«Вода камень точит», – печально вздыхала она и нежно перебирала тонкими пальцами прямоугольники визиток, хранившихся в большой малахитовой шкатулке.
И только леди Эрилин Рейвен вместо того, чтобы приносить хоть какую-то пользу, лишь угрожала благополучию и без того страдающего семейства.
А что я могла? Сопровождать маменьку не вариант. Я пусть и достигла уже преклонного возраста для потенциальной невесты, но более, чем привлекательна и к тому же не дура. Дамы с сыновьями боялись лишний раз пускать меня в дом, а дамы с дочерями опасались конкуренции.
Помогать отцу в делах? Он бы хотел, но… семейной коммерческой жилки, которую в высших кругах принято прикрывать везением, я была лишена начисто. И даже получи я образование в этой области, вряд ли смогла бы быть действительно полезной. Что поделать, если нужным талантами меня Господь обделил, одарив вместо этого какими-то совершенно для леди бестолковыми.
В тон моим мыслям невыносимо зачесалось под правой лопаткой, и я потерлась о спинку стула, раздраженно чувствуя себя беспородной блохастой дворняжкой. Опять колебания фона? Вечно после них печать то зудит, то ноет…
Я бросила взгляд на часы, ужаснулась и перестала уныло катать горошины по тарелке.
Пальто, шляпка с вуалью, перчатки, прямая осанка, приподнятый подбородок – спустя двадцать минут леди Эрилин Рейвен покинула особняк на Молочной улице.
Карванон – неровный круг, очерченный серыми гранитными стенами – был поделен на девять округов, и план его, выложенный цветным камнем на Ратушной площади, был похож на гигантский цветок. Желтая монетка посередине – Центр – Королевский холм, сердце столицы и буферное кольцо парков, отделяющее его от всех остальных округов. А от него лепестки. Красный Север – фабричные районы. Оранжевый Северо-Восток – ремесленные кварталы. Розовый Восток – речной порт. Зеленый Юго-Восток – торговля. Голубой Юг и Синий Юго-Запад – жилые кварталы. Фиолетовый Запад – военный и тюремный округ. А по насмешке судьбы рядом с ним Черный округ Северо-Запад, трущобы.
На самом деле четким деление на округи было лишь пару веков назад, когда каждый лепесток был огорожен еще и замковой стеной, разделявшей столицу на девять городков. Карл V, отец ныне правящего Эдгара VII, еще в юности велел эти стены разобрать и пустить на строительство общегородских укреплений в виду грозящего военного конфликта с Форсией8 и стесненного бюджета. Конфликт погрозил-погрозил да и рассосался с помощью удачного брака, а собирать полуразобранные стены обратно стеснило бы бюджет еще больше.
Первыми расползлись по всему городу торговцы. За ними потянулись фабрики, уверенно тесня в обе стороны и трущобы, и ремесленников. Часть трущобных жителей перебралась в порт, часть в подопустевший Зеленый округ и теперь там вылизанные до блеска бульвары дорогих бутиков чередовались с проплешинами дешевых рынков, куда, не приковав кошелек на цепь, сунуться было страшно. В жилых кварталах жители побогаче подобрались, брезгливо поджались к Центру, уступая окраины расплодившимся увеселительным заведениям и отгородившись от них слоем среднего класса. И только военный округ почти не претерпел изменений.
Ланландский всенаучный университет, в котором из леди сделали человека, десять лет назад находился прямо под боком у королевского дворца, символизируя монаршую просвещенность. Однако Эдгар VII решил, что с него просвещенности не убудет, если юные, шумные и время от времени даже буйствующие соседи переедут чуточку подальше. Самую малость. Всего-то за Волчий Лес – дикий парк, некогда отделявший Центр от Черного округа. Мы, его величество король, даже озаботимся построить целый университетский городок, снеся несколько сотен ночлежек (а на деле подремонтировав их до уровня студенческих общежитий) и возведя блистательное мраморное здание Нового Ланландского всенаучного университета. Здание действительно блистало, особенно на солнышке, а крысы… да где их нет, этих крыс, ну если по правде-то?
Так что, благодаря приятному соседству, в столице я чувствовала себя уверенно, несмотря на то, что прожила большую часть сознательной жизни в глухой провинции. Вздрагивать от каждого шороха быстро устаешь, а избегать слишком опасные места учишься еще быстрее. И хотя из общежития я со второго же года обучения съехала – спасибо папеньке и его предпринимательскому таланту – на съемную комнатку у почтенной вдовы в Голубом округе, опыт жизни там оказался незабываемым.
Поэтому гулять по всей столице пешком я не боялась. И даже любила.
Каблуки звонко стучали по мостовой. В воздухе пахло осенью – дождем, мокрой желтеющей листвой. Узкие дома Молочной улицы быстро сменились широкими фасадами особняков людей состоятельных. Родители к выбору места жительства подошли ответственно. Резиденция виконта Рейвена стояла ровно на границе двух миров – среднего класса и аристократии – вроде бы здесь, а вроде бы там. И дешевле, и достоинство не уронить.
Мне предстояло прогуляться по «верхушке» Синего округа, пройти сквозь Янтарный парк, насквозь весь Центр и дальше, через Северные сады в самое сердце Красного округа, где между стекольным заводом и ткацкой фабрикой возвышалась узкая, словно стиснутая двумя этими мрачными невыразительными зданиями церковь Святого Виссария.
В ней было пусто. Еще бы, разгар рабочего дня. Прихожане отца Герберта все поголовно трудились на окрестных фабриках, зарабатывая себе на жизнь и гробя ее же. Маги-целители почти все проходили практику в Красном округе.
Пылинки плясали в цветных витражных лучах, а воздух наполняло негромкое, но веское и густое бормотание – отец Герберт репетировал вечернюю проповедь. Заметив меня, он оторвался от записей, выпрямился, приветливо улыбнулся и двинулся мне навстречу. Узкое лицо, близорукий прищур серых глаз, седые виски, белоснежная сияющая колоратка под острым подбородком – священник на первый взгляд казался человеком тяжелым и резким, что совершенно не соответствовало действительности.
Мы встретились посередине нефа. Я присела в почтительном реверансе, священник взял меня за плечи и одарил отеческим поцелуем в лоб.
– Простите меня, святой отец, я согрешила. – Моих губ коснулась улыбка.
– Отпускаю тебе грехи твои, дочь моя, – совершенно серьезно отозвался отец Герберт.
– Что, даже не спросите, какие именно?
Следуя приглашающему взмаху руки, я опустилась на длинную деревянную скамью.
– Убила кого-нибудь? – деловито осведомился священник.
– Нет, – я оскорбленно помотала головой.
– Обесчестила?
– Скорее наоборот, – пробормотала я себе под нос.
Отец Герберт ухмыльнулся и подытожил:
– Ну а все остальное, дочь моя, в нашем жестоком мире поправимо. Оставим беседы о Боге тем, кто в них нуждается, Он пустословия не любит. Ты писала, что нужна помощь.
Я приосанилась и поведала отцу Герберту обо всем, что мне было известно в связи с убийствами и о собственных приоритетных версиях – черные ритуалы и старые культы. Я посетовала, что не могла взять из отдела фотографии с мест убийств, но святой отец расспрашивал так досконально, в таких деталях, что под конец, я была убеждена, что картину он себе составил совершенно точную.
Отец Герберт задумался, потирая подбородок.
– Если сходу, Эрилин, то я думаю, что ваши специалисты не ошиблись. Любой культ я могу отмести сразу же – ни одно божество из тех, в кого веруют люди, не примет в дар больной орган. Это абсолютное неуважение к высшим силам.
– А если убийца просто не знал о пьянстве? Мы же тоже не сразу выяснили…
Священник покачал головой.
– Ни один священнослужитель не возьмет первую попавшуюся жертву. Из тех же соображений. Всех без разбору когда-то резали только во имя Кровавого Бога Мцани, но его последователям было далеко до изящества вашего убийцы. Не даром до сих пор на жертвенных алтарях все рисуют юных девственниц. Дело не только в чистоте и непорочности – но и в жизненной силе. Так что жертв отбирают тщательно, чтобы божество было довольно. Даже если у остальных жертв нет проблем со здоровьем, я не верю, что возможен такой прокол с первой. Что же касается запретной магии и черных ритуалов… магия оставила бы яркие следы.
