Место, где совершил подвиг Михаил Баев, не помечено в синих квадратах моря. Не помечены и многие другие места подвигов. Но мы помним о них. Помним потому, что это была жизнь наших отцов, полная риска и благородства. Они любили наше море, умели беречь его. Оно было для них суровой школой, где ковали они свой характер.
— Море — университет мужества и доблести, — торжественно звучал голос Грачева.
В антракте Петра подозвал к себе адмирал Журавлев и, пожимая руку, сказал:
— Душу мне растревожил, а? Верю, любишь море. Не зря за тебя Савчук горой стоял. Приглашаю к себе на чай, будет и Евгений Антонович.
Грачев смутился:
— Спасибо, товарищ адмирал…
Петр не сказал адмиралу о том, что, читая новеллу, он словно наяву видел своего отца. На мостике. Он стоял в реглане, с биноклем в руках и пристально всматривался в настороженную тишину рассвета. Умолчал Петр и о том, что Савчук принес ему редкую фотографию, на которой заснят отец у перископа. «Петя, это самое дорогое, что осталось у меня в память о последнем походе».
У выхода Грачева кто-то окликнул. Он обернулся. Ему улыбалась Таня. Она стояла с Игорем Крыловым под руку.
— Добрый вечер! — Петр тоже улыбнулся. — Опоздали на концерт?
— Нет, я слушала вас… — И тихо добавила: — Мой отец тоже на глубине…
Петр, грустный, вернулся на корабль.
— Закури, и печали как не бывало. — Доктор Коваленко достал портсигар. — Мои ждут тебя в гости, слышь? Вареники с творогом, твое любимое блюдо.
— К Журавлевым иду. Савчук уезжает, надо проводить.
Петр едва успел переодеться, как в каюту вошел замполит Леденев. В мокрой от дождя шинели, видно, только-только с берега.
— Вас ждут на КПП, — сказал он.
— Кто?
— Дама… — Леденев секунду помолчал. — Петя, — добавил он глухо, — слезы часто обманчивы, понял? Ну, иди, иди…
У причала стояла Лена. Белый пуховый платок, тот самый, что подарил ей в день свадьбы, бежевые сапоги на каблучках-гвоздиках.
— Петенька, это я… — голос у Лены сорвался, она прикрыла лицо ладонями.
— Не плачь, не надо… — он достал платок.
— Петя, я сама во всем виновата, — шептала она, думая: «Он все еще любит меня! Любит!»
Петру было и радостно оттого, что она приехала, и горько от мысли, что так глупо сложилась у них жизнь. А Лена уже горячо убеждала его, что теперь останется с ним навсегда. Глупая она, бестолковая. Не разглядела раньше Андрея. Обманул он ее. У него есть дочь. Лена узнала об этом совсем недавно и в тот же день потребовала объяснений. Она ушла к матери и вот… теперь здесь.
Она говорила то громко, то шепотом, словно боялась, что их кто-нибудь подслушает.
— Один ты у меня, — горячо шептала Лена. — Я все поняла. Прости. Ты же добрый, Ты такой добрый!
Петр молчал.
— Не жена я тебе, да? Разлюбил?
Петр смотрел поверх ее головы, куда-то на море.
Лена мысленно твердила себе: он простит, да-да, простит! Вот он здесь, рядом и, конечно же, любуется ею.
— Так похудел, осунулся. Небось, море измотало?
— Море…
— Не по тебе оно, Петенька. Не по тебе. Я все вижу! Вот вернусь с гастролей и расскажу маме, какой ты худющий.
Его словно кольнули в бок:
— Ты ведь ко мне приехала?
Лена наигранно-ласковым голосом сообщила ему, что приехала с творческой бригадой филармонии. Уже два концерта дали. Ей так аплодировали.
— И Андрей с тобой? — Петр с нетерпением ждал ответа.
Лена повела бровями:
— Да, но… Он сам по себе… У нас все с ним кончено. Не веришь? Ну, хочешь, поедем ко мне. В гостиницу. Хочешь? — Она вцепилась в борт его шинели.
Петр в упор глянул на Лену и только сейчас заметил, каким чужим стало ее лицо. Нежно-розовое, оно как-то погрубело, осунулось, под глазами появились морщинки.
«Эх, Ленка, зачем так сделала, зачем?»
Он пристально всматривался в нее, и трудно было узнать милую Леночку, которой он часто дарил букеты роз, ласково шептал, что она самая красивая девушка на земле. «Нет у меня Ленки, нет…» — чуть не вырвалось у Петра. При мысли о том, что ее обнимал другой, целовал, ему стало противно.
— Забудь, Ленка… — У Петра перехватило дыхание. — Забудь меня… Все! — Петр отстранился от нее и торопливо зашагал на сопку.
— Петя, куда ты? Постой, Петя!..
Он шел прямо по колючему можжевельнику, не разбирая дороги.
* * *
Петр стоял на палубе. Солнце слепило глаза. Синело, переливаясь цветами радуги, море.
Море…
Ледяное дыхание Арктики. Сизые, кипящие волны. Квадраты мужества и стойкости. Угрюмые острова и неуютные бухты, рифы, скалистые берега. Это тоже — море. И когда твой корабль режет зыбкие волны, а колючий ветер жжет лицо, — это тоже море. Оно твое. И ты принадлежишь ему. Навсегда…
Североморск — Москва — Кущевская