— Что вы, товарищ директор, — испугался я. — Какой же из меня бригадир? Я же в сельском хозяйстве плохо разбираюсь. Мне бы на трактор…
— Ничего, научишься, — возразил директор, — агроном и инженер помогут.
— Соглашайтесь, душечка, — подскочил ко мне Иван Петрович и взял за локоть, как бы боясь, что я могу уйти. — Соглашайтесь. Вы — моторист, двигатели знаете, а в сельской технике разберетесь, она не сложна.
— На флоте чем командовал? — спросил парторг.
— Отделением мотористов.
— Ну вот видите, значит, с людьми работать умеете. А это и в нашем деле главное.
— Все, вопрос решен! — Директор встал из-за стола. — Сейчас поедем принимать бригаду.
— Ну что? Сосватали? — спросил паренек в замызганном комбинезоне, когда я вышел на крыльцо.
— Сосватали, — неохотно ответил я.
— Куда?
— В пятую.
Паренек взглянул на меня, но ничего не сказал, только присвистнул.
— А что?
— В самую худую бригаду попал. Оттуда недавно бригадира за пьянку и всякие штучки-дрючки выгнали.
Я молча пожал плечами — не все ли равно, в какую мне бригаду идти, в плохую ли, в хорошую ли. Все едино я не справлюсь.
— С испытательным взяли? — не отставал паренек. Видимо, это было для него каким-то мерилом в отношении нового человека.
— Да нет, — с досадой отозвался я.
— Видать, ты нашему директору чем-то приглянулся, если без испытательного взял, — с уважением проговорил паренек.
— Еще бы, — усмехнулся я, — так приглянулся, что с места в карьер бригадиром назначил.
— Пятой? — с изумлением взглянул на меня паренек.
— Пятой.
— Значит, Афанасий Гаврилович вам доверяет, — вдруг переходя на «вы», сказал паренек.
— Ты чего, Виктор, нашего бригадира пугаешь? — спросил, выходя из конторы, директор. — Он и так уже напуганный. Давай заводи машину, поехали в пятую.
3
Наша машина ГАЗ-69, или, как ее называл Виктор, «бобик», весело бежит по бесконечной степной дороге, волоча за собой кудрявый пыльный хвост. Нещадно палит солнце. А вокруг — необозримые степные просторы — седоватая полынь вперемежку с колючим перекати-поле. При виде нашего «вездехода» рыжие тушканчики на мгновение замирают на задних лапках и, испуганно свистнув, исчезают в норах. Степные орлы и коршуны лениво слетают с придорожных камней и кочек и, сделав небольшой круг, опять опускаются на землю, уже позади машины.
Степи, беспредельные казахские степи, они наводят на меня грусть. Ни кустика, ни деревца. Кажется, можно ехать час, другой и никого не встретить, кроме тушканчиков и орлов…
Задумавшись, я не заметил, как кончилась степь и потянулись необозримые поля. Глянув в окно, я ахнул и попросил остановить машину. Мне приходилось видеть поля, но таких я, признаться, не видел никогда. Хлеб! Он всюду, куда ни посмотришь, на все четыре стороны уходят за горизонт пшеничные массивы. В небе, безоблачном и бездонном, летят журавли. Их нежное курлыканье еле слышно, так высоко они забрались. А я стою около машины, не в силах оторваться от золотистого моря пшеницы.
— Твое хозяйство, — говорит директор. — Пять тысяч гектаров.
— Сколько? — испуганно переспросил я.
— Пять тысяч.
— Да это же хозяйство целого колхоза! — воскликнул я, вспомнив, что в нашей артели меньше пахотной земли, чем здесь.
— А что ты думаешь, — засмеялся Афанасий Гаврилович, — у нас, брат, масштабы!
— И сколько же человек в бригаде?
— Постоянных пятьдесят, а на время уборки еще с сотню подкинем из города.
— А не мало? — усомнился я, припоминая, что у нас в колхозе работало около пятисот человек.
— Ничего, у нас техника.
Я опять попытался уговорить директора, чтобы он отменил свое решение. Но он только посмеивался:
— Не трусь, моряк, все будет в порядке. Ты думаешь, я сюда приехал из колхоза или совхоза? Нет, брат, я директором завода был — в сельском хозяйстве, как говорят, ни в зуб ногой. А партия послала — и поехал. И как видишь, работаю. И говорят, неплохо работаю.
— Отпустили бы вы меня, Афанасий Гаврилович, — сказал вдруг Виктор, с интересом прислушиваясь к нашему разговору.
— Куда отпустить? — грозно спросил директор. — Уборка на носу, а ты бежать надумал?
— Да нет, Афанасий Гаврилович, — рассмеялся Виктор, — вы меня не поняли. В какую-нибудь бригаду отпустите. А то сами говорите — скоро уборка начнется. Все работать будут, а я вас катать.
— Катать… — Афанасий Гаврилович рассмеялся и повернулся ко мне. — Видал? Хорош гусь? Все, видите ли, работают, а я с ним катаюсь.
— Что вы, Афанасий Гаврилович, — замялся Виктор, — это я вас катаю, а вы работаете.
— Так, значит, тебя отпустить, а самому пешком ходить? Хорош будет директор, ничего не скажешь.
— А мы вам старичка какого-нибудь подыщем. Правда, Афанасий Гаврилович?
— В пятую пойдешь?
— Пойду В любую.
— Ну что ж, Сергей, вот тебе и помощничек. Парень толковый, дельный и тракторист неплохой, в руках держать только надо.
— Вы уж скажете, Афанасий Гаврилович, — обиделся Виктор.
— И скажу. Избаловал я тебя. Ну ничего, Сергей к рукам приберет.
— Было б на пользу дела.
— В бригаде у тебя, — повернулся ко мне директор, — народ подобрался хороший, работящий…
— То-то на самом последнем месте плетутся, — сказал Виктор как бы между прочим, ни к кому не обращаясь и посматривая в боковое стекло.
— Понимать надо, — возразил Афанасий Гаврилович, — бригадир у них непутевый был.
Он посмотрел на Виктора, ожидая, скажет ли тот еще что-нибудь. Но Виктор промолчал, и директор продолжал:
— Народ хороший, работящий. К примеру, Василий Теплов. Один из лучших комбайнеров в области. Это, Сергей, твоя опора в бригаде.
— Хороша опора, — ехидно проговорил Сергей. — Не известно, кто кого подпирал, когда они со старым бригадиром пьянствовали.
— То дело прошлое, — возразил Афанасий Гаврилович, — а работать Теплов умеет. Недаром ему орден за прошлый сезон дали.
— Рвач он, — пробурчал Виктор, — за длинным рублем гонится. Еще не известно, как он орден заработал…
— Ох, Витька, Витька, — рассердился Афанасий Гаврилович, — и что ты такой поперечный!.. Смотри, дождешься ты у меня.
4
Так началось мое бригадирство. Ребята встретили меня хорошо. Расспрашивали, где служил, где учился. Рассказывали о себе. И только один — Василий Теплов, — знакомясь, криво усмехнулся и спросил:
— Бригадир, а что такое мотовило — знаешь?
— Брось, Василий, — остановили его ребята.
— А что бросать? — нагловато прищурился он. — Сажают нам на шею всяких… моряков. А здесь не море, здесь работать надо, хлеб растить.
— Что, по дружку своему горюешь? — спросил Виктор.
— По какому дружку?
— А какого за пьянку выгнали.
Ну и что?
— А то, не с кем стало шахер-махер делать, вот ты на нового бригадира и кидаешься.
— Ну ты, мелюзга! — угрожающе двинулся Василий к Виктору.
— Тихо! — поднял я руку. — К чему шум? Что такое мотовило, я знаю. Ясно? Есть еще вопросы? Нету? Тогда я спрошу. А ты, Теплов, что такое клотик, знаешь? Нет? Ну вот, видишь, я, оказывается, знаю немножко больше тебя.
Ребята засмеялись. Этого я и добивался. Впрочем, я не собирался скрывать, что агрономия и разные там сельхозмашины для меня — лес темный. Я, конечно, кое-что знал, как и любой деревенский парень, учившийся в десятилетке и в летнее время работавший в поле. Просто меня задел топ, каким все было сказано.
Но разбираться в отношениях было некогда. Приехал Иван Петрович проверять комбайны после ремонта. Он обнаружил много неполадок.
Когда он подошел и начал осматривать комбайн Теплова, Василий спросил:
— Иван Петрович, а когда новые комбайны прибудут?
— Новые? — переспросил инженер. — Да ты старый в порядок не привел. Как работать будешь?
— А у нас с Афанасием Гавриловичем договоренность, — лениво процедил Василий. — Как новые придут, мне один выделит. А на этой рухляди разве покажешь класс работы?