В какой-то момент он не удержался и впился зубами в сочную мякоть…

Он не то чтобы никогда не пробовал ничего подобного, но даже и не представлял, что такое вообще бывает! Нежнейшее, сладчайшее мясо растворялось на языке. Он вгрызался в него с закрытыми глазами, слушая свое возбужденное дыхание и даже стоны наслаждения. Он жевал его и не мог напитаться этим соком. Он рвал его, упиваясь сладостью, и весь мир пропал для него, остались только этот вкус и запах. Казалось, в его желудке бушует огненная печь, а съедаемое мясо — это просто щепочки, которые падают в огонь и тут же сгорают.

Прогрызаясь к берцовой кости, он с восторгом думал, как же хороша и прекрасна жизнь! Как много в жизни счастья и как все прекрасно на свете!

Он проснулся прямо на рассвете. В туманной тиши Змей заканчивал очищать здоровую белую кость. Закончив, он вертикально воткнул ее в землю и достал длинную стальную струну.

— Держи крепче, — скомандовал он и протянул один кусок Тиму. Накинул струну на верх кости, и они распилили ее вдоль на две равные половины. — В одной выдолбишь форму для меча, а во второй — формы ножей. Один боевой, другой бытовой. Бытовой делай узким, а боевой — пошире, побольше. Усек?

Тим кивнул, хотя и не представлял, как это все воплотить в жизнь. Получив две стамески, толстую и узкую, он почесал затылок и осмотрелся. Было уже светло. Густой туман стоял над озером. Солнце должно было вскоре подняться. Туша великана казалась уже какой-то обыденной, абсолютно нормальной, как охапка дров.

Все утро он увлеченно работал над обеими половинками кости. Вышло не совсем то, что он хотел, но, в принципе, тоже неплохо. Меч он представлял длиной с руку, от кончиков пальцев до плеча. Обоюдоострый, шириной пальца в четыре.

Заготовка для боевого ножа ему тоже понравилась. Он должен был быть широкий, с лезвием немного длиннее ладони и крепкой ручкой.

А вот заготовкой для хозяйственного ножа он остался недоволен. Ему все казалось, что он получится слишком узким и коротким.

Пока Тим возился с заготовками, Змей выловил стальной булыжник и промыл его в воде. Вытащил и шкуру из ямы, смыл с нее кровь и разложил сушиться. Потом наколол дров, запалил костер, положил черный металл в котел и подвесил его на треноге. Вырезал с бока великанши здоровый кусок жира и сел рядом с костром. Тут же к нему подошел и Тим.

— Херня… — сморщился Змей, осмотрев формы для оружия. — Но для тебя на первый раз сойдет. Главное — отлить болванки. Вернемся в погреб и там уже на наковальне обработаем все как надо.

Змей отрезал увесистый кусок желтого сочного жира и подкинул в огонь. Взметнувшееся синее пламя опалило Тиму лицо. Змей усмехнулся.

— Жир у них чудо! Горит лучше всего на свете. Тут и дров не надо!

Тим отсел от костра и вдруг увидел большого светло-серого зайца на другом берегу.

— Дай лук. Хочу подстрелить его на обед, — попросил Тим.

— Никаких обедов у тебя больше не будет, — строго сказал Змей. — С сегодняшнего дня, как вкусил ты крови и плоти великанов, вся остальная пища для тебя будет ядовита.

— Ты говоришь об этом только сейчас?! — ахнул Тим. — Это что же мне, по три раза на день нового великана валить?!

— Я ем раз шесть в год, — задумчиво проговорил Змей. — Раза два за весну, один раз летом, один раз осенью и раза два-три зимой. Вот и все.

— И никакой другой пищи?

— Никакой. Ни хлеба, ни воды, ни овощей, ни браги, ни меду, ничего — ни травы, ни грибов. Только плоть и кровь гигантов.

— А почему?

— Организм ничего другого не принимает.

— И если даже воды попьешь просто, то умрешь?

— Ну, умереть не умрешь, а траванешься здорово. Рыгать будешь дальше, чем видишь.

Тим поник и затих, пытаясь переварить услышанное.

Тем временем кусок железа расплавился полностью. Змей зажал палками котел и аккуратно залил все три формы. Когда формы остыли, Тим промыл их водой, они собрались и они двинулись в обратный путь.

— Скажи госпоже спасибо! — усмехнулся Змей, похлопав великаншу по оставшейся ноге. — Сегодня ночью она сделала тебя мужчиной!

Тим дрогнул и отвернулся, а Змей расхохотался.

В лесу они наткнулись на волосатого огроменного альфу, уже другого самца. Змей замер и решил обойти его. Пришлось делать немалый крюк.

Ближе к вечеру они вышли на высокий, могучий тополь. Когда-то в него ударила молния, и он раскололся пополам, но, даже потеряв половину своей длины, он все равно имел внушительный вид.

Глядя на мертвое, сухое, обугленное дерево, в самой чаще леса, на закате, Тим поежился и внутренне сжался. Жутковато тут было. Он не удивился, если бы в этом мертвом дереве, как в гробу, жила ведьма. Того и гляди сейчас на тебя из кустов выпрыгнет что-то дикое, злобное, лохматое; и, завизжав, начнет царапать лицо.

Он так засмотрелся на сухой голый ствол, что не заметил и налетел на большой круглый камень. Отскочив в ужасе, он огляделся и заметил за этим гигантским каменным яйцом еще одно, и еще…

— Какая-то целая кладка, — прошептал Тим. — Откуда они? Откуда тут эти камни?

Змей долго молчал, не желая говорить:

— Это консервы. Яйца. Коконы.

— Там кто-то живет? Какие-то звери?

— Звери… — фыркнул Змей. — Там люди.

Ледяные муравьи вгрызлись Тиму в затылок:

— Люди? Но зачем?

— Откуда я знаю!

— Типа могилы? В такую штуку поместится много тел.

— Пошли! — оборвал его Змей, и Тим засеменил за ним.

— Они там мертвые или живые?

— Ну, вот сейчас они там как мертвые. А если разбить скорлупу, то они оживут.

— А зачем они туда залезли?

— Я же говорю — я не знаю. Ты чем слушаешь?

— А давай… а давай, разломаем один. Интересно же — кто там! Может, кто-нибудь красивый. А?

— Давай, но только без меня. Ты уж сам как-нибудь.

— Интересно же с ним поговорить, расспросить его обо всем. Долго они в этих штуках сидят?

— Долго, — сплюнул Змей. — Ничего они тебе не расскажут. Они ничего не помнят.

— А ты откуда знаешь?

Змей, не обращая на него внимания, шел вперед.

— Ну, а ты-то откуда знаешь?

— Если я скажу тебе — ты отстанешь?

— Ну… ну да.

— Я там был. И ваш мудак Единственный тоже из вот такой вот штуки, — и Змей пошел дальше.

Тим замер с открытым ртом, а когда пришел в себя, бросился его догонять:

— Но как так? А как там внутри? Так это вот эти консервы ломают и жрут великаны? Их много, этих яиц. И в каждом по человеку? И они все живые там? И не умирают?

Змей встал, и Тим налетел на него. Он уже опять раскрыл рот для вопроса, но Змей прожег его таким злобным взглядом, что Тим замолк навсегда.

Всю ночь Змей провозился, обрабатывая заготовки. Стучал по наковальне, остужал раскаленное железо в воде, потом опять правил молотом.

Тим покорно сидел рядом. Следил за костром, постоянно подкидывал куски желтого жира в ненасытное голубоватое пламя.

Украдкой он все поглядывал на Змея. Его лицо теперь не казалось ему таким жестким и грубым. Вернее, оно было все то же, но теперь его жесткость и решительные черты не пугали его, а даже нравились. Глядя, как блики огня играют на его черных бровях, на широкой челюсти, на хищном орлином носу, он ощущал, что хочет узнать его поближе. Хочет порадовать его. Чтобы Змей похвалил его.