Табита стоит во дворе. Нэнси с Джеки на руках удаляется в сторону ангара, Скотт и Мак в своей двухместной машине уже катят по размокшим ухабам к шоссе.
126
"Девять тысяч фунтов! - ошеломленно повторяет Табита. - Да о чем она? У меня и половины этого нет".
Она пробирается по разбитой дорожке к своему такси. "Девять тысяч фунтов! С таким же успехом могла бы сказать миллион". Негодуя, она садится в машину, машина трогается. Она уже стосковалась по Амбарному дому, где чистота и порядок, а главное - покой, безопасность.
Но два часа спустя, когда она сидит за чайным столом напротив старого Гарри и тот что-то чирикает над поджаренной пышкой, а в начищенном серебре отражается все свое, знакомое, тоже начищенное и натертое до блеска, в ней просыпается ярость. - Девять тысяч фунтов! И о чем она думает? Она не имеет права. А все потому, что этот Джо Паркин такой никчемный человек.
Гарри удивленно поднимает голову. - Ты что, Тибби?
- Ничего. Я молчу.
- Ну, как там Нэнси?
- Как и следовало ожидать. Лучшего не заслужила.
Через две недели она вторично удивляет данфилдскую семейку своим посещением. Приезжает неожиданно, очень возбужденная, из чего Паркин заключает, что она либо пьяна, либо свихнулась; ругает грязь на дороге, два или три раза спрашивает, почему самолеты не летают, отчитывает Нэнси за то, что не отдыхает регулярно каждый день, отказывается от чая и отбывает.
Паркин в бешенстве. - Не желаю, чтоб эта старая кошка за мной шпионила. - И накидывается на Нэнси: - Распустеха, хоть бы причесалась, голова как воронье гнездо.
Но Нэнси будто и не слышала. - Она не шпионит, она терзается.
- Ну и пусть терзается, только не здесь.
- Я в тот раз намекнула насчет денег. Кажется, подействовало.
А Табита и правда, как говорится, не в себе. Как ей быть? Молитва не помогает. Она сидит в церкви нахмурив лоб, с широко раскрытыми глазами, а в мозгу вихрем кружатся образы и впечатления. Священник толкует о нравственном разброде, царящем вокруг, потому что в людях оскудела вера, а она вдруг чувствует, что ее душат одновременно слезы и смех. Она едва успевает выйти на воздух и, сидя на чьей-то могиле, сморкается и пробует себя вразумить: "Ну чему смеешься, глупая ты старуха? Туда же, истерику закатила".
Служба кончилась, из церкви повалил народ, и Табита вскакивает и спешит домой - голова гордо вскинута, лицо выражает решимость и твердость.
Но твердости нет. В этом внезапном водовороте чувств что-то сломалось, растворилось. Ее сорвало с привязи, и теперь она ощущает только, как противные силы швыряют ее из стороны в сторону. Выходит, что с Нэнси она связана узами, которые сильнее любви. Она злится на взбалмошную, чувственную девчонку, но где-то на более глубоком уровне неотделима от нее. Вот и сейчас, когда она мчится по улице в съехавшей на глаз шляпе, с длинной седой прядью, подпрыгивающей на воротнике пальто, и пытается внушить встречным, что она прекрасно владеющая собой, почтенная и высоконравственная старая дама, - она живет жизнью Нэнси. Она трудится с нею рядом, юлит перед ее Джо, чтобы не испортить ему настроение, нянчит ее ребенка, прикидывает, как свести концы с концами, готова на все, лишь бы сохранить ее семью.
И вот она у себя, в Амбарном доме, но ей чудится, что сам этот дом, который она только что обновила и приукрасила, укоряет ее, как старый слуга, как верная Дороти. Столы и стулья и те словно говорят: "Не можешь ты нас покинуть. Ты перед нами в долгу".
Гарри даже сквозь свою дремотную отрешенность уловил в ее тревоге что-то новое и ворчит: - Ну что с тобой, Тибби? Не можешь посидеть спокойно. Ты поберегись, не то опять перебои начнутся.
- Не могу я быть спокойной, Гарри. Это все из-за "Масонов". А вдруг...
- Что?! - Мрачные предчувствия всколыхнулись в нем с новой силой. - Я же говорил, быть беде. Ты никогда не умела вести хозяйство. - И бормочет сердито: - Зря я отказался от той комнаты в Брайтоне.
- Но, Гарри, тебе нельзя жить одному.
- Все лучше, чем с этой миссис Тимми.
- Может быть, я могла бы взять тебя с собой, - еле слышно роняет Табита.
- С собой? Куда?
- Если б мне пришлось переехать.
- Переехать? Это еще что за выдумки? Чего тебе не хватает?
Табита молчит. Она знает, что ее слова - уступка неодолимой силе, одной из тех сил, что рвут ее на части. Но оттого, что она произнесла их вслух, сила эта оформилась. Это уже не смутное побуждение, а Идея. И идея эта сразу же объявляет ей бой, чтобы подчинить себе смятенную, измученную волю.
127
Три недели спустя, когда Нэнси остался какой-нибудь месяц до родов, Эрсли с удивлением узнает, что Амбарный дом и "Масоны", а также большая часть обстановки идет с торгов. Но очень скоро люди приходят к выводу, что этого следовало ожидать. Ведь миссис Бонсер - старый человек. Да, за последнее время много чего изменилось. Не диво, что она решила удалиться от дел и отдохнуть на старости лет.
Зато в Данфилде Табита теперь предстает в новой роли - как опытный финансист. Она сама приобрела за шесть тысяч фунтов долю в Центральной компании воздушных сообщений с условием, что после ее смерти эта сумма, оставаясь под опекой, переходит к Нэнси; а Центральная со своей стороны приняла в долю "Данфилдский прокат" с его тремя компаньонами и двумя самолетами.
Макгенри для них ценное приобретение, Скотта они согласны взять пилотом. Вся трудность в Паркине: пилот он ненадежный, механик посредственный, коммерческого образования не имеет; однако поверенный Табиты договорился, что место ему найдут и жалованье платить будут.
Сама же Табита, запустившая в ход всю эту цепь грандиозных преобразований, пребывает в состоянии тяжело больного человека, который, решившись на серьезную операцию, лежит под легким наркозом, а сознание его сквозь ужасы, отчаяние, смутные надежды и острые приступы боли все возвращается к мысли: "Это было неизбежно", к смирению обреченных.
Амбарный дом кричит ей на все голоса: "Предательница! Убийца!" Она не смеет смотреть в глаза ни креслам, ни-саду. Она покорно молчит, когда Дороти, начав с неожиданно гневного взрыва, громко сетует, что кругом обижена, что ей некуда приклонить голову, одна дорога - в богадельню да в могилу. И потом сама не может опомниться, получив должность старшей горничной в Гранд-отеле с жалованьем втрое выше прежнего.