, разворачивая грудину. Готов.

Помор соскочил на палубу и крикнул:

– Павел, не стреляй! Марьяна, ты как?

– Жива! – донёсся вздрагивающий голос девушки. – Где Флэган?

– Убит.

Из дверей показался Туренин. Левая нога его была в крови, князь прихрамывал, но улыбался. В руке он сжимал новенький «адамс».31

– Привет! – сказал Павел.

– Здоров, – буркнул Чуга. – Обходишь справа, я слева. Наступаем на шканцы!32

– Есть! – осклабился его сиятельство.

На шканцах Фёдору предстала заключительная картина трагедии, разыгравшейся в открытом море. Раненый Вэнкаутер лежал на палубе, опираясь на локоть и прислонясь к кормовой надстройке. Он тяжело и хрипло дышал, не сводя пристального взгляда с Сайласа Монагана. В сторонке, высоко задрав руки, стоял Лысый Хиггинс, бледный и потный.

– Ты мне надоел, Вэн, – торжествующе цедил Сайлас, ещё не ведая, что скоротечный бой на палубе окончился не в его пользу. – Короче, подписываешь бумаги и передаёшь шхуну мне. Лоханку потеряешь, зато живой останешься!

Сделав знак князю, Чуга сказал негромко:

– Погоди подписывать…

Монаган развернулся, как ужаленный, и выстрелил. Левую руку Фёдора будто кто раскалённым шкворнем проткнул. Грохнул «смит‑вессон», трижды расходуя патроны. Сайласа отбросило, он с размаху треснулся головой о гик, но ему уже не было больно. Князь медленно опустил свой «адамс».

– Спас‑сибо… – выдавил Фокс.

– Не за что, – без улыбки сказал помор.

Чуга помаленьку отходил. Скоротечный бой вспыхнул и угас, разбередив хоть и буйную, но свыкшуюся с законом натуру Фёдора. Бунт на корабле всегда карался по всей строгости, а тут он сам подавил мятеж. Липкая боязнь заскреблась в душе – кабы чего не вышло… Одно дело – драка в портовой таверне и совсем другое – застрелить боцмана со штурманом на пару.

– Марион! – крикнул Туренин. – Можете выходить! Всё кончено!

Девушка вышла в сопровождении Зебони – мисс Дитишэм была бледна, а негр посерел от страха. Поднятые руки кока пали, шлёпая по ляжкам.

– Слава те, Господи! – выдохнул Хиггинс.

– Флэгана жалко… – всхлипнула Марион.

– Миста‑ар Бойд хороший человек был. – Зеб сокрушённо покивал курчавой головой.

– Тео, – разлепил губы Вэнкаутер, – принимай командование. Я не жилец…

– Марьяна, – сказал Фёдор, – сможете за раненым поухаживать?

– Конечно! – воскликнула девушка. – Зеб, быстренько принеси жёлтый баул!

Слуга умчался, а Чуга усмехнулся, глядя на Туренина.

– Теперь вы с Зебом, да кок, да Хэт, – сказал он, – вся команда этого корабля.

– Мы справимся, капитан! – осклабился князь.

Ничего не изменилось в мире. По‑прежнему катились океанские валы и светило солнце. Как день, как неделю назад, качалась на волнах шхуна, упрямо стремясь к западу.

Равнодушные небеса не заметили убавления душ человеческих, а мёртвые тела вряд ли достигнут дна – погружаясь в мрачные глубины, они насытят сонмы тварей морских и растворятся в вековечном круговороте живой и косной материи.

Да и людям недолго помнить о чужих смертях – минуют считаные дни, и тошные воспоминания сотрутся, оставив в сознании малозначимый след.

Чуга стоял за штурвалом. Хиггинс варил обед вполовину меньше прежнего. Хэт старательно драил палубу. Флэгана Бойда похоронили по морскому обычаю – зашили мёртвое тело в холстину и предали его океану, а Павел почитал из Библии.

– Слишком быстро всё произошло, – призналась Марион. – И слишком много всего нехорошего сразу.

– Так оно и бывает, – нахмурился Чуга, которому выпало взять на себя ответственность за корабль, за его пассажиров и нести её.

Слава богу, что гафельная шхуна не требовала большой команды. Не нужно лазать по мачтам, ставя или убирая паруса, всё делается с палубы. И всё же пятерых маловато. Особенно если учесть, что большая часть из них – «сухопутные крысы», которым не скомандуешь: «Поворот оверштаг!» – и всё на этом. Нет, надо будет долго и нудно объяснять, что именно делать, куда бежать, за какие снасти тянуть. Однако и выбора не было. Помнится, он недовольничал, когда капитан «Гридня» стал учить вольноопределяющегося Чугу основам штурманского дела. Зато как это дело пригодилось ему теперь!

Ночь прошла спокойно. Ветер дул по‑прежнему, не меняя направления, «Одинокая звезда» шла ходко, и всего делов оставалось – выдерживать курс. Растолковав Зебу с Павлом, как обращаться со штурвалом да как сверяться с компасом, Фёдор залёг часика на два. Но князь не разбудил его ни через три, ни через четыре часа.

Проснувшись почти в два ночи, Чуга забеспокоился. Однако, судя по звёздам, шхуна держала курс. Покачав головой, помор приблизился к мостику ощупью – бортовой фонарь погас. Внезапно расслышав два голоса, он замер.