— Блядь, — сказал он по общему каналу, когда на Роджерса рухнула здоровенная железная херня, — блядский боже.

Он приподнял край какой-то фермы, и Роджерс ужом выскользнул, потопал ногами, проверяя, не сломано ли чего. Очень по-суперсолдатски — топать ногами, проверяя, не сломано ли чего.

— Ты как? — спросил он у Роджерса, и тот, метнув щит, разбил сразу три морды террористов, высоко подпрыгнув, поймал свое фрисби и утер блядские губы (отлично смотрелись на члене, чего уж).

— Нормально. Когда я был не в порядке? — Дернув его на себя, Роджерс прикрыл их обоих щитом и какое-то время они отстреливались с двух рук. — Что происходит, Рамлоу? Почему ты не с заложниками?

— Роллинз там. А я здесь.

Роджерс странно на него взглянул сквозь прорези маски и погнал вперед, дав знак держаться рядом.

Брок будто приклеился к нему, и вдвоем они быстро зачистили палубу, причем Брок скрупулезно подмечал, что Роджерс все равно бережется: никаких ебаных пируэтов под пулями и прыжков с десяти метров.

На его взгляд, это лучше всех токсикозов говорило о том, что Роджерс боится не за себя.

Ну, или у Брока затикали часики и окончательно протекла крыша на этой почве. Ма бы сказала: “Я тебя предупреждала, Брок”, - но думать об этом сейчас было выше его сил.

Нахрен. Просто нахрен.

***

Брок смотрел на него. Постоянно. Стив лопатками чувствовал его взгляд везде, где они пересекались.

Случайный любовник, ночь с которым он так и не смог выкинуть из головы. Отец его ребенка. Про Брока разное говорили, но чаще всего — что насколько тот хорош в постели, настолько же невыносим вне ее. Стив, поддаваясь желанию, надеялся, что именно это поможет им работать дальше — отсутствие личного. Переспали и разошлись. Ни одна, даже самая красивая и умная дамочка, не смогла удержать его около себя дольше нескольких ночей, а Стив и не собирался удерживать. А оно вот как вышло.

— Что ты решил? — спросила Наташа, протягивая ему яблоко. — Премия Чаплина?

— Конечно, нет. Думаю, останусь на службе, пока не заметно ничего, потом уйду в отпуск и вернусь с “усыновленным” ребенком.

— Усыновляют только в полную семью.

— Хочу посмотреть, кто мне откажет.

Наташа странно на него взглянула и обвела взглядом зал.

— Скажешь ему?

— Кому? — с Наташей бесполезно было прикидываться дурачком, но Стив попытался.

— Отцу… второму отцу ребенка.

— Нет.

— Как знаешь, — Наташа села напротив и положила свою крошечную ручку сверху. — Я бы очень хотела детей, Стив. А потому рада, что ты решил… Не слушай никого, тебе еще сто раз скажут, что весь мир важнее одного ребенка, но ты не слушай, хорошо?

Стив проглотил огромный кусок круассана, от возмущения даже не прожевав его толком и заметил:

— Мир, по сути, общий, читай — чужой. А ребенок мой. Выбор очевиден.

Стив по глазам Наташи видел, что ребенок, по ее мнению, тоже не только его, но она промолчала.

— Тони догадался, до Клинта тоже вот-вот дойдет, — вместо ожидаемого разговора о семейных ценностях, сказала она.

— Им я верю, — ответил Стив, допивая сок. — Врача мне Хелен нашла, шансы доносить до приличного срока неплохие, так что у меня все хорошо, Нат.

Наташа посмотрела ему за спину и дернула губами.

— Все и будет хорошо, Стив. С премией или без.

***

Хорошо не было. Он не мог отказаться от оперативной работы полностью, не объяснив Фьюри причины. Ник был не тем человеком, которого хотелось бы посвящать в подробности, а потому он на глазах у пристально наблюдавшего за ним Брока упаковался в бронежилет и нацепил парашют, надеясь, что Брок не разбирается в тонкостях психологии людей в положении и ничего не заподозрит.

— Ты как? — спросил Брок, которого просто не должно было быть у рухнувшей кран-балки.

— Нормально, — отозвался Стив, проверяя целостность ног — правый голеностоп ныл, но терпимо. — Когда я был не в порядке?

Брок смотрел с жадностью, как на приз, который ему только подержать дали, и Стив дернул его на себя, прикрывая. Знакомый жар сильного тела на мгновение выбил его из колеи, вызвав мучительное возбуждение, но сейчас ему было не до выяснения несуществующих отношений. У них тут заложники, между прочим.

***

Брок знал, что Роджерс еще на базе. Сидит над отчетами, небось. Надо было поговорить, выяснить, да-нет, а то он уж очень заебался. Смертельно просто заебался думать о доме с белым забором и горячем Роджерсе в койке. О его круглом пузе, полном его, Брока, генов. Если, конечно, произошло ебаное чудо и Роджерс, во-первых, залетел, а во-вторых, залетел именно от него. Самодовольства Броку было не занимать, он справедливо считал себя охуенным, и в койке тоже, так что очень надеялся, что если бы Роджерсу захотелось, он бы снова пришел к нему.

Он так размечтался о том, чтобы еще хоть раз оказаться с ним в койке, что очнулся только у самой двери кабинета непосредственного начальника, предположительно — беременного. И если очень повезет, беременного от него.

Он, мать вашу, имел право знать, верно? Малинка, перепончатые пальчики и пропавший хвост — он имел на это все право. Хотел иметь. Впервые в жизни хотел иметь право на что-то, кроме собственной остопиздевшей свободы.

Он постучал.

— Входи, — после совместной охуенно горячей ночи наедине Роджерс не трудился соблюдать особый официоз и обращался к Броку на “ты”. Когда по фамилии, когда по имени, но на “ты”, даже не пытаясь делать вид, что ему отшибло память.

Когда Брок вошел, Роджерс лежал на диване и листал на планшете уже сданные отчеты.

— Когда ты собирался мне сказать? — напрямую спросил Брок, дурея от собственной незамутненной наглости.

— О чем? — сделал вид, что не понял, Роджерс.

Брок передвинул журнальный стол ближе к нему и поставил на него огромный стакан апельсинового фреша, так, чтобы до него можно было легко дотянуться. И чертовы крекеры. На сайте было написано, что они помогали от утренней тошноты.

— Не вредно тебе вот так сидеть за полночь, например?

Роджерс посмотрел на сок, на Брока и выгнул бровь.

— Я, между прочим, тебя прикрываю. Я первым должен знать, если тебе нужна дополнительная защита, блядь, не говоря уже о… обо всем остальном.

Роджерс заломил бровь сильнее и, отложив планшет, сложил руки на груди.

— О чем ты? — наконец, спросил он, когда Брок, называя себя ослом, заткнулся, мысленно посыпая голову пеплом.

— А мне не о чем? Скачешь, как бессмертный, балки на себя роняешь, куда только твой… — он не смог подобрать слово, потому что печатного у него не было, не для другого мужика, от которого у Роджерса, возможно, ребенок. Его, Брока, ребенок. С перепонками, ушами и размером с ягоду малины. Или вишни. Сайты расходились во мнении. — Этот. Смотрит.

Роджерс ухмыльнулся и оглядел его с головы до ног.

— В данный момент он смотрит прямо на меня. Мой… этот.

У него же не задрожали руки? Облегчение и радость были такими сильными, что Брок не заметил как оказался на полу, прижимающимся щекой к колену Роджерса. Тонкий шерстяной плед был колючим, но насмешливый взгляд самой горячей порномечты с лихвой искупал все на свете: твердый пол, твердый член, колючий плед, секс только с второго триместра и желание убить каждого, кто хотя бы посмотрит.

— Мне нервничать нельзя, — спокойно предупредил Роджерс. — Так что уйди с глаз моих, Рамлоу.

— Ага, бегу, роняя по дороге части туалета. Хрен я куда теперь уйду. Потрогать дашь?

— Там все равно нечего пока, — не подумав, заметил Стив.

И тут Брок вывалил на него все, что вычитал и что успел додумать за последние две недели. Роджерс со странным выражением лица выслушал и про малинки-вишенки, и про формирование нервной трубки, ноздрей и яичек, и про исчезающий хвост, и о пользе фолиевой кислоты с витамином Е, а потом молча расстегнул куртку и задрал футболку едва не до подмышек. Брок нежно обвел кончиками пальцев кубики на твердом, как бетон взлетки, животе и подумал, отчего-то вслух: