— Я сегодня задержусь, не теряй.

— Снова факультатив? — Мало ему было учебы, он ещё и на всякие дополнительные курсы записался, оправдываясь тем, что я всё равно иногда до позднего вечера на работе, а в одиночку ему скучно. Я ещё спросил ехидно, как он раньше-то без меня жил, а Ильдар улыбнулся только. «Хуево, — говорит, — жил».

— Нет, с мамой встречусь, в кафе посидим.

— Ладно, — кивнул я. — Позвони, как освободишься, я тебя встречу, если не занят буду.

С Ильдаровой мамой я познакомился в конце сентября. Честно говоря, от встречи с ней я ожидал намного большего. Солнышко всегда отзывался о матери с теплотой, хотя ему было обидно, что она не приняла его ориентацию цвета неба, Владимир о бывшей жене тоже говорил только хорошее, так что я оказался малость не готов к тому, что мать моего Солнышка — злобная сука.

Про то, что на меня она глянула, как на грязь перед ногами, говорить и не стоит, я другого, в принципе, и не ждал. Но она проехалась катком недовольства и по Ильдару, который оказался вдруг не так одет, не так подстрижен и вообще, и по Владимиру, который много Ильдару позволяет и квартиру выбрал неудачно. А я-то, блять, думал, у меня проблемы в семье.

Несмотря на то, что за все время, что провела в гостях, эта мерзкая баба никому и слова доброго не сказала, Солнышко с Владимиром буквально рассыпались перед ней в любезностях. А после того, как она ушла, Ильдар, потупив взгляд, сказал, что у нее сложный характер, но вообще она очень хорошая. Я только кивнул — не могу же я осуждать Солнышко за то, что он свою маму любит. Очень мне за него обидно стало. Я тогда, наверное, впервые ему вслух в любви признался. Солнышко не подвел — распиздел о моем признании кому только мог, статус в социальных сетях поменял на «замужем» и вообще, издевался как мог. Но глаза его сияли, и от всяких дурацких мыслей он отвлекся, а это было самое главное.

Ещё бы самому от дурацких мыслей отвлечься. Близился суд. Чем он был ближе, тем меньше мне хотелось там появляться. Я хоть и понимал, что сейчас взять и опустить руки — последнее дело, все равно никак не мог отделаться от соблазнительной мысли от всего отказаться и не тратить попусту нервы. Хотя адвокат меня здорово обнадежил — сказал, что у меня есть неплохие шансы повернуть всё в свою сторону, если я докажу, что ухаживал за дедом сам, и чем больше свидетелей этому, тем лучше. О том, что я ухаживаю за больным дедом, знало не так много народу: Черный, Макс с Куколкой, Леха ещё, ну и Солнышко, само собой. Все они согласились дать свидетельские показания, а Куколка ещё посоветовал наведаться в больницу, куда неоднократно госпитализировали деда, и найти там кого-нибудь, кто мог бы подтвердить, что деда сопровождал я и навещал только я. В общем, я вроде как заимел все шансы на победу.

Правда, представлять, что будет твориться в зале заседаний, даже не хотелось, особенно в свете последних событий. Событие было так себе — отец, наконец, узнал, с кем я живу и почему именно там. Удивительно даже, что слухи докатились до него так поздно. И даже отчасти жаль, что не раньше — он подкараулил меня возле подъезда и начал так орать, что я думал, его сейчас кондратий хватит. Ну, сначала думал, потом надеялся, затем готов был этому поспособствовать. Ничего нового о себе, в принципе, я не услышал. И я ему не сын, и никогда он не позволит пидорасу ступить на порог квартиры его отца, да дед в гробу перевернулся от осознания, что его внук жопотрах, и так далее, и тому подобное. Я внимал этому с просто удивительным спокойствием. Ещё месяц назад я бы, наверное, уже в драку кинулся, а теперь мне было всё равно. Отец рявкал на меня, как озлобленная псина, а я уподобляться ему и гавкать в ответ не хотел. Не сдержался я только тогда, когда он начал сыпать угрозами в сторону Солнышка и его отца. Бить я не стал, просто схватил за грудки и негромко, но уверенно пообещал, что если у Ильдара и Владимира действительно начнутся проблемы, я сделаю так, что ему будет очень больно. Отец сразу понял, что я не шучу, вздрогнул даже. И слова больше не сказал, молча наблюдая за тем, как я вхожу в подъезд. Эту битву я выиграл.

Оставалась ещё одна.

========== Часть 15 ==========

В день судебного заседания я решил, что оно нахуй мне не надо, и малодушно попытался сбежать. Изловили меня Ильдар и кровожадный Куколка, жадный до хлеба и зрелищ. Куколка вообще обожал скандалы, интриги, расследования и с тех пор, как перестал сраться со своим обожаемым Максом, стал искать всё это в своем окружении. А тут такой образцово-показательный случай.

— Всё будет хорошо, — сказал Ильдар, поправляя мне галстук. Костюм пришлось купить специально для суда. Я так и не понял, что страшного случилось бы, припрись я в джинсах, тем более, что в нашем-то районном суде это вообще никого ни разу не удивило бы, но Солнышко, насмотревшийся своих ебанутых сериалов про всяких там американских белых воротничков, буквально затащил меня в магазин. Я в таких магазинах до этого и не был ни разу, и всё там пугало почти до истерики — и освещение, и пластиковые манекены в неестественных позах, и нарочито дружелюбные девочки-консультанты с фальшивыми улыбками на почти одинаковых еблах. Я пока костюм мерил, раз пятьсот себя проституткой почувствовал, но Ильдар был непреклонен. Положительные стороны были: в костюме я смотрелся полным ботаном и классическим хорошим мальчиком. Я, конечно, сильно сомневался, что я даже в понтовом костюме буду чем-то выгодно отличаться от отца в форме, но спорить с Ильдаром не стал, с ним спорить себе дороже.

Солнышко уже который раз взял ситуацию в свои руки и развел такую бурную деятельность, что я только диву давался. К началу судебного заседания оказалось, что Ильдар умудрился собрать всех, кто ранее согласился дать показания в мою пользу. Сам я ещё напомнить им о заседании так и не решился, переступить через свою ебучую гордость даже тогда, когда это крайне необходимо, было очень сложно. Зато уже перед зданием суда, в окружении близких мне людей, которые от меня несмотря ни на что не отвернулись и вполголоса обсуждали, как устроят грандиозную пьянку в отсуженной мною квартире, у меня сердце сжималось просто. Ещё немножко — и я бы, наверное, скупую мужскую слезу обронил. Осознавать, что ты кому-то нужен, что многим на тебя не плевать — дорогого стоит. И хотя бы ради этого стоило бороться.

***

Оказалось, что все это время мои страхи были необоснованны. Отец, хоть и вел себя как распоследнее мудло, устраивать в зале заседаний цирк не стал, так что криков в стиле «не получит этот пидорас квартиру!» я так и не дождался. Я, конечно, понимал, что все это потому, что он боялся очернить свою репутацию, ведь у такого со всех сторон положительно сотрудника правоохранительных органов сына-гея никак не может быть, но все равно испытал огромное облегчение от того, что мои сексуальные предпочтения на всеобщий обзор не выставили. Обвинений в том, что я безответственный, неблагодарный потенциальный нарушитель закона, избежать не удалось, но я так к ним привык, что никак на это не отреагировал, что в конечном итоге пошло мне даже на пользу: я со стороны казался спокойным, уравновешенным и уверенным, а отец нервным и дерганым, особенно когда дело дошло до показаний свидетелей.

Этот бой я тоже выиграл. Мы.

Я, Солнышко, Макс с Куколкой, Черный и даже Леха.

***

Мысль о том, что мне нужно отблагодарить Ильдара за всё, что он для меня сделал, пришла в мою голову не без помощи алкоголя. Нажраться я успел как раз до такой степени, чтоб чувствовать острое чувство вины за такого неидеального себя и огромное чувство благодарности к Солнышку, который меня не бросил, который помогал, который любил.

Был бы я трезвый, ни за что бы на это не решился, но вдатый, я решил, что лучшая благодарность Ильдару — это дать то, что он хочет.

То есть дать.

Подумаешь, жопа. Ничего ей не будет. И вообще, никто от этого ещё не умирал. А может, Макс был прав, и Ильдару самое главное не сам процесс, а осознание, что этот самый процесс он может осуществить.